— Держите, комиссар, свои боевые реликвии!
Разбитые часы А. С. Данилова и пуля сейчас хранятся в Минске, в музее истории Великой Отечественной войны.
После перевязки Горюнова попросила отнести носилки с летчиком в хату Степаниды Степановны Вишняковой, у которой она квартировала. Уложив комиссара в постель, военфельдшер попрощалась и побежала догонять свой батальон. А перед Андреем прошла вся его жизнь.
Данилов вспоминал, как он, крестьянский парень с Поволжья, по комсомольской путевке пришел в авиацию. Ему тогда минуло 20 лет. В 1932 году вступил в Коммунистическую партию, а через год успешно окончил Оренбургскую школу пилотов. Затем служба в гомельской штурмовой бригаде 'Ультиматум', Бобруйск, Скидель… Военная служба накрепко связала летчика с Белоруссией. И вот он лежит израненный. Где сейчас жена, детишки? 'Если выживу, а выжить я должен, — думал Андрей, — то обязательно сведу счеты с фашистами'.
Он забывался и проваливался в короткий беспокойный сон. Во сне ему чудился смертельный штопор, нагло ухмыляющееся лицо фашистского аса. Данилов со стоном вздрагивал и просыпался. В горле пересыхало, и он тихо просил пить.
Хозяйка дома старательно ухаживала за раненым. Через несколько дней пришли военные санитары и увезли Данилова в санчасть понтонного батальона. Военврач Лизогуб, наблюдавший за воздушным поединком, подошел к комиссару и сказал, что его хочет видеть немецкий летчик, которого он таранил. Оказывается, гитлеровец выбросился с парашютом и остался жив, только повредил ногу. Данилов, хотя и чувствовал себя плохо, дал согласие на такую непредвиденную аудиенцию. Он сразу узнал вражеского летчика. Спесивость и самоуверенность и тут не сходила с лица немецкого майора.
— Я есть ас. — Гитлеровец показал на железные кресты. — Это за Бельгию и Грецию. А кто ты? Данилов зло сверкнул глазами:
— Я советский человек, а ты обыкновенная фашистская сволочь!
На этом аудиенция закончилась.
…Поезд увез израненного комиссара на восток, в тыловой госпиталь. Потянулись долгие недели лечения. Не успели еще раны полностью зажить, а Данилов уже выписался из госпиталя. Прибыв в Москву, позвонил в отдел кадров политуправления ВВС.
— Как? Как, вы сказали, ваша фамилия? — раздалось в трубке.
— Старший политрук Данилов. Андрей Степанович Данилов, — повторил он.
— Сейчас не время шутить, — послышался строгий голос. — Комиссар Данилов погиб в неравной схватке в первый день войны…
А когда Андрей Степанович зашел к кадровикам, они долго беседовали с 'погибшим' летчиком, прежде чем дали ему направление в часть.
Потом был вызов в Кремль, где Михаил Иванович Калинин, вручая Данилову высшую награду Родины — орден Ленина, сказал, что хорошо бы вот так всем посмертно награжденным оказаться живыми.
Немного времени спустя Андрей Степанович во главе эскадрильи новеньких истребителей на одном из промежуточных полевых аэродромов нашел свой полк, в списках которого он значился погибшим.
Так коммунист А. С. Данилов вернулся в боевой строй. Он сражался с гитлеровскими захватчиками на Волховском фронте, защищал колыбель революции — Ленинград.
И только после очередного ранения, когда врачи категорически запретили ему летать, Данилов в звании подполковника прибыл к нам в полк замполитом. Вот тогда-то мы и узнали о его удивительной судьбе.
Выше среднего роста, спокойный, подтянутый, слегка припадающий на левую ногу, он ничем не выделялся среди командного состава полка. Только на левой стороне его гимнастерки поблескивали ордена Ленина и Красного Знамени, а на правой были нашиты полоски за ранения. Все прониклись к нему чувством большого уважения, продолжали называть комиссаром.
