девчатами…' — думалось мне. Но то были лишь благие желания.
6 июня четверка наших истребителей вылетела на перехват двух немецких разведчиков 'Фокке- Вульф-190'. Ее возглавил заместитель командира 3-й эскадрильи старший лейтенант Василий Архипов. Одновременно с аэродрома Дубровка взлетела четверка Яков полка 'Нормандия'. Вместе с бывалыми пилотами на свое первое боевое задание поднялся молодой летчик младший лейтенант Морис Шалль.
В заданный район обе четверки прибыли почти в одно время. Немцы, заметив 'ястребки', сразу же перешли в пикирование и на бреющем полете укрылись. Шалль, боясь потерять из виду своего ведущего, не спускал с него глаз и поэтому не заметил ухода врага. Когда же увидел идущий со стороны солнца самолет, обстрелял его. Тот начал снижаться, оставляя за собой шлейф черного дыма.
Возвратившись на свой аэродром, обрадованный младший лейтенант доложил о своей победе. Но в штаб 'Нормандии' поступило сообщение о том, что одним из французских летчиков подбит самолет 18-го гвардейского истребительного полка. Побледневший Шалль сразу понял, что допустил роковую ошибку. Только теперь ему стало ясно, почему атакованный им истребитель не оказывал сопротивления.
Этот печальный случай стал достоянием высшего командования. Морис Шалль очень боялся, что его отправят обратно во Францию. Это считалось в полку 'Нормандия' позорным наказанием. Молодой летчик чистосердечно признал свою вину, глубоко раскаялся и заверил всех, что искупит ее кровью.
Учитывая обстановку и то, что Шалль был в первом боевом вылете, наше командование сочло возможным оставить его в полку.
Как-то неприятельскому разведчику Ю-88 в сопровождении двух истребителей Ме-109 удалось километров на двадцать проникнуть в глубь нашей территории. В это время в воздухе находился только один командир полка Анатолий Емельянович Голубов. Получив по радио координаты, он быстро обнаружил фашистских стервятников и с ходу атаковал ведущий ' мессер'. Ведомый пытался преградить советскому самолету путь, но безуспешно. Подожженный Голубовым истребитель упал на виду у всего личного состава нашего полка.
Теперь Голубов вступил в бой с бомбардировщиком. Вражеский летчик попытался спастись бегством. Но не тут-то было. Як настиг его и поджег. Выбросившийся с парашютом немец приземлился недалеко от нашего аэродрома. Это был опытный летчик с железным крестом. Заикаясь от испуга, он, как попугай, повторял:
— Гитлер капут. Гитлер капут…
— Если Гитлер капут, зачем же вы воюете? — спросил генерал Захаров.
— Все время мне сопутствовал успех, — понуря голову, отвечал пленный. Нидерланды, Бельгия, Франция, Греция — все я прошел. У Геринга осталось совсем мало ветеранов его воздушного флота. Сейчас в Германии готовят летчиков за шесть месяцев. Они вожжами только могут дергать, как кучер, криво улыбаясь, откровенничал немец. — Если мы, асы, не можем справиться с вами, то этим сопливым слюнтяям и подавно тут нечего делать.
Весь личный состав горячо поздравлял командира полка с победой в воздухе. Мы и раньше знали о его боевом мастерстве и бесстрашии. Теперь он подтвердил свое умение в труднейшей обстановке. 'Батя', как все любовно называли командира полка, был старше всех нас и намного опытнее. Он по праву считался одним из лучших летчиков-истребителей не только в дивизии, но и во всей воздушной армии. Высокий, стройный, с приветливой улыбкой и мягкими жестами, наш командир пользовался огромным уважением личного состава. Есть люди, которые с первого взгляда располагают к себе. К ним относится и Анатолий Емельянович Голубов. Человек большой доброты, сердечности и неподдельной искренности — таким я знаю его и по сей день.
Советское командование готовило крупную операцию. В этом мы окончательно убедились, когда нашей эскадрилье поставили особую задачу сопровождать и прикрывать военно-транспортный самолет с высоким начальством в район Невель, Полоцк, Витебск, Гомель. Позже узнали, что целью этих полетов была координация действий авиации фронтов. Неделю нам довелось выполнять задание, после чего Главный маршал авиации А. А. Новиков поблагодарил летчиков эскадрильи, пожелал успехов в предстоящих боях за полное освобождение Советской Белоруссии.
