- Упырь меня задери, - проговорил Бошку, если я туда пойду…
Птицелов покосился на него.
- А как же Лия?
Бошку махнул костлявой лапищей.
- Пропала твоя Лия… И мы в этом проклятом месте пропадем, как пить дать!
- Значит, не пойдешь?
Бошку покачал нечесаной гривой.
Не обессудь, Птицелов, не пойду… Боязно что-то.
- А ты, Колотун?
Но Колотун лишь хлопал глазами и пятился.
- Ладно, - сказал Птицелов, распрямляясь. - Ждите меня… нас здесь.
- Ружжо возьми, - предложил Бошку.
Птицелов отмахнулся: обойдусь, дескать.
Зажмурился. Набрал в легкие побольше воздуху. И шагнул в странный туман, будто в отравленную реку.
Этого Птицелов ожидал меньше всего.
Едва поверхность «тумана-нетумана» сомкнулась над ним, он очутился в… лесу. В самом настоящем лесу, вроде того, что по эту сторону Голубой Змеи. Впрочем, нет. Таких лесов не осталось больше нигде. Раньше были, старик Отту рассказывал, а теперь - нет. Высокие деревья с ярко-желтыми стволами и темно-зелеными кронами. Сквозь листву пробивается небывалый в Мире бело-зеленый свет. Играют на разлапистых ветвях папоротников световые пятна. Птицелов выдохнул пыльный воздух мелового карьера и вдохнул тот, что был здесь, - сладкий, напоенный незнакомыми ароматами, чистый. Его хотелось пить или даже есть. Кромсать сочными ломтями и запихивать в себя сколько влезет.
У Птицелова пошла голова кругом. В какой-то миг он начисто забыл о том, зачем сюда проник. Засмеялся, как несмышленыш, заметался между истекающими янтарным соком стволами, заорал, как полоумный. Дурни, мы дурни… Зачем жить там, где отравлены воздух и вода?… Зачем рожать уродов, обрекая их на недолгую жизнь рядом с неумолимой смертью?… Ведь вот - безопасное место!… Он же совсем рядом - Норушкин карьер!… До него дойдут даже дети!… А больных и старых можно унести на носилках… Надо обязательно привести сюда Лию… Пусть другие откажутся, не пойдут… А Лию обязательно надо привести… Здесь она выздоровеет, пополнеет, станет красавицей… А если не захочет или не сможет прийти, принести на руках… И пусть кусается, сколько сил достанет…Птицелов замер, будто споткнулся. Довольное бормотание, в котором вместилось столько бессвязных мыслей, оборвалось. Птицелов вспомнил, что Лия уже здесь. Именно сюда прицел ее Темный Лесоруб, чье прозвище - другое ими смерти. И не привел даже, а принес, потому что она не могла или не хотела сюда идти. Не могла или не хотела… Хотеть удел живых… а мертвые не могут ни хотеть идти, ни просто идти… Если это место смерти, подумал Птицелов, то лишь покойникам открыта сюда дорога. Значит, я тоже мертв?! Растерзан упырями на пути к Норушкиному карьеру… Хорошо, а Бошку, Колотун и остальные? Их же здесь нет!
Ясность не приходила, мысли путались и переплетались, завиваясь одна вокруг другой. Он осмотрелся заново, уже не как восторженный несмышленыш, а как разведчик и охотник. Что мы видим перед собой? А видим мы просвет между деревьями. Птицелов, крадучись, прячась за стволами, пробрался к поляне. Диковинная поляна - на ней темнее, чем в лесу… Ветви деревьев сплелись наверху в колышущийся купол, сквозь который едва пробивались зеленые лучи. Птицелов не сразу заметил Темного Лесоруба. Лесоруб стоял посреди поляны - неимоверно высокий, на длинных и тонких, будто ходули, ногах; весь черный, отливающий вороненой сталью, как пистолетный ствол. Плечи у Лесоруба были непропорционально широкими, а руки - толщиной с порядочное бревно. В правой руке он сжимал топор с широким закругленным лезвием, а на левой… Птицелов едва не зарычал от ненависти. На левой Темный Лесоруб держал Лию, издалека похожую на замызганную тряпицу, небрежно перекинутую через могучее предплечье. Лесоруб стоял к Птицелову спиной, и мутант пожалел, что не взял у Бошку ружье. Пальнуть бы в эту спину дуплетом, подхватить Лию и деру! Но пальнуть было не из чего. Птицелов с сомнением оглядел свой тесак: разве что… подкрасться сзади? подсечь гаду сухожилия? Только где у него сухожилия, на ходулях этих? Зеленый свет вдруг померк, будто его выключили. Раздался пронзительный мяукающий вой: «Мряу-мррряяяууу». Темный Лесоруб попятился. В сумраке над головой Лесоруба затеплилась яркая точка, и потек от нее вниз и в стороны жидкий лиловый свет. Поначалу прозрачный, деревья сквозь него было видно, свет все струился и струился, покуда не превратился в здоровенный конус вроде термитника, но высотой с Башню. А как превратился, тут же начал твердеть, остывать, меркнуть. Хриплый мяв армии незримых тварей постепенно затих. Дохнуло холодом - даже не холодом , а крепким морозцем, какого не бывает в южных краях. Птицелов поплотнее закутался в драную ветровку, но это мало ему помогло. Он посмотрел на Темного Лесоруба и не поверил своим глазам. От Лесоруба шел пар. Теплым облаком, словно ватным одеялом, пар окутал и Лию.
