шерифа.
– Конечно, – осторожно начал он. – Присаживайтесь, я сварю нам кофе и...
– Нет, – чуть ли не взвизгнул тот, – дело не терпит отлагательств.
– Хорошо, – согласился Эйб, медленно опускаясь обратно в кресло. – Тогда слушаю вас.
– Вы арестовали моего отца за убийство Кики Боулз, но он этого не делал! Сейчас я расскажу вам, как все было на самом деле.
Шериф попытался вмешаться и объяснить, но Роберт взволнованно продолжил:
– Мы должны были просто провести пару дней в этом паршивом городишке. Отметиться на приеме, побеседовать с заинтересованными людьми... Я не знал, что мэр пригласит чикагское кабаре и уж тем более не предполагал, что здесь объявится она!
Много лет назад отец уже совершил эту ужасную ошибку, едва не стоившую нам карьеры и достойной жизни. И тут выясняется, что эта дрянь вернулась и продолжает все портить! Но я не знал о ребенке, клянусь! Если бы я только мог предположить в тот момент, что у меня есть сестра...
Шериф не смог удержаться от возгласа, но Роберт не обратил на это внимания.
– Я готов был дать ей все, что она попросит – любые деньги, любые обещания – лишь бы она убралась из нашей жизни, но она смеялась...
– И вы, зная, что у нее аллергия на землянику, поддались искушению легко решить все проблемы? – начав догадываться, спросил шериф.
– Да не знал я! Она вела себя как полоумная... Я занервничал, достал фляжку, чтобы немного успокоиться, но она выхватила ее из моих рук и... А потом я так испугался... Она начала хрипеть, посинела... Когда я кинулся к ней, все уже было кончено – она не дышала. Я своими руками разрушил все, что так долго строил. Но шанс еще оставался... Я заметил на диване в открытой коробке шарф и затянул его на ее шее. На камине стояла шкатулка с драгоценностями, я схватил первые попавшиеся и сбежал. – Роберт достал из дипломата и положил на стол изумрудное колье и кольцо с бриллиантом. – Наверное, надо было порыться в шкафах, но я не решился. Я действовал словно в бреду. Я и сейчас до конца в это не верю.
– Так значит... – завел шериф.
– Дайте мне закончить, – снова перебил Роберт. – Отец с детства был моим кумиром, моим героем. Я готов был молиться на него, как на божество – единственное божество, которое я знал и признавал. Я сделал все, чтобы его карьере ничего не угрожало. И сейчас мне осталось сделать последнее. Никто не свяжет имя сенатора Шермана с сыном-преступником.
С этими словами он выхватил из раскрытого дипломата пистолет и взвел курок.
Год спустя
Тихим утром накануне Рождества Джон Фицджеральд Шерман, бывший сенатор от штата Иллинойс, вместе с дочерью Кэти пришел на кладбище города N. Две скромные плиты за год немного заросли травой, но смотритель хорошо ухаживал за вверенным ему участком.
– Здесь покоятся два самых дорогих мне человека, – произнёс Шерман, обращаясь к девочке. – Их жизни переплелись самым трагическим образом. Первую ты очень хорошо знала, а со вторым не успела познакомиться, и этот тяжкий груз я буду нести до конца своих дней.
Малютка подошла поближе и положила к каждой могиле по две розы: алые для Кэтрин и белые для Роберта.
Постояв еще немного, мужчина подхватил Кэти на руки и медленно пошел в сторону гостиницы, что- то нашептывая дочери на ухо. Девочка доверчиво склонила голову ему на плечо, и ее золотые волосы, выбивавшиеся из-под шапочки, словно озаряли все вокруг. 
Ни Шерман, ни Кэти не заметили проходящих по соседней аллее шерифа Смита и доктора Вессона.
– Он отличный отец, – помолчав, заметил шериф.
– Малышка в надежных руках, – согласился доктор. – Уверен, он не повторит с ней тех ошибок, которые допустил с Робертом.
Беседуя, они неторопливо дошли до домика Вессона. Улица сверкала праздничными огнями. Начинался снегопад, и первые снежинки искрились на полуденном солнце.
– Заходи к нам вечером. Моя Элли испекла восхитительный пирог, – старый доктор усмехнулся. – И парнишку своего прихвати, Рамиреса. Моя внучка к нему неравнодушна.
– А он неравнодушен к ее стряпне. Впрочем, как и я.
– Тогда до вечера. Пока, Смит!
– Пока, Вессон.
Доктор еще немного помедлил, глядя, как твердым шагом удаляется его старый друг, а затем аккуратно закрыл дверь, украшенную рождественским венком. Все так же тихо падал снег.
На рынок в деревне «Красный серп» N-ского района, в преддверии Нового года, привезли елки. Хозяин точки Назим покрикивал на рабочих и следил, чтобы те при выгрузке не ломали ветки. Идущие с работы люди видели эти приготовления, улыбались и, узнав, что продажа начнется завтра, шли по домам. Разгрузка закончилась, машина уехала. Довольный Назим осмотрел площадку, обнесённую забором из сетки «рабицы». Елочки были чудо как хороши. Запах хвои разносился в воздухе и настраивал на праздничный лад. Новогоднее настроение - это хорошо, но у Назима был серьёзный повод для радости. Выгодная сделка радовала измученную жаждой наживы душу. Всё дело в том, что буквально вчера Назиму удалось купить ёлки раньше своего заклятого друга Рамиза и договориться с владельцем рынка об открытии торговой точки. И так как рынок был только один, да и не нужно деревне много ёлок, Рамизу оставалось только в бессильной ярости бегать с кинжалом в руке вокруг дома Назима и выкрикивать ругательства, всуе поминая родню конкурента.
Старушки, совершавшие вечерний променад, остановились прослушать незнакомую речь и посмотреть на оскаленные небритые лица джигитов. Причем, одно лицо было перекошено от ярости, а другое расплывалось от удовольствия, но выглядели при этом практически одинаково. Постояв пару минут, одна старушка поправила варежку и, плюнув в снег, подхватила товарку под руку.
- Пойдем, Никитишна.
И они двинулись дальше по улице, обсуждая наболевшую тему, под названием: «Понаехали тута».
Скандал за их спинами постепенно стихал. Рамиз, утоптав снег вокруг дома так, что лопату можно было уже не брать, последний раз вскинул руку и пошел к себе, хлопнув на прощанье калиткой. Вечером ёлки привезли, а утром...утром они пропали.
Участковый спал и видел себя в звании полковника - в личном кабинете, в Москве, на Петровке. И только он собрался ухватить за упругий зад секретаршу, как она повернулась к нему лицом, вцепилась в плечо и стала трясти. Он открыл глаза и вздрогнул, слишком велик был контраст, между лицом жены, нависшим над ним и попкой секретарши из сна. Причем, вторая выигрывала в сравнении с большим отрывом. Павел Семеныч несколько раз моргнул, с трудом возвращаясь в реальность. С усилием отпихнув руку, он сказал хриплым со сна голосом:
