Венгрии не повезло. На ее равнинах коннице вольготно, и здесь были сосредоточены почти все наши казачьи корпуса вместе с нравами, которые отнюдь не исчезли среди казаков после прихода советской власти.
Таким было начало «нерушимой» венгерско-советской дружбы, в крепости которой нас уверяли еще недавно. Да и какая дружба у медведя с котом? Последнему без конца приходится думать о том, чтобы сосед, в очередной раз решивший расправить затекшие члены, не раздавил его ненароком, как наша армия хрупкую Венгрию. К счастью, вскоре была проведена операция в масштабах всего фронта, в результате которой была выловлена вся эта братия во Христе, болтавшаяся по рокадным дорогам. Кое-кого расстреляли на месте, а большинство попало на пересыльный пункт фронта и на передовую. Венгры спасались от казаков по-разному. Например, в Ердатарча, хозяин, знавший слегка русский язык, прикрепил ко мне соседскую девочку лет четырнадцати, Бежи, которая по его просьбе, должна была мыть мои сапоги и топить печь. Венгр сказал, что считает меня порядочным человеком, а определение девочки в качестве прислуги является единственным спасением от вездесущих казаков. Можно себе представить, каково приходилось венграм прифронтовых населенных пунктов, если по рокадным дорогам, как выяснилось после их отлова, бродило более пятидесяти тысяч этих бандитов. Нашлись и в нашей дивизии любители порезвиться, впрочем, дорого заплатившие за это, о чем позже.
На аэродроме в Туркеве мы не задержались. Уже через несколько дней нас перебросили на аэродром Тапио-Серт-Мартон, километрах в десяти от города Цеглед, спокойного венгерского провинциального городка. Хорош был и аэродром с идеальными подходами. Отсюда мы летели на сопровождение штурмовиков, долбивших города Хатван и столицу Венгрии — Будапешт, а также для прикрытия конно- механизированной группы Плиева. В Венгрии начались сильные дожди, и над землей повисли туманы, обычный ноябрь в этих местах. Боевая активность авиации резко снизилась. Но уже в первых числах декабря погода немножко улучшилась, и мы получили задание — сопровождать бомбардировочную дивизию нашей пятой воздушной армии, идущую на Будапешт: два полка «ПЕ-2» и полк «Бостонов». До Будапешта было рукой подать, и когда мы вышли на цель, я был поражен красотой этого города, очень напомнившего мне Киев. На высокой стороне Дуная — Буде, громоздились памятники и великолепный королевский дворец, которые мы вскоре разнесем вдребезги, на нижней стороне — Пеште, ровными, красиво расчерченными квадратами выстроились прекрасные европейские многоэтажные дома. Над самим Будапештом бомбардировщики разошлись веером. Одни пошли бомбить мосты через Дунай, напоминавшие мне киевский Цепной, другие в сторону вокзала, а третьи, которых я прикрывал, — на здание парламента, где, согласно данным разведки, заседали хортистские депутаты. Хорошо было в то время — объяви всех гитлеровцами и хортистами, и никакой неясности. Всего над Будапештом в тот день висело 90 бомбардировщиков и 90 истребителей. Колонна для захода на бомбежку выстраивалась над нашим аэродромом Тапио-Серт-Мартон, где наши истребители подстраивались к бомбардировщикам, делавшим круг над облачностью на высоте 2600 метров. Колонна была построена девятками и шла волнами. Это бомбардировщики, а мы, истребители, по парам шли сбоку, сверху и снизу. Сзади сковывающая эскадрилья.
По венгерскому парламенту наносил удар полк «ПЕ-2», который заходил на бомбежку с юго-запада вдоль Дуная. Над самым парламентом наша колонна попала в сильную зенитную завесу, но шла, не сворачивая, и без потерь. Как только красивейший венгерский парламент, гордо вознесший свой купол, окруженный готическим лесом колонн над Дунаем, оказался в перекрестии авиационных прицелов для бомбометания, то штурман полка первым нажал кнопку бомбосбрасывателя. Бомбы «ФАБ-50», пятидесятикилограммовки, летели вниз через каждые пятьдесят метров с интервалом в полсекунды. Примеру штурмана последовал весь полк. Некоторые самолеты имели на своем борту и стокилограммовки. К счастью, этого груза оказалось мало для красавца-парламента, создавая который, венгры вложили в толщу гранитных стен всю прочность своей вековой мечты о самостоятельном государстве. Наши бомбы, как шарики, отскакивали от мощных крутых боков купола и улетали вниз, где разрывались в нижней, плоской части здания. Было более десяти попаданий прямо в парламент, а большинство бомб упало во двор, до и после цели, что было счастливой удачей для венгров. Зная, что бомбежка парламента носит скорее пропагандистский характер, мы не расстраивались. К счастью, «Летающие крепости» союзников пожалели Будапешт. Даже могучие стены парламента вряд ли устояли бы, оказавшись среди адского «ковра» из тонных бомб, которыми устилали немецкие города американские и английские бомбардировщики. Во время этих ударов, равных по силе среднему землетрясению, рухнули дворцы Дрездена, о которых уже никак не скажешь, что они были сооружены хуже, чем в Будапеште.
