твоей Люды хорошо.
Действительно, нам хорошо. Вечер мы проведем все вместе. Как большая четырехголовая улитка, которая живет в вигваме.
Только я думаю об этом — в нашу дверь звонят.
Люда, по пояс мне, изгибается под непосильной ношей. На одном плече школьный ранец, на другом рюкзак. К животу прижат порвавшийся пакет с продуктами.
— Они дороже стоят, чем я взяла у вас, — говорит она, впихивая мне пакет.
На шее у нее глиняный колокольчик с выставки. Она снимает его.
— Это вам. Вот, сама Ёрзова. Авторская работа.
Она делает американский оскал. На лице — краска, размытая слезами.
— Я буду у вас жить.
— Входи, — говорю. — Нет, вещи пока не выгружай. Попьем чаю. А вечером я позвоню твоей маме, и мы подумаем, что делать.
Людина мама заявляется сама.
— У меня пропали деньги, — с порога заявляет она. — И продукты из холодильника. Я, в отличие от вас, четко знаю, что говорю. Надеюсь, вы не будете отрицать…
Я протягиваю ей пакет с деликатесами.
— Мы ничего не трогали…
— И это, — она показывает на колокольчик. — Ёрзова, авторская работа.
Колокольчик в ее руках слабо звенит.
— Этого я, доча, тебе не прощу, — говорит Людина мама, вешая его себе на шею.
— И не прощай. А я тут жить останусь.
— В этом зверинце? — Людина мама смотрит на меня. — Если вы сейчас же не вмешаетесь, я вызову милицию.
Какая разница, как все кончается.
Назавтра я опаздываю на работу. С недосыпа тошнит, во рту — гадкий вкус, голова кружится.
Соседка по кабинету, бухгалтер Светлана Павловна, смотрит с любопытством.
— Твой шеф забегал.
— И что?
— Тебя спрашивал. Опаздывать не надо.
— Что вы хотите от меня! — взрываюсь я, наконец. — От человека можно требовать только то, что он может делать, а то, что он не может делать, от него требовать нельзя. Я на работу хожу, чтобы нам с детками продержаться как-нибудь, с голоду не помереть. А то, что дома, для меня главное, понимаете? Главней работы! Да если хотите знать, если бы я жила в какой-нибудь Швеции, я бы на каждого из своих детей получала бы вот это … сумму… Не ниже прожиточного минимума. На каждого! И тогда я бы вообще не работала. По крайней мере, не имела бы ничего общего с нормированным рабочим днем.
Она смотрит на меня и говорит:
— Езжай в Швецию.
