это дело сколько-нибудь соприкасалось. Каково же должно быть умственное напряжение, чтоб разрешить такие задачи? А таких вопросов, и каждый понемногу, предлагали ему ежедневно несколько десятков человек мирян, не считая множества монахов и 30–40 писем, приходивших и отсылавшихся ежедневно. При такой громадной работе, продолжавшейся 30 лет изо дня в день, в этой бесконечной сети самых запутанных и тонких отношений, самых отчаянных жизненных положений, ни разу не ошибиться, ни разу не сказать: 'Я тут ничего не могу, я не умею' — это сила не человеческая. Старец говорил не от себя, а по вдохновению, было видно, что иногда он берет свой ответ откуда-то извне. Его слово не было только словом опытного старика — оно было со властью, основанной на близости к Богу, давшей ему всезнание.
Кто-то справедливо заметил, что едва ли в настоящее время можно найти такой дар рассуждения, какой был у отца Амвросия. Это — способность всякому явлению дать верную оценку, определить его значение, его развитие и дальнейший ход. Рассуждение — драгоценное орудие для разрешения вопросов и внутренней жизни, и внешнего поведения. Основываясь именно на рассуждении, о. Амвросий счел бы гибельным для одних то, что назначал необходимым для других. Этот дар и давал ему ту ширину взглядов, которою он отличался.
Память у него тоже была сверхъестественная. Одной из духовных дочерей он напомнил на исповеди грех, сделанный ею очень давно; она его совсем забыла и так и не могла припомнить, а он описал все, как было.
Много всегда говорили о прозорливости отца Амвросия. Он старался скрыть от людей этот свой дар и не имел обыкновения предсказывать. Но в тех советах, которые он давал, этот дар обнаруживался во всем своем непостижимом величии.
Для него не существовало тайн; он видел все. Незнакомый человек мог прийти к нему и молчать, а он знал его жизнь и его обстоятельства, его душевное состояние и зачем он сюда пришел. Отец Амвросий расспрашивал своих посетителей, но внимательному человеку по тому, как и какие вопросы он ставит, было ясно, что батюшке известно дело. Но иногда, по живости природы, это знание высказывалось, что всегда приводило старца в смущение. Однажды к нему подошел молодой человек из мещан с рукой на перевязи и стал жаловаться, что никак не может ее вылечить. У старца был еще один монах и несколько мирян. Не успел тот договорить: 'Все болит, шибко болит', как старец его перебил: 'И будет болеть, зачем мать обидел? — Но разом смутился и продолжал: — Ты ведешь-то себя хорошо ли, хороший ли ты сын? Не обидел ли?'
Вот образцы того, как действовал старец.
Парень из-под Тихоновой пустыни (верст 50 от Оптиной) задумал жениться, потому что старуха мать ослабела, а других женщин в доме не было. Пошел он в Успенье к батюшке, а тот говорит: 'Приходи в Покров'. А мать дома сердится — 'Только путает старец — некогда прохлаждаться'. В Покров говорит батюшка: 'Обожди до Крещенья — тогда увидим, что будет', — а мать дома пуще бранится. Настало Крещенье, а парень объявляет, что материной брани терпеть нет мочи. А батюшка ему в ответ: 'Боюсь я, что не послушаешь: а мой совет: никак тебе жениться не надо-обожди'. Парень ушел и женился. После свадьбы месяца через два умер, и осталась его жена без всяких средств.
Бедную мещанку за красоту просватал купец, а батюшка говорит матери: 'Вашему жениху отказать надо'. Мать так и вскинулась: 'Что ты, батюшка- да нам и во сне такой не снился- послал Бог сироте, а ты отказать!' А батюшка в ответ: 'Этому откажите- у меня для дочери твоей другой жених есть, лучше этого'. 'Да какой нам лучше надо: не за князя ей выходить?' — 'Такой у меня великий жених, что и сказать трудно, — откажите купцу!' Купцу отказали, а девушка внезапно заболела и умерла. Тогда поняли, о каком Женихе говорил батюшка.
Приезжают к батюшке две сестры. Младшая — невеста, влюбленная, счастливая, с детства радостного настроения; старшая — тихая, задумчивая, богомольная. Одна просит благословить ее выбор, а другая — просит пострижения. Батюшка невесте подает четки, а старшей говорит: 'Какой монастырь! Ты замуж выйдешь — да не дома — вот тебе что!' — и назвал губернию, куда они никогда не ездили.