Когда наши бомбардировщики отбомбились, и сделав правый разворот, пошли на свой аэродром, в воздухе появились истребители противника, взлетевшие с пригородных аэродромов Будапешта: Буда-Фок и Буда-Ерш. Бой носил ознакомительный характер: сковывающая группа под командованием Смолякова минут пять покрутилась с немцами в хороводе, поплёвываясь очередями, и немцы от нас отцепились. Когда мы приземлились, и узнали, что и другие бомбардировочные полки отлично отбомбились и пришли домой без потерь, нам сообщили — бомбометание полка, который мы прикрывали, произвело впечатление на депутатов венгерского парламента, разбежавшихся кто куда. Вот так пришлось и мне приобщиться к традициям европейского парламентаризма и демократии. Правда, на русский манер, долбя с воздуха бомбами эти полезные вещи, так мало принятые у нас дома.
Итак, мы летали над осажденным Будапештом. Именно сюда, после завершения Дебреценской операции, в которой немцы и венгры потеряли более десяти дивизий, сместился фокус боевых событий. Будапешт на несколько месяцев стал городом-крепостью, которую нам неизбежно предстояло взять. За сотни километров к западу кипела война, но все интересы были подчинены Будапешту. Не такие уж многочисленные защитники города яростно защищались, уйдя в каменную скорлупу. Это дорого стоило столице Венгрии. Недешево и нашим войскам. Как нам рассказывали пехотные командиры, только за один день боев при штурме Будапешта со стороны Пешта наши потеряли более полутора тысяч убитыми.
Мне пришлось видеть наши войска, подходящие к фронту, состоящие, в основном, из стариков и юнцов. Танки, артиллерия и авиация были укомплектованы людьми в расцвете сил, а в пехоту совали всех подряд. Воинская часть, которая останавливалась возле нашего аэродрома в Ердатарче, более сотни километров шла по грязи, люди были предельно измучены, и мы помогли им устроиться на отдых. Пехота была плохо одета, ботинки с обмотками, ее кормили от случая к случаю, а настроение было как у скотины, которую гнали на убой. Мы невольно задавались вопросом: будет ли конец этой страшной войне? Но она не утихала.
Третьего декабря 1944-го года наш полк получил боевое задание: разведать нахождение танковых подразделений противника километрах в двадцати пяти от нашего аэродрома, где вели напряженный бой танкисты генерала Кравченко. На разведку вылетели парой: старший лейтенант Бритиков и лейтенант Николаев. Вскоре Алексей Бритиков обнаружил до сорока «Пантер» и по радио сообщил об этом танкистам. Танкисты попросили уточнить местонахождения противника, и Бритиков стал пикировать прямо на «Пантеры», обозначая место их скопления. Вскоре все оно оказалось под огнем артиллерийских и танковых орудий. Было несколько прямых попаданий. Тут как тут оказались и «Мессера». Лейтенант Николаев, прикрывая своего ведущего, сбил «Мессер».
Я уже рассказывал о гибели Миши Мазана, но хочу добавить еще несколько слов. Миша того стоит. 12 декабря 1944-го года над нашим аэродромом Тапио-Серт-Мартон была десятибалльная, трехслойная облачность. Утром прошел небольшой дождь. С интервалом в пять минут над головой, прячась в облаках, пролетали тяжелые бомбардировщики. Еще раз задумываюсь — зачем послали Мишу их рассматривать? Ведь было совершенно невероятно, что немцы подтянули такое количество своих немногочисленных «Дорнье-215». И тем не менее, по-моему, от замкомандира дивизии подполковника Ерёмина поступила команда: «Выслать пару самолетов „ЯК-1“ и уточнить воздушную обстановку в районе нашего аэродрома на высоте за облаками». Миша Мазан добровольно вызвался лететь на это непростое задание вместе с лейтенантом Николаевым. Мы держали с ним связь по радио. Сначала они пробили первый слой облаков и оказались в свободном пространстве высотой до тысячи метров. Потом пробили второй слой толщиной в полкилометра, и снова оказались в безоблачном пространстве. Потом Миша Мазан сообщил по радио, что собирается пробивать третий слой облачности. Именно здесь его ведомый, Николаев, потерял Мазана из вида и заблудился в облаках. Потом наша рация приняла два сигнала Мазана, который разыскивал своего ведомого, и его радиостанция затихла. В воздухе нарастал гул тяжелого бомбардировщика. И сразу же
