рассматривал выставленные товары и наконец выбрал себе французские золотые карманные часы, еще потянул время, но Чжан Вэньчжи терпеливо ждал на улице и не собирался уезжать. Джонстону пришлось прибегнуть к хитрости — сказать Чжан Вэньчжи, что я плохо себя чувствую и хочу съездить в немецкий госпиталь к доктору. Чжан Вэньчжи с недоверием последовал за нами. Приехав в госпиталь, мы объяснили доктору Дипнеру цель нашего визита, и мне предоставили отдельную палату для отдыха. Чжан Вэньчжи, сообразив, что дело неладно, поспешно исчез. Зная, что он наверняка отправится обратно, в Северную резиденцию, и доложит обо всем моему отцу, Джонстон решил немедленно связаться с английской миссией. Время шло, а Джонстон не возвращался. Я был сильно встревожен и боялся, что Чжан Вэньчжи может привезти отца. В это время приехал Чэнь Баошэнь, а за ним и Чжэн Сяосюй.
В дневнике Чжэн Сяосюя так описаны последующие события:
'Я посоветовал его величеству поехать в японскую миссию, и он приказал мне переговорить об этом с японцами. Я посетил полковника Такэмото и сказал ему о прибытии императора. Он поставил об этом в известность господина Ёсидзаву. Такэмото просил меня немедленно пригласить императора в миссию. В тот день дул сильный ветер, воздух был наполнен желтой пылью, и в двух шагах уже ничего не было видно. Вернувшись в госпиталь, я посоветовал его величеству пересесть в мою коляску, боясь, что его шофер может не подчиниться приказу. Меня обеспокоила толпа людей, стоявшая у главного входа в госпиталь; поэтому доктор Дипнер и сестра вывели нас черным ходом, и там нас ждала коляска. Император сел в нее вместе со мной и слугой. Расстояние между немецким госпиталем и японской миссией равно примерно одному ли, и ехать туда можно было двумя путями. Первый путь пролегал через Посольский квартал с востока на запад, затем следовало свернуть на север; второй путь вдоль улицы Чанъаньцзе с последующим поворотом на юг. Второй путь был несколько короче, и мы избрали его. Его величество встревоженно воскликнул: 'Почему мы едем здесь? На улице полицейские'. Коляска ехала быстро, и я сказал: 'Мы будем на месте в одно мгновение. Никто не знает, что в коляске император. Пожалуйста, не волнуйтесь, ваше величество'.
Когда мы повернули на юг и поехали вдоль берега ручья, я смог доложить, что мы снова находимся в Посольском квартале. Мы приехали в японскую миссию. Императора встретил Такэмото и проводил в казармы, где к нам присоединился Чэнь Баошэнь'.
В своем дневнике Чжэн Сяосюй лишь однажды вскользь упоминает о Джонстоне. Это объясняется тем, что в немецком госпитале он не видел Джонстона. А Джонстон в это время, гневный и рассерженный, уже отправился в японскую миссию. Я был крайне удивлен, встретив там Джонстона, который так и не вернулся в госпиталь. Он мне объяснил: 'Я был в английской миссии. Однако Маклей сказал, что там очень мало места и принимать императора неудобно… Раз ваше величество получили прием у господина японского посланника, очень хорошо. Одним словом, сейчас уже все уладилось'. В этой спешке я не стал расспрашивать о подробностях, я находился в безопасности, и у меня не было желания узнавать, что произошло. Позднее я понял, чем был вызван его гнев. Джонстона рассердили вовсе не слова Маклея и тем более не то, что японская миссия хотела оказать мне эффективную защиту. (Может быть, в английской миссии и была такая точка зрения — во всяком случае, он писал о ней позднее в своей книге 'Сумерки Запретного города'.) Гнев Джонстона был вызван тем, что он оказался в этой борьбе побежденным.
Чжэн Сяосюй был необычайно доволен своей ролью в моем побеге и даже разразился по этому поводу стихами.
Доволен он был еще и потому, что в этой борьбе победил своего соперника Ло Чжэньюя, который не только не сумел что-либо извлечь из моего побега, но даже позволил Чжэн Сяосюю установить весьма ценные связи с полковником Такэмото. Тайные распри между Чжэн Сяосюем и Ло Чжэньюем первоначально прикрывались их борьбой против князей. А с этого момента они начали открыто враждовать друг с другом.
