пор, пока не соберется гардероб. Затем вы спокойно покинете это не совсем приятное место.
Мне показалось, что я услышал приглушенный стон и невольно повернул голову в том направлении. На глаза мне опять попалась полоска света. Стон повторился, очень тихий и далекий.
— Уходим так же, как тот, что за этой дверью?
— Ни в коем случае. Человек, который там находится нуждается в нашей помощи. А мы нуждаемся в вашей. Оказав помощь нам, вы поможете и ей.
— Это женщина?
— Женщина, к тому же известная вам.
Мы замолчали. Я иногда поглядывал на Тэда, но, кроме обреченности, я ничего не мог прочесть на его лице. И лишь Вилаччи проявлял видимую трусость, раскачиваясь из стороны в сторону и что-то бормоча себе под нос.
Так мы просидели около часа, пока не вернулись помощники Дарвина.
— За нами гналась полиция, — сказал Дэн, усаживаясь в кресло. — Но наша поездка не пропала даром. Кроме воротничка мы нашли у нее и это, — и он вытащил две вещи. Воротничок я узнал сразу, а вторая вещь была похожа на тазобедренную повязку. И лишь когда Дарвин развернул ее, я — о ужас! — узнал плавки Энмалса, которые мне показывала Дороти. Яркий рисунок почти исчез, они были неестественно растянуты и имели совсем непривлекательный вид.
Мое лицо оставалось совершенно безучастным и, я уверен, они не заметили моего удивления.
— Я вижу, что вы тоже времени не теряли, — продолжил Дэн. — Что случилось?
— Наш друг Балентайн решил уйти не попрощавшись и прихватить с собой весь гардероб. Что поделаешь, я был вынужден просить его и этих господ остаться, — иронично говорил Дарвин.
Мне велели подняться, Дарвин прошел вперед, открыл увиденную мной дверь и предложил войти в нее только мне. Я нехотя прошел и увидел лежащую на тахте Кору Качер. Чересчур много сенсаций за один день на голову бедного журналиста. Так же, как в госпитале, в ее руке находилась игла капельницы, на лице была маска от аппарата искусственного дыхания.
— Мы забрали ее сюда, — сказал Дарвин, опережая мой вопрос.
— Ее могли убить. Собственно, смерть грозит ей и сейчас, но от ран, а не от отчаяния. Но вы, — он посмотрел мне в глаза,
— можете помочь ей.
— Отправиться к праотцам?
— Вы жестоки, Балентайн. Необходимо найти ее дочь. Ей тоже грозит гибель. Вы, наверняка знаете, куда ее увезла мисс Эдвардс. Помогите.
— Вас интересовал гардероб…
— Гардероб собран.
— Вы хотите сказать…
— Через ваши руки прошла вся эта одежда, кроме, пожалуй, брюк. Должен сказать, что брюки здесь, а пиджака не существует.
— Вы просите помощи у похищенного вами же? Считаете, что я поддамся на ваше дешевенькие уловки и испугаюсь могильной темноты?
— Погибли люди, Балентайн, ни в чем не повинные люди. На волоске жизнь еще двоих. Коры Качер и ее дочери. Одну погубят насильственно, а другая не переживет смерти двух близких. Следующими в этой дьявольской цепи будете вы, Прайсон и все, кто хоть немного знает об этих вещах. Решайтесь, Балентайн, мы можем опоздать. Убийство первой в списке жертвы было назначено на вчерашний день. Только наше вмешательство спасло бедную вдову.
— Почему я должен вам верить?
— Вы неглупый человек. Если бы мне нужна была ваша жизнь, я давно взял бы ее.
— Грузовик и выстрелы в двери — не ваша работа?
— Не моя, Балентайн. Вы, конечно, все узнаете, если поможете нам. Но не забывайте, что ваша жизнь тоже в опасности. За вами уже идет настоящая охота. Вы втянули в это дело Прайсона и теперь он тоже под колпаком. Даже если вы откажете нам в помощи — вы спокойно можете уйти отсюда, но оставшихся вам дней вряд ли хватит, чтобы опубликовать результаты ваших поисков. Понимаю, что вы хотите поднять тираж вашего журнала, обещаю, что он поднимется и о вас заговорят. Я многое знаю из того, что неизвестно вам.