Птицелов опешил: зачем согревать мертвую?!
Но Лия не была мертва. Он увидел, как замызганная тряпица на руке Лесоруба зашевелилась. Приподнялась голова на тонком стебельке шеи, бессильные руки стали искать опору.
В нижней части конуса образовалось отверстие: небольшое, круглое. Из него на заиндевелую поляну выпал сноп света. Это отверстие и этот свет живо напомнили Птицелову виденную им железную птицу и коричневого бога на берегу Голубой Змеи.
Неужели красивый молодой бог прилетел за тощей, лысой, кровохаркающей мутанткой?!
- Лия-аа!
Птицелов выскочил на поляну, занес над головой ржавое оружие… но не успел сделать и трех шагов.
Лесоруб швырнул девушку в светящуюся дыру - небрежно, будто полено в топку, - и повернулся к Птицелову. На лезвии его топора играли блики. Но Птицелов словно и не заметил этого. Он завороженно смотрел, как зарастает отверстие в конусе. И как конус медленно тает в зеленоватом сумраке.
Порыв горячего ветра хлестнул Птицелова по лицу и привел в чувство. Он увидел занесенный топор и черное безглазое лицо Лесоруба
Попятился, наткнулся на ствол поваленного дерева. Обогнул его, цепляясь за смолистую кору. Споткнулся, заорал благим матом и… вывалился из тумана в Норушкин карьер.
- Птицелов! - возопил Бошку, бросаясь на ему навстречу. - Живой, чудила!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Холоден был и пустынен Мир до начала Мирового Света…
Птицелов поглядел на птаху с желтым клювом. Ему вдруг стало стыдно за свое имя.
- Бесконечна пустыня, хранящая в себе зерна Мировых Светов, - прошамкала клювом птаха. - В этой пустыне скрыт и вопрос и ответ. Ваш разум силится отыскать смысл и всякий раз признает свое поражение. Пытаясь расширить границы познания, вы вступаете в конфликт с собственным миропониманием и вынуждены ставить перед собой еще более сложные вопросы. Совесть побуждает вас к действию, в то же время разум сбит с толку. Вы вынуждены мыслить доселе недоступными категориями, и все ваше естество противится этому. Но ваша совесть не дает поблажки, она побуждает еще сильнее, и задача усложняется по экспоненте, со временем становясь абсурдной. Попробуйте систематизировать свои знания, свои чувства и свои мысли. Предполагаю, что у вас возникнет ряд вопросов меньшего, чем основная задача, масштаба. Решив их, вы одолеете половину пути. А пройдя половину пути, вы не позволите себе отступить.
Птаха расправила крылья, гаркнула в лицо Птицелову хрипло и совсем не умно. Взлетела с насеста, перелетела к дальней стене подвала и уселась на кормушку. Закачался от порыва ветра единственный масляный светильник. Затрепетало красноватое пламя, грозя погаснуть. Угрюмый ящер-мясоед выполз из скрытого тьмой угла. Поставил на бедро Птицелова когтистую шестипалую лапу, разинул пасть и высунул раздвоенный на конце язык. Птицелов обмер. Мясоед обнюхал тесак, который обнаружился у человека за поясом. Несколько раз быстро коснулся лезвия языком.