Что касается Джонстона, то в изданной в 1932 году книге он, соглашаясь с записями в дневнике Чжэн Сяосюя, отмечал: 'Однако есть одно исключение, а именно: Чжэн Сяосюй ошибочно считал, что Такэмото, прежде чем согласиться предоставить свое собственное жилье для приема императора, уже обсуждал этот вопрос с японским посланником. В японской миссии отношения между гражданскими и военными чиновниками были вовсе не такими близкими и дружескими, как в других миссиях. Весьма сомнительно, чтобы Такэмото выслушал указания японского посланника. Скорее он считал, что совсем не обязательно господину посланнику знать содержание его беседы с Чжэн Сяосюем. И действительно, Такэмото спешил сам принять императора и меньше всего хотел, чтобы посланник отнял у него такого почетного гостя…' Позднее меня все-таки 'отобрали' от Такэмото. Начавшаяся борьба развернулась не только между маньчжурскими князьями, с одной стороны, и Чжэн Сяосюем и Ло Чжэньюем — с другой, а также не только между двумя последними. Оказывается, она шла и среди японцев. Истинный победитель в этой борьбе выступил на страницах газеты 'Шуньтянь шибао' со следующим сообщением:
'Беседа японского посланника относительно предоставления убежища бывшему императору.
Посланник Японии Ёсидзава, выступив вчера перед корреспондентами газет, рассказал о том, как бывший император Пу И переехал в японскую миссию. Вот что он сообщил:
'В прошлую субботу, после трех часов дня, неожиданно пришел человек (посланник предпочитает не объявлять его имени), который хотел встретиться со мной. Он сказал, что бывший император в настоящий момент находится в немецком госпитале, однако долго там ему находиться нельзя. Учитывая различные обстоятельства, ему лучше было бы переехать в японскую миссию. Именно поэтому бывший император направил этого человека для переговоров. В целом я не имел каких-либо возражений, однако все это случилось столь неожиданно, что я обещал подумать и дать ответ. Через двадцать минут после ухода этого человека мне сообщили, что бывший император уже прибыл в японские казармы и просит встретиться со мной. Я велел приготовить помещение и лично отправился в казармы. В пять часов, после того как бывший император был приглашен в миссию, я послал секретаря миссии Икэбэ в Министерство иностранных дел к заместителю министра, чтобы сообщить о случившемся и просить передать об этом временному правительству Дуань Цижуя во избежание неверных толкований…''
Из Посольского квартала на концессию
В те времена двери Посольского квартала и иностранных концессий были всегда широко раскрыты для гостей. Оказалось, что в японской миссии я не единственный гость. Там же жил некий Ван Юйчжи — верный сатрап Цао Куня в деле покупки голосов при выборах президентов. Сам Цао Кунь не успел сбежать в Посольский квартал, был схвачен и заключен под домашний арест. А Ван Юйчжи, у которого ноги оказались побыстрее, стал здешним гостем. Я вспоминаю, что за семь лет до того, как я вторично стал императором, там же проживал изгнанный Чжан Сюнем Ли Юаньхун. После моего второго отречения сам Чжан Сюнь, которого прогнал Дуань Цижуй, оказался гостем уже голландской миссии. Всякий раз, когда миссии готовились к встрече новых гостей, в гостиницах и в больницах Посольского квартала начинались горячие деньки, ибо туда сразу же устремлялось множество людей, среди которых было немало слабонервных, по своему положению не имевших возможности попасть в миссии. В гостиницах платили даже за место под лестницей. В период Синьхайской революции, реставрации 1917 года и моего изгнания из Запретного города в Посольский квартал потоком хлынула маньчжурская знать.
В японской миссии я встретил чрезвычайно теплое и дружеское к себе отношение, которого мне не приходилось встречать прежде. Выше я не упомянул о том, что со мной, когда я выехал на автомобиле из Северной резиденции, были еще двое полицейских. Согласно церемонии сопровождения важной персоны, на всем пути до немецкого госпиталя они стояли на подножках по обеим сторонам моего автомобиля. Узнав, что я уехал навсегда, они стали просить убежища, так как не смели вернуться обратно без меня. Им разрешили находиться при японской миссии в качестве моих телохранителей. В Северной резиденции оставались еще Вань Жун и Вэнь Сю, и сначала их не хотели отпускать. Миссия специально послала своего секретаря для переговоров, но тот ничего не добился. Пришлось японскому посланнику Ёсидзаве лично обратиться к временному правительству Дуань Цижуя, и лишь после этого Вань Жуй и Вэнь Сю вместе со своими евнухами и служанками выехали из резиденции.
Увидев, что моему столь многочисленному окружению не разместиться в трех комнатах, сотрудники