Утром 23 июня мы перелетели на аэродром Дубровка, где базировались полк 'Нормандия' и две эскадрильи нашей части, чтобы совместно сопровождать большие группы бомбардировщиков. Было приказано нанести массированные удары по железнодорожным станциям и местам скопления живой силы и техники врага в районе Витебск, Орша, Толочин, Богушевск, Крупки, Борисов. В тот памятный день советские войска перешли в решительное наступление против ненавистного врага на территории Белоруссии. Начала осуществляться операция 'Багратион'.
Наступление было настолько стремительным и неудержимым, что сразу же подавило и деморализовало многие фашистские части. Пленные немецкие солдаты и офицеры в растерянности бормотали, что Гитлер дал приказ любой ценой удерживать занимаемые позиции, уверял, будто 'девятый вал' русских разобьется о их мощную, глубоко эшелонированную оборону, однако все рухнуло…
Мы ежедневно делали по 2–3 вылета на разведку немецких войск и скопления техники, забираясь в тыл врага на 80-100 километров. Я летал в паре с Алексеем Калюжным, а Владимир Запаски со своим тезкой — Баландиным. Пара французских летчиков полка 'Нормандия' прикрывала нас от внезапного нападения фашистских истребителей.
Как-то мы с Калюжным зашли к Жаку Андре и Шарлю Монье, чтобы подробно обсудить предстоящий полет. Они не спеша пили кофе.
— О-о-о! Камарад Николай и Льёша! — радостно поднялся навстречу Жак. Просим к столу!
— Что наши русские друзья предпочитают? — любезно осведомился Шарль, держа в одной руке термос с горячим кофе, а в другой — с чаем.
— А что пьют французы? — спросил Калюжный.
— Жак — кофе, а я — русский чай, — смеясь, ответил Шарль.
— Ну, а мы будем и то, и другое, — сказал я и присел к столу.
Поговорили о деле. Потом Шарль взял гитару, тронул струны и запел
французскую песенку.
Когда мы собрались уходить, Жак Аидре серьезно сказал:
— Николай, разведку ведите спокойно, назад можете не оглядываться. Я и Шарль гарантируем вашу неприкосновенность.
Мы произвели глубокую, обстоятельную разведку железной и шоссейной дорог на участке Орша — Борисов, отыскали места скопления вражеской пехоты, танков, полевой и зенитной артиллерии. Удалось выявить, в каком направлении отступают немцы, где закрепляются для обороны, каковы их силы. Во время полета нас бдительно охраняли Андре и Монье. Мы доставили ценные сведения о противнике. Разведданные
тотчас же были переданы в штаб дивизии, а оттуда в штаб армии.
Каждый день сводки Совинформбюро приносили радостные сообщения. 27 июня освобождена Орша, 28 июня враг изгнан из Могилева, 29 июня знамя свободы взвилось над Бобруйском… Части Красной Армии уже находились в моих родных местах. Сердце от радости билось учащеннее.
29 июня моросил частый мелкий дождь. Плотные облака окутали землю на высоте 200–300 метров. Такая погода считалась ограниченно летной. Несмотря на это, утром из штаба дивизии пришел приказ: любой ценой добыть разведданные о противнике на направлении главного удара наших войск. Меня и Владимира Баландина вызвали на командный пункт. Подполковник Голубов поставил задачу — произвести разведку участка шоссейной дороги в районе Крупна, Борисов, Смолевичп. Вместе с командиром полка выбрали наиболее безопасный маршрут и профиль полета. С задачей справились, в этот раз данные разведки передавали по радио открытым текстом.
Только выполнили задание, как поступила команда вторично вылететь по тому же маршруту. Враг, вероятно, не ожидал, что в такую погоду у него в тылу могут появиться советские самолеты. Поэтому первый полет прошел сравнительно спокойно. Зенитки открывали огонь с большим опозданием. Теперь же немцы встретили нас ураганным огнем. Маневрируя скоростью и направлением, иногда скрываясь в облаках, мы сумели уклониться от вражеских снарядов и пуль.
Приземлившись, подтвердили виденное в первом полете. Указали участки, где было особенно большое скопление техники и живой силы врага, пометили на карте места, откуда немцы вели наиболее
