определение — булочка.
Учителя я нашел только в одном из небольших залов в самом верху, он сидел в огромных наушниках, забившись в угол, за книжным стеллажом. Да я бы не заметил его, прошел мимо, если бы не увидел край его белой одежды. Я подошел. Ну, понятно, деваться ему было некуда. Как говорится — я загнал его в угол. Я спросил, типа:
— Что вы от меня убегаете?
(Здесь не было вообще-то такого, как «ты» и «вы». Как в английском. Хоть я плохо рубил в английском, но это-то рубил. Не было ни мужского, ни женского рода. Было что-то среднее. Иначе, как тогда обращаться к пятну? Ведь это было самое что ни на есть «оно». Упрямое и очень обидчивое. Общение здесь, даже с отцом, было прямое и без всяких там вежливостей — пожалуйста, спасибо, большое спасибо. Нет, этого не было. Было то, цитируя пятно, что оно есть. Так что все, что я сообщаю о моем общении — это мой вольный перевод.) Короче, я спросил: — Почему вы от меня убегаете.
— Не хочу, чтобы меня узнали. Я здесь бываю инкогнито.
— А где вы бываете?
— В другом месте. Иногда заглядываю — поесть мороженого, что-нибудь полистать… И пускаюсь обратно…
— Куда?
— Кто ты? Почему так много вопросов?
— Я ваш ученик.
Учитель очень удивился:
— Ученик? Не помню такого. У меня было много учеников. Тебя среди моих учеников не было. Да ты и слишком мал для этого.
— Я прочел вашу книгу. Она у меня здесь. — и я показал на свою грудь.
Учитель задумался.
— Ты очень талантливый. Ни один из моих учеников не смог выйти за земные пределы. Ведь я не просто появляюсь здесь, не только поесть мороженого и заглянуть в библиотеку. Я жду, может, кто-нибудь из них появится.
— Я могу им что-нибудь передать.
— Ты мальчик… Где ты возьмешь деньги, как доберешься до Гималаев, пересечешь несколько стран?
— У меня есть другой способ.
— Разве ты не понял? Эти миры не пересекаются. Если ты не можешь набрать горсть океанского песка, как ты сможешь поговорить с моим учеником?
— Но они же путешествуют?
— Вы путешествуете по разным местам. Постой, у меня был один из твоей страны. Плохой ученик. Нетерпеливый.
Учитель еще больше надвинул наушники и отвернулся.
— Возвращайся. Я подумаю обо всем этом.
Я не двигался.
— Возвращайся, — донеслось до меня. — Мой ученик не должен быть навязчивым. Я сам дам знак.
Сказать, что встреча с Учителем меня взволновала, значит, ничего не сказать. Я был просто потрясен. А главное, чем больше времени проходило с момента этой встречи, тем больше я, если можно так сказать, «потрясался». Я никогда не был отличником, зачем уж так париться, но учился неплохо. Какие-то учителя ко мне даже хорошо относились.
А тут запустил все до последней степени. Только одно меня занимало — Учитель. Когда он подаст мне знак. И какой.
Маму даже вызвали в школу. Но мою маму голыми руками не возьмешь.
— Они твои учителя, — сказала моя мама. — Они для этого учились. Они за это деньги получают. Вот пусть сами и разбираются. А я твоя мать. Согласен?
Я согласился.
— Мне главное, чтобы ты был жив и здоров.
Действительно, я был жив и здоров. Моя мать могла спать спокойно. И в школу не пошла. Конечно, я сказал ей про Фифу. Я сказал, что один мальчик из параллельного класса, нет, она его, конечно, не знает, видел, как он выпал из нашего окна, да я показывал ему наши окна, когда мы как-то вместе возвращались из школы, так вот, этот мальчик шел мимо нашего дома и смотрел на наши окна и видел, как большой кот выпал из нашего окна и попал под машину… После этого мама еще немного поплакала, но искать Фифу перестала.