Но недолго Андрей Степанович пробыл у нас. Через полгода, преодолев недуг, снова поднялся в небо. Ничто не могло удержать его на земле. Уж такой у него характер — характер советского патриота, коммуниста. Он отлетал всю войну, на его счету 134 боевых вылета и 9 сбитых фашистских самолетов. После победы над гитлеровской Германией
А. С. Данилов принижал участие в разгроме Квантунской армии милитаристской Японии. Командовал истребительным полком, был помощником командира авиадивизии, получил еще одно ранение и опять остался в строю крылатых соколов.
Родина по заслугам отметила его ратные подвиги. К орденам Ленина и Красного Знамени прибавились ордена Отечественной войны, Красной Звезды и девять боевых медалей.
О подвигах Андрея Степановича Данилова помнят в Белоруссии. Он почетный гражданин города Гродно. Его имя носит пионерская дружина Черленской восьмилетней школы. На здании этой школы прикреплена мраморная доска со словами: 'В районе Гродно — Черлены 22 июня 1941 года вел неравный бой с фашистскими стервятниками летчик А. Данилов. Сбив два вражеских самолета, он таранил третий и, будучи ранен, посадил самолет на месте Черленской школы'.
Когда мимо мемориальной доски проходят пионеры, они салютуют ей. Мужчины почтительно снимают фуражки, а женщины — свидетельницы тех далеких, грозных событий, — вспомнив минувшее, тихонько смахнут набежавшую слезу. Приезжающие сюда туристы постоят минуту в молчании.
Спасительница Данилова бывший военфельдшер Нина Николаевна Горюнова сейчас живет и работает в Кустанайской области. Она часто рассказывает детям о подвиге бесстрашного комиссара. Данилов с ней переписывается, они навещают друг друга.
После войны Андрей Степанович по состоянию здоровья был уволен из армии в запас в звании подполковника. Некоторое время он летал на гражданских самолетах, обслуживал геологоразведочные партии в Карелии и Поволжье, готовил в учебном центре ДОСААФ будущих летчиков.
В настоящее время А. С. Данилов трудится в городе Аткарске Саратовской области. Он возглавляет районное отделение Общества охраны природы. В родном городе его многие знают и гордятся своим земляком-коммунистом.
Бонжур, камарад!
Как-то майским днем 1943 года командир эскадрильи капитан Сибирин сказал мне:
— Приготовься! Полетим к французам.
Я знал, что неподалеку базируется эскадрилья французских летчиков- добровольцев 'Нормандия'. Но у них, кажется, никто из наших летчиков еще не бывал.
— А зачем полетим?
— Кто знает, может, будем разом 'люльку качать' 3, а может, и драться вместе придется, — уклончиво ответил Сибирин.
— Вы, командир, видимо, все знаете, но не говорите.
— Все знать может только бог, — отшутился комэск, — а мы с тобой должны выполнять приказ: посмотреть, как летают французы, какое у них настроение, какие взаимоотношения.
Через полчаса 'небесный тихоход' По-2 приземлился на аэродроме Васильевское.
— Бонжур, камарад! Здравствуй, товарищ! — приветственными возгласами встретили нас пилоты 'Нормандии'.
На них были френчи со своими знаками различия, фуражки с желтополосыми околышами, добротные советские сапоги. Через плечо у каждого висел летный планшет, а на поясном ремне — наган или пистолет 'ТТ'. Многие курили сигареты, пыхтели трубками.
Мы познакомились с такими известными летчиками, как Жан Тюлян, Альбер Литольф, Ролан де ля Пуап, Альбер Прециози, Марсель Лефевр, Альбер Дюран и другие, об отваге которых уже были наслышаны. Нас поначалу удивило их фамильярное обращение друг к другу: 'Барон', 'Виконт', 'Мой командир'. Но потом привыкли к этому. Вне полетов французские летчики не соблюдали чинопочитания. Среди них были выходцы и из дворянской среды, и из простых рабочих семей. Но все горели одним желанием — сражаться с фашистами. Их фамильярность не
выходила за рамки приличия, они относились друг к другу уважительно.
Мы не знали французского языка, а французы плохо понимали по- русски. На помощь пришел врач 'Нормандии' лейтенант Ж. Лебединский, который владел тем и другим языками. Мы сразу нашли
