Он равно видел прошедшее и будущее, в нескольких словах очерчивал предстоящую жизнь человека и говорил вещи и давал советы, казавшиеся странными, доколе они не оказывались полными духа прозрения. Подробные жития его сохраняют множество удивительных проявлений этого дара.
О. Серафим имел также дар исцлений. У него был обычай мазать больных маслом от лампады, горевшей пред его келейною иконою Богоматери — 'Умиления', которую он называл 'Всех радостей Радость' — и, когда ему был предложен вопрос, зачем он это делает — он отвечал посланному: 'Мы читаем в Писании, что апостолы мазали маслом, и многие больные от сего исцелялись. Кому же следовать нам, как не апостолам?' — и помазанные им получали исцеление.
А о колодце 'Серафимовом' старец сказал: 'Я молился, чтобы вода сия в колодце была целительною от болезней'. Эта вода получила тогда особые свойства. Она не портится, хотя бы много лет стояла в незакупоренных сосудах; во всякое время года, и в холода, ею омываются больные и здоровые, и получают пользу. Один саровский монах остановил дворового человека, гнавшегося за старцем и спросил: 'Что ты гонишься за ним?' — 'Как же не гнаться мне за ним, — отвечал поспешно тот, — я был слеп, а о. Серафим сделал меня зрячим', — и он побежал далее за старцем.
М. В. Сипягина была больна, чувствовала в себе ужасную тоску и от болезни не могла в постные дни есть пищи, положенной уставом. Старец приказал ей напиться воды у его источника. Тогда без всякого принуждения из нее гортанью вышло много желчи, и она стала здорова.
Многим, даже в ранах, о. Серафим приказывал окатиться водой из его источника. Все получали от этого исцеление — и в различных болезнях.
В начале двадцатых годов, г. Манторов заболел недугом, которого врачи не могли определить и которого не могли облегчить. Страдания вынудили его выйти из военной службы, и поселиться в имении Нуче, в 40 в. от Сарова. Об о. Серафиме уже шла молва: слух дошел до больного, и он был принесен на руках, своими людьми, к старцу. Старец его трижды спросил: 'Веруешь ли ты несомненно в Бога?' Больной трижды отвечал: 'Несомненно верую'. Старец помазал больные места маслом из лампады; все струпья, покрывавшие тело, мгновенно отпали. Манторов, исцеленный, вышел здоровым из келлии. Он всю свою последующую жизнь прожил под рукою старца, и много сделал для Дивеевской его общины.
У генерала Ладыженского сильно болела левая рука от раны, полученной в турецкую кампанию. По просьбе сестер своих, ему пришлось быть у о. Серафима.
Вернувшись, он рассказал, что с ним совершилось чудо. 'Пока я передавал о. Серафиму поручения — он взял меня за больную мою руку и так крепко сжал, что я только от стыда не вскрикнул, но теперь не ощущаю в руке решительно никакой боли'.
О. Серафим за несколько лет говорил о приближавшейся холере и, когда она наступила, открыто предвозвестив, что ее не будет ни в Сарове, ни в Дивееве, исцелял тех, кто обращался к нему. Так, один крестьянин, заболев, приполз к старцу, который приложил его к своему образу, напоил св. водою, дал просфоры и велел обойти кругом обители и помолиться в соборе. Крестьянин был исцелен.
Ничем нельзя лучше описать любви и заботы старца о. Серафима к своим детям, как следующим. В келлии у него горело много лампад и теплились целые кучи восковых свеч, больших и малых, на разных круглых подносах. И, на мысль одного посетителя, к чему это у него так много лампад, старец отвечал:
— Как вам известно, у меня много особ, усердствующих ко мне и благотворящих мельничным сиротам моим (т. е. сестрам Дивеева). Он приносят мне елей и свечи и просят помолиться о них. Вот, когда я читаю правило свое, то и поминаю их сначала единожды. А, как я не смогу повторять их на каждом месте правила, то и ставлю эти свечи за них в жертву Богу — за каждого по свече; за иных — за несколько человек одну большую — и, где следует, не называя имен, говорю: 'Господи, помяни всех тех людей, рабов Твоих за их же души возжег Тебе аз, убогий, сии свещи и кандила'.
Наступили последние годы жизни старца. Он говорил: 'Скоро я не буду жить здесь; близок конец мой!'
С прежнею любовью и заботою продолжал старец служить приходившим к нему. Вот одно из описаний посещения о. Серафима.