А я все ждал «знак» от Учителя. Так ждал, что даже «путешествия» надоели. Иногда прогуливался по своему любимому океанскому берегу, вот, собственно, и все. Потом я все-таки не выдержал и проявил инициативу. Побывал на Ганге и в Гималаях. На Ганге в Бенарисе был какой-то религиозный праздник, лестница к храму облеплена людьми, как насекомыми, и в этом самом Ганге плескалось их неисчислимое количество. Ужасно грязная река, даже не знаю, с чем и сравнить. Ну а в Гималаях, напротив, никого. Только снег. Снег и снег. Возможно, я просто попал в такое место. Они же дико огромные, эти Гималаи. Огромны и какие-то пустые. Незаполненное пространство. Как мне среди всего этого было найти кого- нибудь из учеников моего Учителя? Практически невозможно. Я впал в уныние, перестал что-нибудь ждать и потихоньку стал душой возвращаться к занятиям в школе…
Но вот когда ничего не ждешь, это и происходит. Такой вреднющий закон жизни. Вы не сталкивались? Я так сталкивался много раз. Уже была весна, но снег еще не сошел. Такая снежная каша. Я промочил ноги и к вечеру у меня раз — и подскочила температура. Вы, наверное, догадались, что моя мама — медсестра. Кто еще может работать на трех работах? Только медсестры и уборщицы. Говорят, она очень хорошая медсестра, она нарасхват. Я в это верю — я никогда не боялся уколов, она их делает совершенно не больно. Она даже младенчику, в его попку с кулачок, так может сделать укол, что он и не почувствует. Конечно, я горжусь. Но дело не в этом. Хоть она и медсестра, она меня лекарствами не перекармливает, налегает на народные средства. Вот и тогда она меня обкрутила-обвертела, насыпала в носки горчицы и стала поить чаем с сухой малиной, а когда температура подскочила до тридцати девяти, наоборот, раздела и обтерла спиртом.
Лежу я себе, пахну спиртом, как какой-нибудь алкоголик, а перед глазами круги и пятна… Болезнь это болезнь. Надо терпеть. Вот я лежу, терплю и от скуки эти пятна разглядываю. Одно уж больно знакомое… Так это ж мое «пятно! Сначало было маленькое-маленькое, потом все остальные пятна и круги разогнало и вот уже одно у меня перед глазами, весь «экран» заняло. «Смотри на знаки,» — кольнуло в моей больной голове. И пятно исчезло. А в руке что-то появилось. Температура уже спадала, ладонь была мокрой и в ней, в этой мокрой лужице я увидел семечко. Семечко, как семечко. Похоже на подсолнечное. Откуда оно могло взяться? Всего час назад мать меня обтирала спиртом. Кроме того, семечки у нас вообще в доме не водились. Мать говорила, что от них никакого толка, один мусор. Пошатываясь, я встал, завернул семечко в бумажку и положил в свою школьную сумку.
На другой день температура спала, чувствовал я себя, если не считать слабости, нормально, но мать запретила мне идти в школу. Целый день я слонялся по квартире, как неприкаянный, ничем дельным заниматься не мог, даже смотреть телевизор. Иногда доставал семечко — семечко, как семечко, ни холодное, ни теплое и пахнет семечком. Вечером позвонил Вася Че., последнее время мы опять немного сдружились, во всяком случае ко мне он стал менее агрессивен, но звонить друг другу… такого не было.
— Ты что, заболел?
— Нет, — сказал я. — Уже нормально.
— Папаша хочет, чтоб я съездил к дядьке, сказал — возьми кого-нибудь из друзей. Вот я и звоню.
— Это далеко?
— Полтора часа на автобусе. За билеты я заплачу.
Зачем это мне было, тащиться куда-то, да еще полтора часа, да еще с Васей Че.?
Вася скис и голос у него стал жалобным.