Я не доверял Дарвину. Его располагающий тон трудно было назвать лицемерием, но все-таки… Казалось, он забыл о попытке нашего бегства отсюда. Дело оборачивалось таким образом, что не мы у него в руках, а он у нас. И лишь когда он начал говорить об истинном предназначении одежды, я понемногу, с трудом, стал верить ему. Но это трудно было назвать верой в изначальном смысле. Скорее, это было сочувствие или даже просто понимание.
Вещи были сделаны в глубочайшей древности. Во времена правления египетского фараона Хеопса. Во время войны с бедуинами в его стане случился пожар, он обжег лицо фараона. С тех пор Хеопс панически боялся смерти. И нашлись люди, при помощи черной магии и соков экзотических растений, изготовившие ему такую одежду, что он стал неуязвим. Одежда не старела, не загрязнялась и могла трансформироваться согласно моде и вкусам, хотя в то время этого не требовалось. Хеопс носил ее четыреста двадцать три года. Он прожил намного больше, чем записано в ваших справочниках. Маги, колдовавшие над одеждой, были сожжены, но успели наложить проклятие. Пока одежда собрана воедино и находится на теле человека, человек будет жить столько времени, сколько ее не снимает. Но лишь гардероб будет разделен на части, как каждая сама по себе вещь становится убийцей. Фараон Хеопс умер в тот же миг, когда его сын с сообщниками снял со спящего отца последний аксессуар. Именно за долголетие Хеопс на четвертом веке своей жизни воздвиг себе грандиозную усыпальницу, в которую и был положен. Вас не интересовало, сколько людей, то есть современных исследователей, внезапно умирали, проникнув в нее? Близкие слуги знали тайну вещей и сумели их выкрасть. Надеясь жить так же долго, как их властитель, они разделили гардероб между собой, не догадываясь о проклятии. В первое же полнолуние они умерли в страшных мучениях.
— Красивые легенды очень долго живут, Дарвин. Каким образом вы это выяснили?
— Не спрашивайте меня об этом, Балентайн. Уверен, вы узнаете и это, но несколько позднее. Вами играли, как куклой. Вы получили вещь из гардероба и все время оставались под пристальным вниманием. Вы остаетесь живой мишенью, и если не принять никакой защиты, вы при первом удобном случае займете одно из этих мест в этой земле, — Дарвин провел рукой, напоминая, где мы находимся. — Но я продолжу об одежде. Сейчас она претерпела трансформацию и я сам не знаю, что побуждает ее на сжатие. Со временем гардероб разошелся по свету и только сейчас нам удалось собрать его воедино. Но во многих странах, отстоящих на тысячи миль от Египта, она успела проявить себя.
— Каким образом вы нашли меня?
— Мы наблюдали за Вилаччи. И старик, показавший вам захоронение Джефферсона Монта, следил за вами. Вилаччи, давший вам воротничок, за день до вашего приезда на кладбище очень хорошо заплатил этому старику, что тот снимет с Монта воротник. Старик откопал беднягу, снял с него вещь и, пока закапывал, вставил в расщелину дерева. После того, как все было закончено, он дернул лоскут, но его зажало стволом. Он дернул сильнее и разорвал его пополам. Испугавшись, что Вилаччи не заплатит ему за рваную вещь, он раскопал еще одну могилу, снял с другого покойника еще один воротник. Не задавайте ваш вопрос, Балентайн, ночью, когда старик вскрывал могилы, супермаркеты не работают. Купить воротничок было нельзя. Старик позвонил Вилаччи, который тут же примчался на кладбище и забрал оба воротничка, заплатив намного больше, чем обещал. Вот тогда мы и поняли, что консультант решил не только тихо собирать гардероб, но и через мисс Санджес запустить лапы в состояние Монта. И с вами, Балентайн, решили поиграть те, кто хочет иметь вечную жизнь и стремится к неограниченной власти. Они будут уничтожать всех, кто хоть немного причастен к гардеробу. Мы, конечно, можем сейчас покинуть вас и уйти навсегда, но что вы будете делать с ней, — он показал на Кору, — что будет с ее дочерью, уже лишившейся отца? Что, в конце концов, произойдет с Прайсоном и еще теми, кто знает о гардеробе?
— Но о нем знает и полиция.
— Только Дороти Эдвардс. Только она. Итак, вы готовы нам помочь?
— Я заколебался. Слишком уж его откровение походило на вымысел. Но тогда вымыслом является и
