этом политические заговоры и угрозу оружием.
Доихара поддерживал тесный контакт с другими руководителями военного ведомства, планировавшими, подготавливавшими и осуществлявшими японское господство в Восточной и Юго- Восточной Азии.
После того как нужда в его специальных знаниях о Китае и заговорах, проводившихся в стране, отпала, Доихара появился на сцене в звании генерала и стал осуществлять те коварные цели, которые некогда замышлял. Он не только участвовал в проведении агрессивной войны в Китае, но и участвовал в осуществлении войны против СССР и других стран, то есть в развязывании агрессии против всех стран, с которыми Япония воевала в период 1941 — 1945 годов, исключая Францию'. (Из 'Приговора Международного военного трибунала для Дальнего Востока'.)
Из двадцати пяти военных преступников, осужденных Международным военным трибуналом для Дальнего Востока, Доихара и Итагаки совершили наибольшее количество преступлений. Главным среди них было преступление против человечности. Международный дальневосточный военный трибунал вынес приговор этой группе военных преступников лишь в ноябре 1948 года. Доихара, Итагаки и еще пять военных преступников были приговорены к повешению.
Доихара принадлежал к числу тех японских военных, которые сделали карьеру на агрессии против Китая. Окончив стрелковое отделение военного училища и военную академию, он служил в японском главном штабе и был командиром 13-го стрелкового полка. Впервые он приехал в Китай в 1913 году и служил в Квантунской армии. Свыше десяти лет он был адъютантом генерал-лейтенанта Саканиси Хатиро, советника северо-восточных милитаристов. Особенно тесные связи существовали у него с Чжан Цзолинем. В 1924 году, когда началась междоусобная война между милитаристами чжилийской и фэнтяньской группировок, он подстрекал Квантунскую армию помогать Чжан Цзолиню. Однако в 1928 году, когда Квантунская армия решила убрать Чжан Цзолиня, Доихара тоже принимал участие в заговоре. Вскоре он был произведен в ранг полковника и назначен начальником разведки в Шэньяне. С этого момента начинается список его преступлений, отмеченных в приговоре. Однако многие из его 'художеств' не были названы в приговоре. Так, например, тяньцзиньские события в ноябре 1931 года, начало войны в провинции Жэхэ в 1932 году, фэнтайские события в мае 1935 года, создание марионеточной прояпонской организации в Восточном Хэбэе, ноябрьский бунт босяцких элементов в Сянхэ… — все это было неразрывно связано с деятельностью Доихары. Можно сказать, что повсюду, где бывал Доихара, он нес несчастье. Лишь один раз его постигла неудача: предатель родины Ма Чжаньшань, которого Доихара привлек на свою сторону, в дальнейшем выступил против Японии. Однако это не повлияло на его дальнейшее продвижение по службе. Его назначили командиром полка и командиром бригады, а вскоре вновь перевели на должность начальника разведки Квантунской армии. После событий 7 июля 1937 года Доихара вернулся к военной деятельности, став командиром дивизии. И наконец он занял пост главнокомандующего японской армией в Китае и Юго-Восточной Азии.
В то время о Доихаре ходило много разных легенд, преисполненных таинственности. Китайские газеты писали, что он привык носить китайскую одежду и свободно говорил на нескольких китайских диалектах. В тот раз, во время ночной встречи со мной, он не был одет в китайскую одежду; на нем был японский костюм европейского покроя, и его китайский язык тоже не казался столь уж безукоризненным. Чтобы во время беседы не возникло никаких недоразумений, он пригласил переводчика Ёсиду.
В тот год ему минуло 48 лет, под глазами уже набухли мешки, под носом торчали маленькие усики, а с лица не сходила учтивая и добрая улыбка. Эта улыбка внушала собеседнику уверенность, что каждое его слово надежно.
Спросив меня о здоровье, Доихара перешел к делу. Сначала он объяснил мне действия японской армии. По его словам, армия выступала лишь против одного Чжан Сюэляна, который довел народ Маньчжурии до бедственного положения. Японская армия выступила лишь потому, что никак не были гарантированы права японских граждан и их безопасность. Он заверил меня, что Квантунская армия не имеет в Маньчжурии никаких территориальных притязаний, а лишь чистосердечно стремится помочь маньчжурскому народу установить свое новое государство и надеется, что я не упущу этого случая, вернусь в 'колыбель своих предков' и буду руководить государством. Япония подпишет с новым государством военный договор, по которому его суверенные права и территория будут целиком охраняться Японией. Я, как глава государства, стану там полным хозяином.
