каждой темной аллее, в каждом закоулке. Трудно было не услышать ее упоительный шепот! Но Никола был глух к щебетанию в парках. Он спешил по парижским улицам, следуя за своим носом. В борделях судьи и банкиры жевали сало толстых женских бедер. На тротуарах уличные девки надували золотые губки. Сквозь смех они кричали:
— Эй, месье, вы заняты? Вы что, собираетесь провести вечер в одиночестве?
У Теслы было свое определение любви. Париж был центром мира, а Национальная библиотека была центром центра. Там он с любовью читал ранние рассказы Мопассана. С любовью разглядывал здания на бульваре Османа. Таращился на мансарды, гадая, кто там живет, и знакомился с демонологическим бестиарием на крыше кафедрального собора. С любовью посещал оперу и — хотите верьте, хотите нет — выставки. Еще с дней, проведенных в Карловаце, живопись для Николы ассоциировалась с голодом. Стоило ему войти в галерею, как он вспоминал жареного цыпленка. Тем не менее он дисциплинированно кивал перед цветными пятнами в рамах на стенах «Дюран-Рюэля»[7].
С любовью Никола относился к своей скромной комнате в квартале Сен-Марсо, «предместье мучеников», которое еще помнило Парижскую коммуну. Вдова Жубер, у которой он квартировал, каждого первого числа вырывала у него из рук деньги за жилье. Хотя Тесла платил ей и за мыло, она вечно старалась спрятать его, дожидаясь, пока Никола сам не купит новый кусок. Рядом с квартирой вдовы проживала парочка с неопределенным семейным статусом. Вечерами там раздавался трагический мужской голос: «Ты уже не любишь меня так, как прежде!» Напротив обосновалась старушка с серым лицом и парализованным мужем, которого она выводила на улиточные прогулки.
— Добрый день, месье Тесла, — всегда первой здоровалась старушка.
— Добрый день, мадам Маскар.
Спустя некоторое время Тесла познакомился с соседом, который кричал: «Ты уже не любишь меня так, как прежде!» Его фамилия была Лабас, звали его Гастон, по профессии он был биолог. Однажды, когда они разговорились на лестнице, биолог предложил Тесле:
— А почему бы вам не зайти ко мне в институт и не заглянуть в микроскоп?
Тесла пришел. Тесла заглянул. И пропасть разверзлась под Парижем. В освещенном кружке он увидел гоббсовский мир невидимых существ. Эти создания были волосатыми. Эти создания рвали на куски других таких же.
— Они пожирают друг друга! — с ужасом воскликнул Тесла.
После взгляда в окуляр микроскопа он купил пять кусков мыла и, едва вернувшись из города, тщательно вымыл руки. Он бы после этого и носа из дому не высунул, если бы снаружи не было так интересно! На бульваре Сен-Марсель играла гармоника — сиротский орган. Ему казалось, что соседская гармоника — сестра-близнец той, что звучала в Граце. Чуть дальше дежурил другой уличный музыкант, с печальной шарманкой и веселой обезьянкой. Рядом с ним глотатель огня выглядел как дракон. Еще дальше фокусник переливал воду из рукава в карман. Сорвавшийся с дерева лист, танцуя в воздухе, упал в шляпу нищего. Тот отбросил его и улыбнулся щербатым ртом.
Тесла изголодался по этим бульварам, знаменитым сопрано, книгам. Он хотел как можно больше узнать о достижениях французских электротехников. А получив жалованье, он превращался в Людовика XIV. С пачкой банкнот в кармане он отправлялся в кафе «Ongle», где метрдотель был похож на премьер-министра. После восьми закусок он достигал вершины пира — зайца в лимонном соусе. На закуску он съедал ложечкой замороженное шампанское, которое облегчает пищеварение. Остаток месяца Никола питался в таверне «Два брата», где столовались угольщики. Все посетители сидели за одним большим столом и ели единственное блюдо — гуляш «бургиньон», запивая его бочковым вином.
— Как дела? — кричал Тесла в парижское утро.
