— Помолчи! — оборвала ее Ипполита. — А вы все-таки ответьте, — обратилась она к мужчинам, — это правда?
— Что такое правда? Правда изменчива, словно сама жизнь, — дипломатично ответил Тезей. — Теперь, когда мы здесь, нам стало ясно, что вас надо выручать, освобождать от этого наваждения, от этого пояса.
— Спасать! — ядовито вставила свое Меланиппа.
— Он вам мешает, — поддержала Тезея Адмета.
— А вам станет помогать, — насмешливо повернулась к ней Ипполита.
— Наши женщины совершенно иные, совсем не похожи на вас, здешних женщин, — подключилась к растолковыванию греческого взгляда на ситуацию Адмета. — Им, действительно, нужна защита. И между прочим, это ваши сестры. Только мирные.
— Вот именно мирные, — громко фыркнула Меланиппа.
— Ответь мне, сестра, а как наш пояс сможет их защитить? — серьезно спросила Адмету Ипполита.
— Он их освободит, они смогут осознать, что добровольно предпочитают мирный мир и по собственной воле преданы ему. Вас же он сковывает в вашей более чем мужской воинственности. Думаю, что это особое какое-то наваждение. Недаром у нас считают, что это пояс бога войны. То есть мужское изделие.
— Это у вас так считают, — спокойно возразила ей Орифия.
— Да, у нас, — продолжала свое Адмета. — Вы думаете, что я чего-то не понимаю. Или мужчины на меня сильно действуют. В основном ведь они большие хвастуны. И за что ни возьмутся — все превращают в игру. Чаще кровавую. Я дочь одного из греческих царей. Не из последних. И никак не могу выбрать кого- нибудь из них в мужья. В них редко встречается внутреннее единство. И ветры влекут их по жизни в разные стороны. Если бы не существовало кухонь, к которым каждый из них привязан пищей, так и носились бы по свету… Тем не менее, мир сотворен из двух начал: мужского и женского. И ожесточаться в одном из них — неразумно, неправильно.
Все, что говорила Адмета, практически перекрывало мужчинам возможность принять участие в развернувшейся беседе. Даже Мусею с Пилием, которых Тезей привел с собой для поддержки. Поэтому после недолгого молчания, воцарившегося в зале, подала голос старуха Орифия.
— Нам не нужна правда, изменчивая, словно жизнь. Мы хотим просто жить по своей правде. А как изменится жизнь и когда… Да и разве так, как мы считаем. Разве она никогда не менялась. И что от перемены все имеют?..
— Эй, Геракл, а ты что молчишь? — окликнула Ипполита своего могучего гостя.
— А чего разговоры разговаривать, — отмахнулся он.
— Так начинай действовать, — не отпускала его старшая царица амазонок.
— Это пожалуйста, — оживился Геракл.
— Сразись со мной за священный пояс.
— Э-э, — разочарованно насупилась гора мускулов, — с тобой не буду.
— Боишься?
— Боюсь, — расхохоталась громадина.
И все вокруг рассмеялись.
— Нет, я серьезно. Сразись со мной. Если победишь — пояс твой.
— Ипполита, — кинулась к ней Адмета, во время этой части беседы не произнесшая ни слова.
— Меня защитит великая наша мать, — громким голосом остановила ее старшая царица.
— Ну, ты сама этого хотела, — все еще насупленный произнес Геракл.
— Дать тебе коня? — спросила его Ипполита.
— Это уж совсем лишнее, — отмахнулся Геракл.
Вскоре все они оказались на площади перед Каменным домом цариц. Ипполита на коне, с копьем наперевес. Геракл — на своих двоих и без оружия. Отскакав несколько от Геракла, Ипполита развернулась и, выставив копье, понеслась в его сторону. И, конечно, он сын великого бога. Иначе откуда в такой громадине столько ловкости. За его движениями никто и не уследил. Увидели только, что одной рукой Геракл отстранил копье, а другой просто снял Ипполиту с коня. Конь промчался дальше и остановился, ничего, надо полагать, не понимая. Ипполита билась в руках Геракла.
— Отпусти меня, грубиян! Отпусти! — повторяла она.
Геракл поставил царицу на ноги. Отдышавшись, она обратилась к Меланиппе.
— Отдай ему пояс.
— Ну…, — неопределенно возразила Меланиппа.
— Отдай!
Меланиппа неведомо откуда, из множества складок своих одежд, извлекла пояс, вспыхнувший под солнцем, и протянула его победителю. Пояс был сплетен из металлических блях, на которых выступали женские лица. Насмешливое сменялось воинственным, воинственное — насмешливым. Геракл с живым любопытством разглядывал каждую бляху по очереди.
— Гляди, гляди, — рассмеялась Меланиппа, — он такой же, как главный пояс, но только копия.
— Не простая копия, — поправила ее старуха Орифия, — а намоленная и действующая…
— У нас таких несколько, — заулыбалась Ипполита. — Но главный вам не найти никогда, — твердо заявила она.
Но нечто менялось.
— Смотрите, на нас гонят вооруженных амазонок, — первым заметил Пилий.
Со стороны дороги к ним действительно несся отряд вооруженных воительниц. Все верхом. И с ними — еще один конь без седока.
— Ты их вызвала? — сердито спросила Меланиппу Ипполита.
— К сожалению, не я, — ответила та.
Отряд подскакал к ним и остановился.
— Царица, — обратилась одна из всадниц к Ипполите, — из самых разных поселков собрали лучших. Сестры их шлют сюда, чтобы и они познакомились с Гераклом. Мы рядом с Фимискирой разбили лагерь. А вот — конь для Геракла.
— А ну вас всех, — ворчливо произнес Геракл, отдавая только что выигранный пояс Адмете.
И он направился к коню, приготовленному для него амазонками.
Выше описанное происшествие в Фемискире отозвалось и в мире богов. Там Эрида как раз возникла в хоромах Геры, желая сообщить своей повелительнице о готовности ее небесной повозки для очередной прогулки по ближайшему мирозданию.
— Сумасшедший кобель! — вопила Гера. — Просто бешеный какой-то…
— Кто? — выдержав паузу, смиренно, но весьма заинтересованно спросила Эрида, вся превратившись в слух.
— Кто… кто… Геракл, конечно, — продолжала бушевать всецарица бессмертных. — Надо же, отрядами наезжают знакомиться с ним эти мерзавки. Нет, убрать его следует оттуда.
— Может быть, я что-нибудь проверну? — оживилась Эрида.
— Как бы не так, — остановила ее всецарица, — хватит с меня твоего яблока раздора. На этот раз я сама что-нибудь проверну.
На земле же, когда царствующие сестры-амазонки остались одни с верховной жрицей, Орифия задумчиво произнесла:
— Надо настоящий пояс отдать Антиопе…
— Зачем? — недовольно откликнулась Меланиппа.
— Затем, чтобы действительно защитить ее.
Старуха Орифия… Мудрая жрица. Да, жизнь не стоит на месте. Но меняется ли она? Меняется, конечно. Даже людей меняет. Но лучше ли им от этого становится? Просто, по-человечески? Не похоже. Если какое-то сообщество не исчезает, не растворяется, для живущих все продолжается. А устройства настоящего как не было, так и нету. Единственно что — интерес к этой жизни не пропадает. Все хочется в ней нечто ухватить, поразгадывать. Закономерность открыть какую-то. Или найти причину. Вот древние