Обе возвращаются в Петербург. Невеста узнает, что любимый человек ей изменил. Это произвело в ней страшную перемену, потому что ее привязанность была глубока. Она постигла суетность того, что прежде ее занимало, ее мысли обратились к Богу и вскоре одною инокинею стало больше. Между тем старшая получила письмо из дальней губернии, от забытой тетки, набожной женщины, жившей по соседству какого-то монастыря. Она звала ее присмотреться к жизни монахинь. Но вышло иначе. У этой тетки она познакомилась с человеком уже не молодым, очень подходившим к ней по характеру, — и вышла за него замуж.
У одного близкого к батюшке монаха сестра замужем за помещиком, часто посещавшим Оптину. Однажды батюшка заводит такой разговор.
'Говорят (батюшка очень любил употреблять это 'говорят' для прикрытия своей прозорливости) — говорят, около тебя имение выгодно продается: купи'.
Помещик удивился. 'Продается, батюшка, — и как бы хорошо купить, да это мечта одна: имение большое, просят чистыми деньгами хоть дешево, а у меня денег нет'.
'Денег — повторил тихо батюшка, — деньги-то будут'. Потом они перешли к другим разговорам. На прощание отец Амвросий сказал: 'Слышишь- имение-то купи'. Помещик отправился домой на своих лошадях. По дороге жил его дядя, богатый, но страшно скаредный старик, избегаемый всею родней. Так случилось что пристать было негде, и пришлось заехать к дяде. Во время беседы дядя спрашивает: 'Отчего ты не купишь имение, которое около тебя продается, хорошая покупка!' А тот отвечает: 'Что спрашивать, дядюшка. Откуда мне столько денег взять?' — 'А если деньги найдутся: хочешь, взаймы дам?' Племянник принял это за шутку, но дядя не шутил. Имение было куплено, и новый владелец приехал распорядиться. Не прошло еще и недели, барину докладывают, что пришли купцы — торговать лес. Лес этого имения они хотели купить не весь, а часть его. Стали говорить о цене: 'Мы с тобой, барин, торговаться не будем — цену сразу поставим' — и назвали ту цену, за которую было куплено все имение.
Не таковы те случаи прозорливости, которые доказывают прямое знание известных событий, мыслей и чувств, никому не открывавшихся. Такая прозорливость старца часто обнаруживалась для отдельных лиц на так называемых общих благословениях. Старец обходил ожидавших его благословения людей, внимательно вглядываясь во всякого, осеняя крестным знамением и некоторым говоря несколько слов. Часто он, обращаясь ко всем, рассказывал что-нибудь такое, что служило ответом на сокровенную мысль кого-нибудь из присутствующих. Это был чудесный способ общения старца с детьми в том, чего они ему не высказывали, но что ему было открыто.
Отец Амвросий знал не только чувства тех, кто находился пред ним, — ему было известно настроение тех, кто приходил в первый раз; когда ему докладывали, он уже знал, привела ли к нему нужда или любопытство — надо ли принять поскорее или смирить ожиданием. Кто был внимателен к себе, тот замечал, что, чем тяжелее была ноша, с которою шли к батюшке, тем ласковее был его привет, хотя бы было темно и не было видно выражения лица приходящего.
Как и дар прозорливости, скрывал отец Амвросий и дар исцеления. Он имел обычай посылать купаться в целебный колодец Тихоновой пустыни и отнимать у себя всякую славу целителя.
Исключительно действием благодати можно постинуть то несение скорбей, которые принимал на себя батюшка. Эти скорби принимал он во множестве от тех людей, которые со всех сторон шли к нему, чтоб возложить на него эти скорби и самим облегчиться. Он безропотно принимал их и нес, принимал не как нечто чужое, а как кровное, свое, участвовал в них не внешним образом сочувствия, а переживал их, как собственное страдание. Если он был для людей тем, что звучит в имени 'отец Амвросий', — то это потому, что чужая жизнь со всеми ее чувствами была для него своя жизнь.
Те, которым приходилось жить полною внутреннюю жизнею, знают, что иногда трудно переносить эту полноту даже одних своих чувств. И эта область ограничена; приходят времена, когда восприимчивость притупляется, чувство изнемогает, чувство человеческое.
Не то было с отцом Амвросием. Его подкрепляла постоянно бесконечная сила, и он всякое мгновение своего существования мог принять и нести новую скорбь. Посреди ужасающих бездн человеческих бед,