'Мы нашли старца в ближней пустыне, на работе: он разбивал грядку мотыгою. Когда мы поклонились ему до земли, он благословил нас и, положивши на мою голову руки, прочитал тропарь Успения: 'В рождестве девство сохранила еси'. Потом он сел на грядку и приказал нам также сесть; но мы невольно встали пред ним на колени и слушали его беседу о будущей жизни, о жизни святых, о заступлении, предстательстве и попечении о нас грешных Владычицы Богородицы, и о том, что необходимо нам в здешней жизни, для вечности. Эта беседа продолжалась не более часа; но такого часа я не сравню со всею прошедшею моею жизнию. Во все продолжение беседы я чувствовал в сердце неизъяснимую, небесную сладость, Бог весть каким образом туда переливавшуюся, которой нельзя сравнить ни с чем на земле. До тех пор для меня в духовном мире все было совершенно безразлично. О. Серафим впервые дал мне теперь почувствовать всемогущего Господа Бога и Его неисчерпаемое милосердие и всесовершенство'.
Мимо Сарова проезжает за ремонтом кавалерийский молодой офицер. Он сомневается в учении Церкви об иконах, и боится обличения прозорливого старца — и минует пустынь. Но чрез полгода, отправляясь в поход, он, по просьбе своего отца, заезжает в Саров. Старец в толпе народа делает ему знак подойти, и ведет в келью. На просьбу молиться, чтоб он уцелел в битве, старец благословляет его медным крестом и исповедует, говоря ему вслух его грехи, и потом наставляет его: 'Не надобно покоряться страху, который наводит на юношей диавол, а нужно тогда особенно бодрствовать духом и помнить, что мы, хоть и грешные, но все находимся под благодатью нашего Искупителя, без воли Которого не спадет ни один волос с головы нашей. Искушения диавола подобны паутине; дунуть на нее — и она истребляется; стоит оградить себя крестным знамением, и козни вражеские исчезают совершенно'. Потом старец разъясняет все заблуждения слушателя на счет св. икон, благословляет солдат командуемой им части и предсказывает, что они все уцелеют в походе. Уходя, офицер кладет около старца три рубля на свечи, и вдруг в душе помысл, на что старцу нужны деньги. Он возвращается с раскаянием к о. Серафиму, а старец, прежде чем тот вымолвил слово, говорит: 'Во время войны с галлами надлежало одному военачальнику лишиться правой руки; но эта рука дала какому-то пустыннику три монеты на св. храм, и молитвами св. Церкви Господь спас ее. Ты это пойми хорошенько и впредь не раскаивайся в добрых делах. Деньги твои пойдут на устроение Дивеевской общины, за твое здоровье'. Подавая ему выпить святой воды, старец говорит: 'Да изженется благодатию Божиею дух лукавый, нашедший на раба Божия Иоанна'. Потом старец дает ему на дорогу просфору, св. воды и сухариков.
В другой раз приходит к старцу генерал и рассказывает, что, окруженный со всех сторон турецкими полками, оставшись без надежды с одним своим полком, он твердил: 'Господи, помилуй молитвами старца Серафима', ел его сухарики и пил св. воду — и спасся. А старец объясняет ему, что молитва веры — непобедимая победа.
Вот, о. Серафим соединяет снова неблагополучную жизнь разошедшихся супругов и разлученных ради того детей. Вот мать, потерявшая из виду сына, припадает к ногам старца, и он говорит: 'Подожди в Сарове!' Через три дня, входя в келью о. Серафима, она находит в ней своего сына, которого о. Серафим подводит к ней за руку и поздравляет.
Приближаясь к концу, о. Серафим не смягчал своего жестокого жития. Пищу он вкушал однажды в день, вечером. От дождя и жара надевал полумантию из цельной кожи, с отверстием для головы и рук. Поверх одежды опоясывался белым чистым полотенцем и надевал свой медный материнский крест. Один богатый человек спросил его: 'Зачем ты носишь такое рубище?' Старец отвечал: 'Святой Иоасаф-царевич данную ему пустынником мантию счел выше и дороже царской багряницы'.
Спал он не ложась, а сидя на полу, прислонившись к стене и протянув ноги; иногда же прислонял голову на камень или деревянный отрубок; часто же укладывался на кирпичах и на поленьях; а в самое последнее время нельзя было без ужаса смотреть на его сон: он становился на колени и спал лицом к полу, поддерживая руками голову. Небо стало для него, действительно, родным и, когда тот офицер, о котором
