- Я у нее одной ищу ответа… Нет, Аня, сейчас я ничего не хочу знать о твоем заключении. И о картине. Будешь кофе?
Она отрицательно покачала головой и беззвучно, одними губами проговорила:
- Не кофе.
Письмо другу
Здравствуй, Гриша! Очень надеюсь, что хотя бы это письмо до тебя дойдет. Вот уже скоро будет год, как я не получаю от тебя ни строчки. В жизни моей за это время произошли большие перемены. Я женился. Ты, наверное, не помнишь, как в конце 1911 года, перед самым отъездом в Петербург, мы у театра столкнулись с известным тогда фабрикантом Аносовым? Он был с супругой.
Несколько месяцев назад я совершенно случайно повстречал ее в Париже. Ты даже представить себе не можешь, как изменилась эта женщина, что сделала с ней тяжелая и одинокая жизнь. Но теперь Ольга моя жена, и я буду заботиться о ней так, как полагается мужу. Только не подумай, пожалуйста, что женитьба эта стала проявлением жалости с моей стороны по отношению к бедной измученной женщине.
Только сейчас, когда Ольга делит со мной кров и принадлежит мне перед Богом и людьми, я, наконец, могу сказать, что люблю ее, люблю много лет, с того самого момента, как увидел впервые. Но тогда эта женщина была для меня недостижима, я мог лишь мечтать о ней, думать и писать. Она - моя муза. Сама не зная того, Ольга причастна к каждой моей работе, и даже своим успехом во Франции я в немалой степени обязан ей. Как интересно и парадоксально многое происходит в нашей жизни - живет человек и совсем не знает, как просто проходя мимо, он может перевернуть весь мир другого человека, наполнить его светом и смыслом, и желанием творить. Ведь та моя картина на самой первой выставке – это Ольга, и первая, написанная в Париже – тоже она. Тогда я изобразил француженку- пианистку, но нотные тетради, стопкой лежащие рядом с инструментом, они всегда именно так лежали рядом с Ольгой, когда она музицировала. И костюмы для прошлогоднего балета «Жар-птица» – это тоже Ольга. Я очень долго искал идею, но потом вдруг вспомнил, как однажды вечером она смотрела на закат у окна, и сказала: «Не знаю почему, но всполохи около горизонта мне часто напоминают последние георгины – такие же яркие в преддверии пышного увядания, как и это зарево перед ночной тьмой». Так моя Жар- птица приобрела цвет заката, она не золотая, не блестящая, но как зарево - огненная, и орнамент на ткани по краям костюма напоминает форму георгинов.
Порой я задумываюсь над тем, как много дают нам дорогие для нас люди, одним своим существованием, словом, пожатием руки. Они дарят нам надежду, вдохновляют на новое, учат терпению, успокаивают ласковым словом, лечат от сковывающего душу одиночества и даже верят за нас в нас самих.
Ольга для меня такой человек, и ближе ее нет никого в целом свете. Она единственная.
Теперь, надеюсь, ты понимаешь, что, встретив эту женщину в Париже, я просто не мог позволить себе потерять ее снова. Правда, поначалу пришлось нелегко. Ольга сильно стеснялась своего почти нуждающегося положения и при этом наотрез отказывалась принимать какую-либо помощь, сказав, что ведет вполне сносное самостоятельное существование, поэтому я запасся терпением и старался не частить с визитами. Постепенно она стала привыкать.
В тот день, когда Ольга ответила согласием на предложение стать моей женой, я почувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Как только улажу все свои дела и закончу с оставшимися заказами, обязательно увезу ее в Ниццу, на море. Ольга с детства слаба грудью, и ей непременно нужен морской воздух. Я сниму небольшой дом на берегу, все лето буду писать, давно уже не чувствовал в себе такого подъема и желания работать…
Он снова ее рисовал. И Анна, как и прежде, готова была часами сидеть и смотреть, как ее Художник работает. Каждый вечер она открывала ключом дверь и оказывалась в квартире Вадима. Они вместе ужинали, болтали, смотрели кино, обсуждали искусство и, конечно, спорили.
А еще он ее рисовал…
- Что у тебя в пакете?
- Мандарины. Неужели не чувствуешь запах? Ведь это же не просто обычные мандарины, это - совершенно особенные цитрусовые.
Анна начала выкладывать фрукты на стол, и их аромат стал распространяться по всей комнате.
- Эээ… а ты уверена, что на кухне им не будет лучше? И почему именно эти - особенные?
- Потому что они абхазские, глупый, - не оборачиваясь, объясняла Анна, продолжая свою работу. – Это самые настоящие новогодние мандарины, как из детства, помнишь? Готова поспорить, у тебя даже елки не найдется.
- Нет у меня никакой елки, - подтвердил Вадим.
- Вот видишь, а через три дня Новый год, между прочим. И я подумала, как было бы здорово повесить на колючие ветки мандарины и конфеты, чтобы можно было брать их прямо с елки и запивать холодным колючим шампанским.
- Ладно, уговорила. Будет тебе елка, Рыжая.
Он подошел к Анне сзади и обнял ее руками:
- Ты пахнешь морозом.
Анна закрыла глаза и улыбнулась:
- А ты красками и растворителем… между прочим, у меня для тебя новость.
- У меня тоже. Ты первая.
- Ну уж нет. Первый ты.
Она повернулась лицом к Вадиму и вопросительно посмотрела.
- Звонил Мишка из Германии. Кажется, операция прошла удачно, и сейчас они с женой в каком-то маленьком городке, где есть реабилитационный центр. Настроение у него отличное, празднуют не наше Рождество и ждут Нового года. А еще Мишка полон идей, хочет создать какую-то необыкновенную программу – графический редактор. Сказал, что по возвращении ему обязательно потребуется помощь специалистов-художников, - Вадим слегка коснулся пальцем кончика носа Анны.
- Здорово!
- Ну, теперь твоя очередь.
- Помнишь Эллис Пристли, ту старую американку, что приезжала на открытие галереи? Так вот, она мне сегодня позвонила и предложила устроить твою персональную выставку в Нью-Йорке! И еще минут десять потом рассказывала, как ей понравилась картина с озером и горами, и что она жалеет, что не купила ее еще осенью и теперь хочет заказать для себя копию.
- Но это же здорово!.
- Конечно, здорово, – засмеявшись, подтвердила Анна.
- Рыжая, ты всегда приносишь мне удачу, - он совсем по-мальчишески широко улыбнулся и, подхватив ее за талию, закружил по комнате. – Я так по тебе скучал все эти годы, по твоей вредности…
- Я не вредная!
- По твоему упрямству…
- Я не упрямая!
- Ты вредная и упрямая!
Анна смеялась, пока он держал ее в своих руках. Двигаясь, они случайно задели стол, и на пол посыпались мандарины. Но никто не обратил на это внимание. Потому что, когда Вадим поставил Анну снова на пол, у нее кружилась голова, и, чтобы не упасть, пришлось обнять его за плечи, но тогда голова закружилась еще сильнее. Потому что он стал жадно ее целовать.
