необходимо подвергнуть психологическому анализу христоликих героев Достоевского, необходимо отыскать те животворящие силы и законы, которые ими управляют. При этом следует иметь в виду, что личности эти исключительно сложны и не поддаются никакому рационалистическому анализу. В них неразрывным образом переплетается земное с небесным, естественное с запредельным, человеческое с Божественным. Их души сотканы из евангельских добродетелей: веры и молитвы, смирения и кротости, любви и надежды, доброты и милосердия, братолюбия и боголюбия. Каждая из этих добродетелей в отдельности, прежде, чем вселиться в них, производит в душе очень сложные психологические процессы и рождает подвиг. В этом подвиге участвует весь человек, всем своим существом. Огромным усилием и упорным трудом человек постепенно претворяет евангельские добродетели в составную часть своего существа, и так до тех пор, пока они не станут душой его души и сердцем его сердца. Вся личность такого человека находится в непрестанном христолюбивом подвиге и взлете, неутомимо совершенствуется по подобию Христову [287] и постепенно становится христоподобной.
Здесь вся наука, основанная на многовековом опыте верных последователей Христовых, православных подвижников и святителей. Они собственным трудом создали и в совершенстве освоили с помощью своего жизненного опыта особую науку, науку о нравственном возрождении и духовном совершенствовании человека. В центре этой науки — чудесный Лик Богочеловека Христа: к Нему идут через все христианские подвиги, к Нему тяготеют все человеческие мысли и все чувства, к Нему устремляется человек всем своим существом до тех пор, пока с Ним не соединится и таким образом не обретет настоящую цель и вечный смысл жизни.
В этой науке Достоевский нашел то, чего не смог найти на путях европейского гуманизма и в науке о человекобожестве. Тут он обрел надежное средство для правильного развития человеческой личности от ее зачатков до полного совершенства. Иначе говоря, он нашел решение 'проклятой проблеме' человеческой личности и тем самым отыскал решение и для других главных проблем человеческого духа. Он говорит: 'Все тайны, как привести себя к совершенству и братству, даны в Православии и в его дисциплине — самоусовершенствовании' [288].
Самосовершенствование Христом и по Христу — единственный путь не только для правильного и безукоризненного решения проблемы личности, но и для разрешения проблем общины, общества, народа, братства. Достоевский говорит, что самосовершенствование в духе Христовом есть основа для всего, 'личное самосовершенствование не только
Совершенствуя себя силой Христовой, люди достигали преображения: плохие становились хорошими, хорошие становились лучше, а самые лучшие становились достойными. И все, что есть самого хорошего, самого прекрасного и великого в человеческом роде, было приобретено им на этом пути. Этот путь прошли и самые совершенные из людей — святители. Это самый очевидный пример того, как грешник становится святителем. Они прошли этот путь и для того, чтобы мы за ними последовали. Поэтому Достоевский говорит, что 'святители сами светят и всем нам путь освещают' [294]. Они — 'положительные характеры невообразимой красоты и силы' [295] . Они — идеал для каждого; они — предводители, призванные вести нас, как блудных детей[296].
Для Достоевского святитель — самый положительный, самый лучший тип человека, самое прекрасное и самое совершенное существо, что человеком зовется. Поэтому Достоевский уже в молодости начинает изучать психологию святителей, исследует законы этой психологии, погружается в ее тайны. Исключительное уважение, молитвенное удивление и особая любовь были у него к святому Тихону Задонскому, русскому святителю XVIII века. В нем он находит все, что необходимо человеку с широким кругозором, сталкивающемуся с большими человеческими проблемами. Для него свт. Тихон — 'положительный русский тип, которого русская литература ищет' [297] . Описать свт. Тихона, ввести его в русскую литературу и сделать его положительным героем становится заветной мечтой Достоевского. Подготавливая план написания 'Братьев Карамазовых', Достоевский в 1870 году пишет Майкову: 'Авось выведу величавую положительную святую фигуру…
Для того чтобы как можно лучше воплотить заветную мечту, Достоевский посещает русские монастыри [300], общается с подвижниками его времени, с духовными старцами; среди них и Амвросий — знаменитый оптинский старец, духовник. Ему удается самым блестящим образом в лике старца Зосимы воссоздать облик настоящего святителя и создать в русской литературе положительный русский тип, тип человека невыразимой красоты и очарования. Старец Зосима во многом похож на святого Тихона Задонского и на старца Амвросия Оптинского. И это естественно, ибо 'старец Амвросий с другим оптинским старцем Макарием послужили автору живым примером для начертания типа отца Зосимы' [301].
Без сомнения, старец Зосима — положительный образ Достоевского. В его образе он представляет совершенное и самое цельное решение проблемы личности, решение богочеловеческое и православное. Для него старец Зосима, 'святитель и человек — лучший из нас, он свят, в его сердце тайна обновления для всех, та мощь, которая установит наконец правду на земле, и все будут святы, и будут любить друг друга, и не будет ни богатых, ни бедных, ни возвышающихся, ни униженных, а будут все как дети Божии, и наступит настоящее Царство Христово' [302].
Духовник, святой старец знает тайны человеческого существа, все в человеке для него ведомо: от самого гнусного падения до самых возвышенных взлетов. Именно поэтому он и может вести каждого человека самым верным путем нравственного возрождения и совершенствования. Излагая роль святых духовных старцев в Православной Церкви, Достоевский отвечает на вопрос, что такое старец. Он говорит: 'Старец — это берущий вашу душу, вашу волю в свою душу и в свою волю. Избрав старца, вы от своей воли отрешаетесь и отдаете ее ему в полное послушание, с полным самоотрешением. Этот искус, эту страшную школу жизни обрекающий себя принимает добровольно, в надежде после долгого искуса победить себя, овладеть собою до того, чтобы мог наконец достичь, через послушание всей жизни, уже совершенной свободы, то есть свободы от самого себя, избегнуть участи тех, которые всю жизнь прожили, а себя в себе не нашли. Изобретение это, то есть старчество, — не теоретическое, а выведено на Востоке из практики, в наше время уже тысячелетней. Обязанности к старцу — не то, что обыкновенное 'послушание', всегда бывшее в наших русских монастырях. Тут признается вечная исповедь всех подвизающихся старцу и неразрушимая связь между связавшим и связанным… Старчество — это испытанное уже тысячелетнее орудие для нравственного перерождения человека от рабства к свободе и к нравственному совершенствованию' [303].
Любимый герой Достоевского двадцатилетний Алеша Карамазов очарован христоликой личностью старца Зосимы и, влекомый некоей христолюбивой силой, оставляет все, уходит к старцу в монастырь и в нем — благом, кротком и мудром — находит идеальный выход для своей молодой души, которая рвалась из мрака мирской злобы к свету любви [304]. Он живет в келий самого старца Зосимы и, целиком предавши ему душу, проходит подвиг абсолютного послушания. Старец Зосима воспитывает Алешу нежно и мудро, преображая его душу, исполняя евангельскими добродетелями и наполняя его сердце христолюбивыми чувствами и сладостными Христовыми тайнами. Все пронизано сиянием Христовым — возрождающим и преображающим, благим и кротким. Это благое и всепроникающее сияние старец Зосима изливает на всякого, он открывает в каждом человеке то, что в нем богоподобно и христолюбиво, бессмертно и вечно, и на этом созидает возрождение всякой личности. Если нужно найти
