Поливанов М.К. О судьбе Г.Г.Шпета // Вопросы философии. — 1990. - № 6
Поливанов М.К. Очерк биографии Г.Г.Шпета // Начала. — 1992. № 1
Белый А. Между двух революций. — М., 1990
Свасьян К. Густав Густавович Шпет // Литературная газета, — 1990. - 14 февр.
В) Религиозный подход
3.5. Павел Флоренский
Мы начинаем наше рассмотрение религиозного подхода с отца Павла Флоренского (1882-? 1943). В целом русскую довоенную семиотику можно разделить на два основных направления, которые словно можно обозначить как формальное и культурологическое. Формальное — представлено именами В.Шкловского и других представителей формального литературоведения. Сюда же отнесем формальное музыкознание, шедшее практически параллельным курсом, но имевшее дело с иным семиотическим материалом. И здесь относительно легко вычленимо определенное единство методов и интересов. Второе направление — культурологическое, и в нем более ценными оказываются отдельные фигуры мыслителей, чем единство инструментария. В нем это единство даже вторично, поскольку слишком велик интерес к разнообразию идей и людей. Личности пересиливали тенденции единения, действуя центробежно, а не центростремительно.
П. Флоренский принадлежит именно к этой культурологической школе. До духовного (Московская духовная семинария) он получил чисто математическое образование в Московском университете. Сам Флоренский написал, что мировоззрение его 'сформировалось главным образом на почве математики и пронизано ее началами, хоть и не пользуется языком' (Флоренский П.А. Автореферат // Вопросы философии. — 1988. - № 12. C.I 15). Это не совсем точно, поскольку как раз языком математики П. Флоренский пользовался, имея соответствующие работы (Среди его книг есть и такие, как 'Мнимости в геометрии'. — М., 1922; переизд. М., 1991). В этом же реферате, написанном Флоренским для 'Энциклопедического словаря Русского библиографического института Гранат' он сообщает: 'следует еще упомянуть о занятиях языком: отрицая отвлеченную логичность мысли, Ф. видит ценность мысли в ее конкретном явлении, как раскрытия личности. Отсюда — интерес к стилистическому исследованию произведений мысли. Кроме того, отрицая мысль бессловесную, Ф. в изучении слова видит главное орудие проникновения в чужую мысль и оформления собственной. Отсюда — занятия этимологией и семасиологией' (С. 117). Вяч. Вс. Иванов начинает свою статью о Флоренском следующими словами: 'Флоренский принадлежал к числу тех мыслителей XX века, в чьих трудах языку отводилось центральное
место (назовем рядом с ним Витгенштейна и Бора)' (Иванов Вяч. Вс. П.А.Флоренский и проблема языка // Механизмы культуры. — М., 1990. С.191).
В 1914 г. П.Флоренский издает свой основной богословский труд 'Столп и утверждение истины'. В дальнейшем в его списке работ появляются не только богословские, но и такие труды, как 'Имена', 'Иконостас', 'У водораздела мысли' и многие другие. А также, к удивлению гуманитарной части читающей публики, и чисто технические издания: монографии 'Диэлектрики', 'Карболит'; он был редактором 'Технической энциклопедии', написав для нее 127 статей. И в наших условиях это оказалось весьма важным дополнением к гуманитарной профессии, ибо находясь с 1933 г. в заключении, он занимается исследованием мерзлоты, изучает способы добычи йода из морских водорослей. Вторично он был осужден в 1937 г., уже находясь в Соловецком лагере. Этим же годом датированы его последние письма родным. Официальное уведомление о смерти упоминает 1943 г. Но считается, что он был расстрелян в том же 1937 г. Это была удивительная жизнь, повторившая практически все повороты судьбы, в которые попадала страна, ведомая великим кормчим.
В семиотическом наследии П.Флоренского нас будут интересовать следующие области: учение о символе, слово в аспекте лингвистики и коммуникации, слово в магическом понимании, семиотика пространства и времени и область визуальной семиотики. Эти пять предметных областей и привлекут наше внимание.
Мы оставляем вне нашего рассмотрения религиозно-философское произведение П.Флоренского 'Столп и утверждение истины', закрывшись от читателя двумя противоположными мнениями. С одной стороны, это слова князя Е.Трубецкого: 'то ценное, что дает нам о. Флоренский, заключается прежде всего в необычайно ярком и сильном изображении основной противоположности, которою Доселе определялось и определяется искание нашей религиозной мысли. С одной стороны — ясное и глубокое сознание вечной действительности Фаворского света, — высшего начала всеобщего духовного и телесного просветления человека и всей твари; а с другой стороны — захватывающее по силе освещение хаотической греховной действительности, той беснующейся жизни, которая соприкасается с геенной. В новейшей религиозно- философской литературе я не знаю
равного по глубине анализа того внутреннего раздвоения и распада личности, который составляет самую сущность греха; в литературе прошлых веков та же тема с несравненной яркостью развивается в исповеди блаженного Августина, и в данном отношении о. Флоренский может быть назван его учеником' (Трубецкой Е. Свет Фаворский и преображение ума // Вопросы философии. — 1989. - № 12. С.114).
Однако есть и несколько иное мнение епископа Варнавы: 'Но я могу ответить словами митрополита Антония Храповицкого, который был не менее умным человеком, сказанными им по поводу 'Столпа и утверждения Истины': '15 дней читал. 15 страниц прочел. Ничего не понял'. Есть род грехов, которые я называю 'академические грехи' (Интервью с епископом Каннским Варнавой // Вопросы истории естествознания и техники, — 1992. - № 2. С. 133).
Не являясь богословами, все же отметим очень системный и структурный характер, проступающий сквозь страницы данного труда, берущий свое начало от математических ориентаций автора.
В своей работе 'У водоразделов мысли' П.Флоренский видит различие католиков и протестантов в виде ориентации в одном случае на зрение, в другом — на слух. В выделении такого доминантного канала П.Флоренский перекликается с современной теорией нейролингвистического программирования. Православие же он считал 'гармоническим равновесием того и другого, зрительного и слухового типа' (Соч. Т.2. С.38). Обращается он к этому разграничению каналов и в 'Итогах' к данной книге. Он писал: 'От глубокой древности две познавательные способности почитались благороднейшими: слух и зрение. Различными народами ударение первенства ставилось либо на том, либо на другом; древняя Эллада возвеличивала преимущественно зрение, Восток же выдвигал как более ценный — слух' (Там же. С. 342).
Для Флоренского было характерно не только внимание к сфере символической, но и к сфере реальной, точнее анализу реальной сферы с точки зрения сферы символической. Поэтому множество работ у него посвящено анализу пространства. Это позволило С.Хоружему сделать следующее замечание: 'Символизм Флоренского — совсем не то, что часто называют этим именем в семиотике: архаичный подход к знаку, придающий ценность лишь означаемому, занятый лишь отношением его к означающему и в полноценной работе со
знаковою системой требующий дополнения парадигматическим подходом (формальный анализ знаковых конструкций). Означающее ('феномен') никогда не принижается и не отодвигается у Флоренского, а в темах и методах его учения ясно видна активность PI парадигматического, и синтагматического сознания…' (Хоружий С.С. Обретение конкретности // Флоренский П.А. Соч. Т.2. С.9). Поэтому, можно сказать, что основные идеи Флоренского как бы не теоретичны в смысле построения абстрактной теории. Они скорее обратны абстрактным рассуждениям, а выводимы из определенных основных постулатов человеческого бытия. Именно это позволило ему проецировать идеи 'имени' на любые имена, и дать им достаточно развернутые характеристики. Говоря по-другому, источник его знаний
