Выстрел заглушил град.
Молния стерла человеческие лица.
Гул прекратился.
Улыбаясь губами, словно зашитыми хирургом, Toy вышел из ресторана. Уайт разбил лбом тарелку. Его рыжие волосы окрасились кровью. Оглушенный выстрелом и пулей, архитектор под крики и звон упавших приборов ухватился за накрахмаленную скатерть.
Газеты писали о духоте той ночи в ресторане на крыше, писали о перепуганных дамах и о перламутровой рукоятке револьвера Toy. Писали о скандальной жизни Уайта.
— Мой Бенвенуто Челлини, — заплакал Тесла, услышав об этом. — Потом шепнул: — Миллионеры убивают художников.
В своем мнении наш герой остался одиноким.
Разбив лбом тарелку, Стэнфорд Уайт в предсмертной судороге упал прямо на первую полосу нью- йоркской газеты. Его трагедия, как и недавнее убийство сербской королевской семьи, превратилась в бульварный фарс. Вскоре никельодеоны Эдисона начали крутить
Благородный Нью-Йорк закружился в карнавале лицемерия.
Общество прониклось пониманием неуравновешенности и ревности убийцы. Было совершенно не важно, что образ жизни Toy был ничуть не праведнее жизни Уайта. Нью-йоркское общество, некогда обожавшее Уайта, совершило ментальный кульбит и решило ужаснуться его жизнью, которая, положа руку на сердце, не была ни уникальной, ни не известной обществу.
— Меня погубят бабы, влюбленные в своих попов, — часто шептал больной туберкулезом Приап.
Лицемеры опять шептали, что покойник был рыжим Паном, скакавшим по жизни, руководствуясь импульсами собственного члена. «Моральную нечистоплотность» Уайта перенесли и в деловую сферу. Начали поговаривать о том, что среди остатков его ренессансной коллекции полно подделок. Мало кто из общества пожелал отметиться на его похоронах. Не появилась даже Кэтрин Джонсон.
Тесла был одним из десятка людей, стоявших у могилы под теплым дождем первого июльского дня. Бормотание священника сливалось с барабанящим по зонтам дождем.
Комья земли застучали по крышке гроба.
Тесла вспомнил, как говорил Уайт:
«Эрос есть некая энергия или тайна, с которой желает слиться мужчина».
Все новые комья летели на крышку гроба.
«Люблю, когда женщина в первый раз показывает мне святые места своего тела», — говорил Уайт.
Комья земли…
Тут были дети Уайта. Страдающие плечи его жены Бетси были расправлены. Здесь были слуги, незнакомая плачущая девушка и пара репортеров, похожих на гиен. Пропал Уорденклиф, самый знаменитый проект века, убит его архитектор, славивший жизнь.
«Если бы все мои оргазмы слились воедино, от меня ничего бы не осталось! — слушал Никола голос Стэнфорда. — Я, как Зевс, всегда хотел быть и лебедем, и быком, и золотым дождем».
Холод и тепло опять поменялись местами.
Комья земли стучали, стучали и стучали.
Той ночью Сатана во сне Теслы громко хохотал на кресте.
Тесла удерживал друга за руку, но Мальстрём унес его в холод космоса.
Это было ужасно несправедливо.
Он терял всех, кто становился дорог ему.
Не было Стевана. Он не отвечал на телеграммы Роберта и Кэтрин.
Когда они в последний раз были вместе…
Были ли они счастливы?
91. Кони-Айленд
— Поехали на Кони-Айленд! — воскликнул Стеван Простран.
Пурпурные флаги воспоминаний трепетали на ветру…
И они поехали.
Были: Роберт и Кэтрин, миссис Меррингтон, Уайт с супругой и сыном Лоуренсом, он и Стеван.
Что они увидели в раю для бедных?
Увидели менестрелей и чревовещателей, мальчика с собачьим лицом, самого татуированного человека в мире, краснощекого атлета, дрожащих живых скелетов и череп Христа.
Видели механизм для игры в шахматы. Карликов. Глотателей огня. Курительниц опиума. Восковых кукол. Ученых-френологов. Автоматоны. Леди Мефистофелес и Дворец иллюзий.
— Ах! Дворец иллюзий! — воскликнула Кэтрин Джонсон так, словно собиралась упасть в обморок.
Миссис Джонсон и миссис Уайт коротко переговорили с женщиной, которую родовое проклятие превратило в змею с человеческой головой.
— Чем вы питаетесь? — спросили они.
В ответ на это женщина-змея искренне затрепетала и ответила:
— Мотыльками.
Потерянный красный шар поднимался над шатрами, над Кони-Айлендом, над океаном.
— Напоминает Всемирную выставку в Чикаго, — шампанским голосом прошептала миссис Меррингтон.
Все это Тесла видел в воспоминаниях.
— Это… — предвосхитил Уайт миссис Джонсон, — это называется
Уайт смерил ее быстрым взглядом бабника.
— Обрати внимание на слова Кэтрин, — предупредил он Теслу. — Они всегда несколько глубже, чем слова Роберта.
Только Уайт видел ее невидимость.
А Кэтрин принципиально презирала его как блядуна.
— Он думает, — злилась она, — что дьявол защитит его, потому что Уайт выступает на его стороне.
Среди трогательных шарманок, клоунов на ходулях и детей, лижущих сахарную вату, Стэнфорд Уайт в тот день был печален.
— Страсть человеческая, — пробормотал он. — Страсть человеческая — овца, которую вечно стригут.
Все это воскресло в памяти Теслы. Он видел огненные волосы Уайта и его холеные усики.
В тот день, ровно три года тому назад…
Он подумал, что все они достаточно несчастливы.
Теперь, задним числом, они выглядели веселыми, счастливыми и даже молодыми.
Вокруг, держа надкусанные оладьи и сосиски, радостно смеялся святой народ. Народ верещал, носясь на роликах, покупал яркие вещицы и рассматривал Бруклин с колеса обозрения, похожего на колесо Ферриса. Кэтрин воскликнула:
— Как вам это нравится?
Он видел ее в воспоминаниях.
Он видел себя, засмотревшегося в глаза своей души.
В тот день репортер спросил его, почему бы ему не построить свою башню не в Уорденклифе, а на Кони-Айленд?
Здесь это, по крайней мере, было бы забавно. Фокусник переливал воду из шляпы в рукав и карман.
