— Наука. Век разума. Он внимательно посмотрел на меня. Его глаза казались абсолютно спокойными, однако я уловил какой-то странный отблеск. Неожиданно я почувствовал, что свободен от всех ограничений. И вместе с освобождением захотелось закричать. И я закричал.
Затем снова взглянул ему в глаза. — Вот поэтому нам нужны такие техники, как превращение, — сказал он мне.
Он указал на мою руку: «камень». Я разжал кулак и посмотрел на него. — Прежде чем мечтать о превращении, тебе необходимо удостовериться, что это мечта, а не фантазия. Я знаю, ты учишь техникам претворения мечты в реальность. Это важно. Но как ты проверяешь, что действительно хочешь материализовать именно это?
— Я говорю людям, что они должны быть абсолютно уверены, и что их намерение должно исходить из самого сердца.
— Отлично. Однако есть и другой метод. Маленький фокус Меняющих облик. Если ты доверишься мне, я тебе его покажу. Откинься назад. Закрой глаза. Позволь себе расслабиться. Вот так. Почувствуй, что ты стекаешь на землю. Начни с пальцев ног. Поднимайся вверх по телу. Твои колени, бедра, локти. Освободи свои мышцы, почувствуй, как тело впитывается в пирамиду и по ней стекает к земле. Полностью расслабься. Расслабь все тело, включая лицо и голову. Хорошо. Хорошо. Теперь представь нечто, что, возможно, является твоей мечтой.
Его голос звучал очень успокаивающе. Я немедленно подумал о превращении в ягуара и попытался это увидеть.
— Попытайся создать трехмерный образ, своего рода, — как вы это называете? — голограмму.
— Никак не приходит, — перебил я. — Что не приходит? — Несмотря на вопрос, его голос оставался спокойным.
— Трехмерный образ. Моя мечта — превратиться в ягуара. Но я не могу этого увидеть.
— Возможно, ты недостаточно знаешь энергетическое поле ягуара. Сосредоточься сейчас на чем- нибудь попроще. Ягуар придет позже, если ты захочешь. Пусть это будет превращение во что-то менее сложное, вроде сгустка энергии.
Пока он говорил, это появилось: мягкий золотой шар, размером примерно с грейпфрут.
— Я вижу. — Посмотри на него со всех сторон. Двигайся вокруг него. Шар необъяснимым образом из золотого стал синим, увеличился в размерах, его диаметр был примерно равен моему росту.
— Это должно быть целостное переживание. Почувствуй этот шар. Я увидел, как вхожу в сгусток энергии. Точнее, я не шел, а просто медленно скользил в него. Однако я осознавал, что другая часть меня сидит на вершине пирамиды. Меня было два. Когда я подошел к сгустку энергии, все потеряло четкость. Как будто я начал смешиваться с ним.
— Теперь, — донесся до меня голос Вьехо Ицы, — увидь камень. Да. Позволь камню двигаться вокруг этого видения, прикасаясь к нему, задевая. Не торопись.
Я наблюдал за тем, как двигался мой камень. Синий шар энергии, в котором теперь находился мой образ — невидимый, единый с шаром, — казалось, получал наслаждение от прикосновений камня. Я чувствовал радость и понял, что это было ощущение, которое испытывал сам шар.
— Когда камень сделает полный круг и вернется туда, откуда начал, спроси, была это мечта или фантазия.
Когда я сделал это, то не колебался ни секунды. Я знал ответ. — Мечта, — сказал я. — Почувствуй, что ты вернулся обратно на пирамиду. Когда будешь готов, открой глаза.
Я сел, щурясь от солнечного света. Моя ладонь лежала на колене, в ней, как котенок, лежал камень.
— Магия, — произнес я. Затем посмотрел на Вьехо Ицу.
Он кивнул. — Можешь называть это так. Но прежде чем мы отправимся дальше, вернемся к техникам изменения мечты, которые ты используешь. Ты сказал, что научился им у шуаров, кечуа, яванцев и тибетцев. Какое удивительное сочетание, особенно для бизнесмена! Как ты научился всем этим приемам?
— Первый урок был ужасным. Воспоминание заставило меня улыбнуться, хотя тогда все происходящее было более чем серьезным. Я только что окончил школу менеджмента и был готов с головой окунуться в водоворот жизни. И вдруг заглянул прямо в глаза смерти.
Глава 8
УРОКИ ОХОТНИКА ЗА ГОЛОВАМИ И АНДСКОЙ ЦЕЛИТЕЛЬНИЦЫ
Я умирал. Я чувствовал себя таким одиноким и покинутым в дебрях одного из самых обширных тропических лесов на планете, в деревне индейцев-шуаров, которые вели войну с соседним кланом. У меня начались судороги, я потерял тридцать пять фунтов веса за пять дней. Одежда висела на мне как на вешалке. Я с трудом мог добрести от хижины до уборной. До ближайшего врача было два дня пешего пути — два дня для здорового человека.
Сначала я думал, что у меня расстройство желудка, которое скоро пройдет. Затем — что это простуда. На шестой день сбылись самые ужасные предположения. Меня всегда учили заботиться о здоровье. Семья и школа привили знания о важности правильного питания и соблюдения гигиены. Но я решил жить так, как живут шуары. Я ел их еду и пил их чичу — бражку, которую женщины готовили, пережевывая корни маниоки (кассавы) и выплевывая их в посуду, где и происходил процесс брожения.
Обувь и одежда не просыхали целыми днями, пока я бродил по тропическим лесам. Я получал удовольствие от всего этого, ощущая себя бунтарем. Но был беспокоен. А теперь платил за все. Смерть была близка.
Я лежал под навесом и старался не поддаваться жалости. Волны гнева, страха и отчаяния накатывали на меня. Почему я не следовал советам семьи и учителей? Я то терял сознание, то приходил в себя.
Старуха-шуарка, которая ухаживала за мной, появилась в дверях. — Время пришло, — сказала она. — Знаю, — сказал я и заплакал. — Нет, нет. — Она прикоснулась к моему лбу. — Не умирать. Жить.
Мой муж здесь.
Она осторожно подняла мою голову. Он стоял в дверном проеме, пожилой человек, научивший меня стрелять из духовой трубки отравленными дротиками.
— Я видел анаконду, — сказал он. — Она сказала, что твоя судьба — жить. Через меня она поможет тебе выжить.
Той ночью они с помощью сына отнесли меня в их дом. Это был типичный дом шуаров, примерно пятьдесят на тридцать футов, овальной формы, построенный из узких досок, поставленных таким образом, чтобы видеть окружающие джунгли, но происходящее внутри было недоступно наблюдению извне. Дом покрыт переплетенными пальмовыми листьями. Полом служила утрамбованная земля, которая подметалась несколько раз в день. Они положили меня на деревянную кровать рядом с очагом в центре помещения. Пожилая женщина, ее сын, невестка и их ребенок удалились в угол дома.
Старик сидел на стуле рядом со мной. На нем были набедренная повязка и головной убор, сделанный из желтых и багряных перьев тукана. Лицо было разрисовано узором в виде змей. Казалось, он хранил молчание целую вечность. Затем его жена принесла еще одну табуретку и села рядом с ним. Они поговорили шепотом. Она склонилась над огнем, и я видел, как она перелила что-то из тыквы-фляжки в меньшую емкость, похожую на наперсток из ореховой скорлупы. Он взял скорлупку, прошептал несколько слов и залпом выпил.
После этого он начал петь. Мелодия была причудливой, а голос не похож на человеческий. Он начинал с высоких, пронзительных нот. Постепенно спускаясь вниз по гамме, он заканчивал мелодию на глубоких, рычащих звуках. Затем начинал сначала. Меня глубоко взволновали эти пугающие и вместе с тем восхитительные звуки, и я уже прикидывал, как мог бы описать это пение в дневнике. Самое близкое описание, которое я придумал: пение дрозда, переходящее в журчание стремительной реки и заканчивающееся рычанием дикого зверя.
Внезапно шаман замолчал. Он и жена склонились над огнем. На этот раз он держал маленькую чашку, пока она наливала в нее жидкость из тыквы-фляжки. Он снова запел над чашкой, но на этот раз спокойнее.
