работал Верерт. У меня неплохая память, и я хорошо представлял себе эту гостиницу. Мне не стоило никакого труда задать Верерту несколько вопросов о расположении помещений гостиницы и обязанностях официанта в ресторане.
Верерт отвечал сбивчиво и всячески старался уклониться от ответов на конкретные вопросы. Вскоре мне стало ясно, что он никогда не был официантом и не служил в той антверпенской гостинице, о которой упоминал в своих показаниях.
Не отличался правдивостью и рассказ Верерта о его жизни в Куртре. Он не смог описать руководителя местной организации Сопротивления, не назвал ни одного имени членов организации.
Для меня стало совершенно очевидным, что Верерт — немецкий агент. Я сказал ему, что не верю его показаниям. Во-первых, он не фламандец, во-вторых, он не официант, в-третьих, деньги, изъятые у него при задержании, не являются его трудовыми сбережениями. После этого я потребовал от Верерта признания.
— Но я говорю правду, — запротестовал Верерт.
— По-видимому, вы принимаете меня за глупца, — ответил я. — Какой же вы фламандец, если не можете бегло говорить на родном языке? Возможно, вы и бывали в гостинице, но только в качестве гостя, а не официанта ресторана. Человек, долгое время проработавший в гостинице, знает каждый ее уголок, а тем более зал ресторана. Вы же не смогли ответить на мои вопросы. Давайте не тратить время впустую. Советую вам во всем признаться.
— Я говорю правду, — настаивал Верерт.
Так продолжалось еще несколько часов. Я вновь и вновь возвращался к тем местам в показаниях Верерта, которые могли уличить его во лжи. Но он не сдавался, и я решил сделать перерыв.
На следующий день я позвонил в контрразведывательную службу бельгийского правительства в изгнании, и попросил одного из офицеров помочь установить личность Верерта. Мне нужно было, в частности, доказать Верерту, что он лжет, выдавая себя за фламандца. После нескольких минут разговора с Верертом в моем присутствии офицер подтвердил мои подозрения и сказал, что задержанный наверняка не фламандец.
— Что вы на это скажете, господин Верерт? — спросил я. — Мой коллега — фламандец. Он разговаривал с вами на родном для вас языке и считает, что вы не фламандец.
Верерт упорно стоял на своем. Даже после того как мой бельгийский коллега ушел, он продолжал твердить, что говорит только правду.
Допросы Верерта превратились в своего рода состязание в терпении. Я не сомневался, что, в конце концов, мне удастся сломить волю Верерта, но сделать это нужно было как можно быстрее. Поэтому я решил прибегнуть к трюку, который, как мне казалось, сразу опровергнет версию Верерта о том, что он официант.
Должен признаться, что я не заручился разрешением начальства на проведение этого трюка. Группа следователей, в которой я работал, подчинялась тогда министерству внутренних дел, сотрудники которого проявляли чрезмерную мягкость в обращении с подозреваемыми агентами противника.
В данном случае я намеревался прибегнуть к методу, который наверняка вызвал бы протест сердобольных сотрудников министерства внутренних дел.
Я знал одного бельгийца-беженца, проверка которого уже закончилась и показала его полнейшую преданность делу союзников. В скором времени его должны были освободить из лагеря для интернированных. Звали его Франсуа. Вот его-то я и попросил помочь мне разоблачить Верерта.
Верерт был вызван ко мне в кабинет, а пять минут спустя появился Франсуа. Он поздоровался со мной и, повернувшись к Верерту, воскликнул:
— А, Жюль Верерт! Что ты тут делаешь, грязный шпион? В последний раз я видел тебя у дверей шпионской школы в Антверпене!
Верерт был ошеломлен. Он побелел и прокричал в ответ:
— Вы лжец! Кто вы такой? Я вас вижу в первый раз! — Затем, обращаясь ко мне, Верерт продолжал: — Я протестую! Какое он имеет право называть меня шпионом?
В ту же минуту Верерт повалил Франсуа на пол и стал душить его. Только вызванный мною конвой сумел унять разбушевавшегося Верерта. Когда порядок был восстановлен, я спросил Франсуа:
— Можете ли вы под присягой заявить, что этого человека зовут Жюль Верерт и что он немецкий шпион?
— Да, — уверенно ответил Франсуа.
— Спасибо. Извините за беспокойство. Вы свободны. С этими словами я сделал знак одному из конвойных, и тот увел Франсуа.
Верерт долго не мог прийти в себя. Он был настолько поражен случившимся и взволнован, что допрашивать его в тот момент мне показалось бессмысленным.
— Вы теперь понимаете, в каком тяжелом положении оказались, — заметил я, провожая Верерта с конвойным. — У меня были только подозрения, а теперь уже есть свидетель, готовый под присягой подтвердить, что вы шпион. Ваше дело безнадежно. Идите и тщательно все обдумайте. Когда будете готовы рассказать всю правду, приходите ко мне снова.
Час спустя мне принесли записку от Верерта, в которой он просил встречи. Я тотчас же приказал привести его.
Верерт, видимо, сильно нервничал. Едва войдя в кабинет, он, не дожидаясь моего вопроса, прокричал:
— Я не Жюль Верерт и не официант. Я врач. Зовут меня Андре Верно. Я из Парижа.
Я предложил ему сесть и успокоиться, а затем попросил подробнее рассказать о себе.
— У меня была хирургическая клиника в Брюсселе, — после долгого молчания произнес Верерт — Верно.
— Хорошо. Продолжайте.
Но это было все, что мне удалось от него услышать. Он не ответил ни на один мой вопрос и продолжал повторять, что он врач, что его зовут Верно, и что он жил в Брюсселе. Из остальных его показаний следовало, что он беженец и действительно проделал весь тот путь, о котором рассказывал раньше.
С моей точки зрения, этот человек несомненно был немецким агентом. Возможно, что он действительно врач, но это не исключало возможности использования его немцами в своих интересах. Такие случаи уже были. Врач — выгодная профессия для шпиона, и если бы Верно удалось проскочить через наши сети, он мог бы принести немецкой разведке немалую пользу.
Я решил еще раз обратиться за помощью в бельгийскую контрразведку и попросил сообщить все имеющиеся у нее данные об Андре Верно. Оказалось, что у бельгийцев действительно было досье на этого человека, но когда я познакомился с делом, то был готов сгореть от стыда.
Выяснилось, что Верно давно известен бельгийской полиции как содержатель подпольного абортария. Получая огромные доходы от своей преступной деятельности, этот человек стал настоящим богачом и все свои накопления хранил в швейцарском банке. Незадолго до вторжения немцев в Бельгию полиции был выдан ордер на арест Верно, но ему удалось скрыться. С лета 1940 года ни бельгийской контрразведке, ни гестапо, разыскивавшим Верно, о нем ничего не было известно.
На этом дело Андре Верно закончилось. У нас не имелось оснований задерживать его, и он был передан бельгийским властям. Насколько мне известно, Верно остался в Англии и работал в хирургическом отделении клиники, которая обслуживала сотрудников аппарата бельгийского правительства в изгнании.
Моя интуиция подвела меня в деле Жюля Верерта, но, к счастью, об этой ошибке никто из моих коллег по контрразведке так и не узнал.
Суровый суд
В начале 1941 года абверу удалось завербовать одного из тех голландцев, которые по заданию
