наядами; и горные — орестиады; и лесные — альсеады, дриады, гамадриады и даже мелиады, которым из всех деревьев позволялось общаться только с ясенями. Смертным мужчинам здесь разрешалось выбирать, кого хочешь. Но они устраивались в обществе очаровательных нимф — богинь, может быть, и невысокого ранга, но ведь бессмертных. По крайней мере, в глазах людей. И более далеко их желания не распространялись.
К тому же к земным мужчинам подсели и богини покруче: Эвринома, Эос, Эрато. Эрато в бывшей неразлучной троице сумасбродных подруг заменила вступающую сейчас в брак Фетиду. Но и это не внесло никаких эксцессов в празднество. Смертные понимали свое место среди богов.
И вдруг равновесие, сообразность желаний, общее умиротворение за свадебными столами разрушились. И поводом тому, кто бы мог подумать, стала сама Гера. Гера неожиданно для всех на своем божественном троне, поощрительно улыбаясь, подкатила прямо к Гераклу. Трон всецарицы, словно для него здесь место заранее было приготовлено, подъехал прямо к краю стола, плавно встроившись между земным сверхсилачем и охотницей Аталантой. Рядом с ней оставался теперь только Тезей.
— Можешь поухаживать за мной, несносный противник, — проговорила богиня.
— Это счастье, всецарица, — даже растерялся отнюдь не пугливый герой. — Но кто я такой, чтобы приблизиться к великой богине?
— Интересно, — рассмеялась Гера, — на земле ты частенько всячески меня огорчал, а тут не можешь порадовать чем-нибудь… приятным.
— Чем приятным? — спросил бесхитростный Геракл.
— Собой, конечно, — направляла его Гера.
— О великая мать, — не без волнения произнес Геракл, — я никогда не испытывал к тебе ничего плохого. Я готов прославлять тебя.
— Я тебе не мать, — остановила героя Гера. — Я не давала тебе моего молока, я пролила его… Не прославляй меня, а ухаживай за мной.
Всецарица легким движением руки освободилась от своего царственного трона, отправив его, надо полагать, в божественные кладовые, и оказалась на обыкновенном сидении рядом с Гераклом.
— А он?.. — покосился Геракл в сторону Зевса.
— Он меня ревновать к тебе не станет, — откликнулась Гера. — Если бы взревновал…
Она загадочно улыбнулась. И сразу грозная морщинка на мгновение появилась над ее прекрасной переносицей.
— Тогда бы Геракл стал не только самым гонимым человеком на земле, но и самым счастливым.
Это уже проворковала богиня любви Афродита, тоже подкатившая к ним на своем троне.
— Разве я недостаточно несчастлив, — вздохнул Геракл.
— На земле…, — уточнила Гера.
Богиня любви ничего не ответила и прокатила мимо Геракла прямо к Тезею, где тут же, следуя примеру Геры, избавилась от своего трона.
— Что тебе про меня говорила твоя Герофила? — спросила она афинского царя.
— Она пошутила, — нашелся Тезей.
— А если вправду?
— Тогда я был бы счастливейшим…
— А вот и нет.
— Почему? — Тезей очень прямо посмотрел в глаза Афродиты.
— А вот так, — рассмеялась она.
— Ты говоришь с ним не как богиня, — заметила Гера.
— Я говорю с человеком, с мужчиной. И следом за тобой говорю с мужчиной как женщина, — повела прекрасным плечиком богиня любви. — Впрочем, все они…
— Как и все боги, — откликнулась Гера.
В этот момент у светящейся стены появились подарки богов Пелею: копье из ясеня поднес жениху кентавр Хирон; фиалу, украшенную фигурой Эрота, — Афродита; роскошную хламиду — Гера; свирель — Афина. Возник и светящийся прямоугольник со скачущими конями Белием и Ксанфом. Так демонстрировался подарок жениху Посейдона. И смертных так восхитили божественные животные, и, особенно, способ, каким им их показали, что многие повскакивали со своих мест, устремляясь к волшебному прямоугольнику.
Когда же вернулись к столам, поняли, что почти все бессмертные женщины перебрались к ним, земным героям. Свадьба в чертогах богов — потому все желания исполнимы. И свадьба располовинилась: мужская часть, где оставались только боги (к чему трогаться с места, если нет среди гостей земных женщин), и часть, где греческие герои на время свадьбы обзавелись небесными подругами.
Стараясь все-таки поддержать ритуал бракосочетания, Аполлон пропел гимн, прославляющий жениха и невесту. Или, точнее, невесту и жениха, поскольку прелестям и достоинствам Фетиды досталось больше похвал. Закончив гимн, Аполлон направился к новобрачным, чтобы еще и лично приветствовать их. Да так на смешанной половине застолья и остался. Тем более, что до него уже достаточно прочно обосновались здесь Гермес с Дионисом.
— Славят нас, женщин, на свадьбах, — язвительно заметила Эрато, глядя в сторону Аполлона, — а после…
— Хозяева всему, — поддакнула Эос.
— Создатели, — саркастически добавила Эвринома.
— Пусть меня опять лишат воскурений, как Эос, — отчеканила Эрато, — не создатели наши боги- мужчины, а ворьё.
И Эвринома, и Эос, и Эрато посмотрели на Геру. Всецарица молчала, как бы разрешая продолжать этот разговор. Афродита ответила им улыбкой.
— Нам не понятно…, — вырвалось у Геракла.
— Пониманию не поддается, — донесся с другого края пещеры голос Гермеса.
Сидевшие рядом Гера, Афродита, Геракл, Тезей, Аталанта прислушались к разговору.
— Что непонятно, — Эос почему-то уставилась на Аталанту, — все, что есть, о чем можно подумать, создано женским началом… — Эос слегка затруднилась в словах, но продолжала, — Эвринома, богиня всего сущего, восстала обнаженной из Хаоса, отделила небо от тверди и создала свой первый танец. Известно даже, куда она двигалась, танцуя. Двигалась она на юг, и от ее быстрых движений, за ее спиной возник северный ветер. Она поймала его, превратила, раскрутив, в великого змея Офиона и зачала с ним весь этот мир… Ясно?..
— Представимо, — впервые в этой беседе подала голос Аталанта.
— Офион же стал болтать, что именно он сотворил все, — добавила Эрато.
— Уж это-то — яснее ясного, — согласилась земная охотница.
Геракл издал недоуменное мычание.
— Подумай, — обратилась к нему Аталанта, — ведь публичные жертвоприношения первой мы приносим Гестии.
— Умница, — похвалила ее Гера.
— Болтайте, болтайте, — раздался в их уголке насмешливый голос Зевса.
Однако его как бы и не услышали.
— И неважно, как называть эту богиню, — вставила Эвринома.
— Ее называют еще Тефирой — матерью всего сущего, — сказала Эрато.
— Великой ночью, — тихо произнесла Эос.
— Сияющая мать пустоты, — с улыбкой пропела Афродита.
И буквально физически ощутимое согласие установилось между богинями, признавшими, что дело не в именах, что имена — условность, не главное.
— А мы? — спросил Тезей.
— Ваши души возникли из блуждающих стихий, отлетевших от первотворения, — пояснила Гера.
— И образовалось множество осколков, — невесело пошутил афинский царь.
— Не расстраивайся, вы не осколки, — утешила его Афродита.