Его искренний тон, учтивая улыбка, его репутация и положение — все это не позволяло мне относиться к нему так же, как к Ло Чжэньюю и Каеисуми. Беспокойство Чэнь Баошэня относительно того, что Ло Чжэньюй и Каеисуми не могут представлять Квантунскую армию, а Квантунская армия — японское правительство, теперь отпадали, так как Доихара сам являлся важным лицом Квантунской армии. К тому же он недвусмысленно заявил:
— Его величество император Японии доверяет Квантунской армии!
Меня тревожил еще один вопрос, и я спросил:
— Каким будет это новое государство?
— Я уже сказал, что это будет независимое, суверенное государство, в котором хозяином станет император Сюаньтун.
— Я спрашиваю не об этом. Я хочу знать, будет ли это республика или монархия?
— Этот вопрос можно решить по приезде в Шэньян.
— Нет! — решительно возразил я. — Если реставрация осуществится, то я поеду; если же нет — остаюсь здесь.
Он улыбнулся и, не меняя тона, сказал:
— Конечно, монархия. Никаких сомнений на этот счет быть не может.
— Если монархия, то поеду!
— Тогда прошу, ваше величество, выехать как можно скорее и во что бы то ни стало до 16-го числа прибыть в Маньчжурию. После приезда в Шэньян мы подробно обсудим все планы. Что же касается подготовки к отъезду, то это устроит Ёсиду.
Так же учтиво, как и в начале визита, он пожелал мне счастливого пути, поклонился и ушел. После его ухода я принял Цзинь Ляна, приехавшего вместе с Доихарой. Он привез известия от руководителя северо-восточных ветеранов-монархистов Юань Цзинкая и сообщил мне, что они могут мобилизовать всех прежних подчиненных Северо-Восточной армии. Одним словом, мне казалось, что все было в порядке.
После отъезда Доихары Ёсида сказал мне, что о его визите не обязательно ставить в известность генеральное консульство. Что касается поездки в Далянь, он все устроит сам. Про себя я решил, что, кроме Чжэн Сяосюя, ни с кем я этот вопрос обсуждать не буду.
Однако на следующий день в газетах уже было опубликовано сообщение о моей встрече с Доихарой и раскрывались цели этого визита. Чэнь Баошэня в те дни не было в Тяньцзине, однако, узнав о моем намерении, он немедленно вернулся из Пекина и прямо с вокзала приехал к Чжэн Сяосюю, чтобы разузнать все подробно. От него он примчался в Тихий сад. Как раз в это время я получил телеграмму из Токио от Лю Сянъе, в которой он сообщал, что японское военное ведомство считает мой отъезд из Тяньцзиня преждевременным. После получения телеграммы мне ничего не оставалось делать, как обо всем рассказать Чжэн Сяосюю и обещать, что я посоветуюсь со всеми. 5 ноября в моей резиденции 'в присутствии императора' было проведено совещание в узком кругу. Кроме Чэнь Баошэня, Чжэн Сяосюя и Ху Сы-юаня, на нем присутствовали видные деятели Тяньцзиня Юань Дахуа и Те Лян (Шэи Юнь только что умер). На совещании между Чэнь Баошэнем и Чжэн Сяосюем разгорелся ожесточенный спор.
— Общая политическая обстановка в данный момент еще не ясна, не в наших интересах поступать легкомысленно. Если действия Ло Чжэньюя, когда он приглашал императора, были безрассудны, то разве не меньшее безрассудство сейчас убеждать императора уехать? — Чэнь Баошэнь злыми глазами смотрел на Чжэн Сяосюя.
— То тогда, а то сейчас. Если теперь упустить момент, то мы Можем потерять расположение дружественной державы, а внутри Китая — поддержку своего народа. Не учитывать сложившуюся обстановку несерьезно, — так же зло отвечал ему Чжэн Сяосюй.
— Пусть японское военное ведомство полно энтузиазма, однако кабинет министров его не разделяет. Дело это нешуточное и императору нужно трижды подумать, прежде чем принять решение.
— Японский кабинет министров ничего не решает. В данном случае все вопросы решает военное