В теплые месяцы он каждое утро плавал в Сене. Потом пешком отправлялся в контору «Компани континенталь Эдисон де Пари» в предместье Иври-сюр-Сен. Ему хватало часа, чтобы добраться до рабочего места. По воскресеньям он отдыхал, занимаясь греблей. Синие и черные пятна растекались по поверхности воды. Когда гребля утомляла его, он ложился на дно лодки. Мосты над Сеной закрывали вид на небо. Над рекой пенились облака.
В сентябре начинались дожди. Город приспосабливался к сизой масти городских голубей. В ноябре Тесла начинал пользоваться конкой. Человеческая общность, теснившаяся в этом средстве передвижения, воняла бульоном. Кратковременное сближение с толпой импонировало одиночеству чужака. В первую осень он выжил благодаря переписке. Он не забыл старых друзей и регулярно отвечал на письма Медича и Кулишича. Сигети сообщал ему, что разорвал очередную помолвку. Тесла вздохнул: талантливый инженер, а тратит время на ерунду!
Каждое утро в половине восьмого он завтракал в Иври с французскими и американскими инженерами. Друг Эдисона, Чарльз Бэтчелор, говорил с сильным британским акцентом, и Тесла с трудом понимал, чего он от него добивается. У Бэтчелора была такая красивая борода, что человека так и тянуло дотронуться до нее.
— Я так много работаю, что даже не успеваю спланировать завтрашний рабочий день, — жаловался Бэтчелор Тесле.
Тесла смущенно поведал ему о своем моторе на переменном токе. Бэтчелор погладил холеную бороду и пробормотал, что Эдисон и Вернер фон Сименс — противники переменного тока. Изобретатель выслушал это с терпеливой улыбкой. Он нисколько не сомневался, что это заблуждение вскорости будет развеяно. Едва закрепившись в «Компани континенталь Эдисон де Пари», он уговорил Тивадора Пушкаша написать письмо Сигети в Пешт и предложить ему работу в Париже.
Однажды месье Пьер Ро влетел в кабинет Теслы и прошипел:
— Ужас!
— Что случилось?
Во время открытия вокзала в Страсбурге произошло короткое замыкание. Часть стены обрушилась в присутствии императора Вильгельма I.
Фирма не хотела скандала.
Короче говоря, Теслу посылали в Страсбург.
— Если сумеете все это закончить, — задыхаясь, обещал директор компании, — то не пожалеете.
И он назвал головокружительную сумму.
Никола взял с собой в Эльзас Сигети, который только что приехал из Пешта. Носильщик едва поспевал за ними, поскольку атлет Сигети взял с собой гантели. Друзья оказались в Страсбурге, городе, окруженном водой. В Страсбурге Тесла впервые вкусил от сладкого плода зрелости. Он общался с действительно богатыми людьми на равных.
Было ли это обыкновенной жизнью?
Нет, наш герой никогда не жил обыкновенной жизнью. Он всегда был заложником безответственного чуда. Вспышки света невозможно было контролировать. Когда золотое забрало падало на его глаза, решения вместо него принимал космос. И в Страсбурге, как и в Пеште, ему ничего не стоило оказаться вне общества. Спать он ложился рано, потому что под веками у него разыгрывалось нестерпимое сияние. Разветвленная крона нервов светом отвечала на колебания и сигналы звездного неба.
А что еще? Да, да, он организовал работы, платил инженерам и отсылал в Париж сообщения. По окончании рабочего дня закрывал кабинет и отправлялся выпить по стаканчику с Ипполитом Бозеном. Француз Бозен когда-то был мэром Страсбурга. Он жестом призвал Теслу полюбоваться дворцом Рогана. Город пострадал во время Франко-прусской войны, но не в такой степени, как в XVIII веке во время Религиозных войн.
— Два века тому назад люди пожирали друг друга, — мрачно произнес Бозен. — Ну и что? Пошли в ресторан!
Хозяин спросил гостя, что тот читает. Тесла ответил, что «Жизнь» Мопассана. Бозен обрадовался. Он уже прочел рассказ Мопассана о проститутке и прусском офицере, напечатанный в каком-то сборнике.
— Мне очень приятно, что вы не из тех инженеров. — И Бозен поднял руки к уголкам глаз, имитируя шоры.
Тесла таким же движением прикрыл глаза:
