надежда всегда умирает последней, особенно при дворе, попросил того (ввиду отсутствия г-на де Вильруа, находящегося на переговорах в Лудане) побывать прежде него у Королевы и узнать у нее, истинным ли был слух о скором прибытии г-на дю Вера, и, раз уж представляется такая возможность, предложить ей свои последние услуги, учитывая, что она совсем скоро могла разделить его судьбу.
Президент Жанен был принят Королевой, и она рассказала ему о том, как обстоят дела. Он убеждал ее отложить принятие решений, а видя, что Королева чрезвычайно взволнована его словами, напомнил ей о совете, некогда данном ей им и г-ном де Вильруа. Теперь они не считали более необходимым его исполнение. Вместо ответа Королева ограничилась вопросом, неужто он всегда так управлял делами Короля, преследуя собственные цели, и назавтра приказала канцлеру вернуть королевские печати, что он и сделал, после чего удалился от двора.
Удаление президента Жанена и г-на де Вильруа также было делом решенным, но об этом пока помалкивали; Барбен, которому Королева намеревалась отдать должность де Сийери, посчитал своим долгом отложить вступление в эту должность до того момента, когда Их Величества вернутся в Париж, то есть до установления прочного мира.
Их Величества прибыли в столицу 16 мая и передали печати г-ну дю Веру; президент Ле Же был выпущен на свободу и вернулся к исполнению своих обязанностей в парламенте. Однако более дорогая и менее ожидаемая свобода была возвращена графу Овернскому140, которого Их Величества, не зная более, кому из принцев можно доверять, освободили, тем самым даруя новую жизнь тому, кто уже ни на что не надеялся. Покойный Король дважды заключал его в Бастилию за попытку мятежа и выступления против Его Величества, на чьей службе он никогда не вел себя как подобало. Первый арест не сделал его умнее, и не было никаких оснований надеяться, что и нынешний арест станет последним; однако того, чего не позволяло ему совершать его собственное достоинство, он достиг благодаря хитрости других, надеявшихся, что признательность пересилит в нем дурные наклонности, и, чтобы милость была полной, Его Величество возвестил ему через герцога Неверского о возвращении звания полковника легкой кавалерии, которое он получил еще до заключения в тюрьму.
Их Величества вознаградили также и тех, кто управлял крепостями и королевским доменом в Берри, стремясь выполнить обещание, данное Господину Принцу.
Маршал д’Анкр сдал Амьенскую крепость герцогу де Монбазону, которому, кроме того, Король даровал наместничество в Пикардии вместо прежнего — в Нормандии. И дабы маршал д’Анкр ничего не лишился в результате такого обмена, а, напротив, возвысился в понижении, ему было даровано королевское наместничество в Нормандии и губернаторство Каена, за исключением городов Бельфон, Пон- де-л’Арш и несколько позже Кийбёф.
Несмотря на то что Их Величества таким образом подтвердили свое намерение в точности выполнять все свои обещания, принцы отнюдь не торопились вернуться в Париж, каждый из них тянул время, чтобы понять, какой оборот примут события.
Тем не менее они расстались друг с другом достаточно враждебно: это обычно случается с людьми, каждый из которых полагает, что заслуживает большего, и не довольствуется причитающейся ему частью общего вознаграждения. Все они жаловались, что Господин Принц захватил себе бoльшую часть. Герцоги Роанский и де Сюлли, утверждавшие, что именно они переманили на свою сторону партию гугенотов, заявляли, что их интересы почти не были учтены. Г-н де Лонгвиль был доволен не больше остальных, понимая, что его вернули в его собственный дом, и не отваживался возвращаться в Пикардию, несмотря на то, что маршал д’Анкр отказался от Амьенской крепости, поскольку был убежден, что ничего не выиграл, перейдя от маршала д’Анкра к герцогу де Монбазону. Между г-ном де Буйоном и Принцем доверия было так мало, что последний, которого Королева с нетерпением ожидала при дворе, внушал первому, что очень желал бы не встретиться с ним: таким образом, тесный союз принцев против Короля, державшийся лишь на надеждах каждого обрести в результате войны какие-либо выгоды, очень быстро развалился после заключения мирного договора.
И только герцоги Майеннский и Буйонский продолжали договариваться. Последний, желая уехать в Лимузен и Негрпелисс, недавно приобретенные им, изменил свои планы по настойчивой просьбе Королевы, которая оказала ему честь, собственноручно написав приглашение как можно скорее явиться к Его Величеству; так он и поступил, да к тому же привез с собой герцога Майеннского; и хотя Королева оказала им великолепный прием, они раскаялись в том, что поспешили, опередив других и узнав, что Королева полностью сменила всех министров.
Г-н де Вильруа и президент Жанен к тому времени уже исчерпали запас доверия, первый вскоре удалился в свой дом в Конфлане; должность второго была отдана Барбену, а должность государственного секретаря, которую занимал г-н де Пюизьё, — г-ну Манго. Было вполне резонным, отняв печати у г-на канцлера, не оставлять в должности первого государственного секретаря в столь бурное время и его сына; однако доброта Королевы, вынужденной удалить отца только по причине его нерадивости, привела к тому, что ей было сложно удалить и сына, который не успел еще совершить серьезных ошибок. Г-н дю Вер, не чувствовавший себя уверенно, видя при дворе человека, близкого тому, чье место он занял, и начисто забыв о том, что именно г-н де Вильруа предложил покойному Королю назначить его первым президентом Прованса и поддерживал его на этом посту, так уговаривал Королеву отправить Вильруа в отставку, что вынудил ее наконец принять такое решение. Однако далее все пошло не так, как он надеялся, ибо вместо того, чтобы назначить на освободившееся место его племянника Рибье, который уже хвастался этим, Королева отдала ее г-ну Манго, чуть ранее назначенному первым президентом Бордо. Так почести в одно мгновение портят нравы. Г-н дю Вер, всего лишь несколькими днями прежде заявлявший, что исповедует воззрения философа-стоика и писавший об этом книги, едва появившись при дворе, тут же изменил свое мировоззрение, обнаружив доселе скрытые качества, и не только явил себя честолюбцем, но и утопил в непомерных амбициях и благопристойность, и дружеские чувства, поведя себя столь неблагодарно, что простой, далекий от двора человек и то бы устыдился.
В то же время Королева, предупрежденная слугами об ухищрениях и ловкости, которые использовал г-н де Люинь, чтобы убедить Короля в том, что она ведет себя недостойно, умалить ее заслуги и раздуть ошибки, предложила Королю сложить с нее полномочия, рассудив, что он не примет ее отставку, но расположится к ней и не поверит, что она желает править, движимая честолюбием, и действует не для блага государства и не из соображений общественной пользы.
Она обратилась к Королю с просьбой объявить, когда он явится в парламент, где она могла бы доказать ему отсутствие у нее подобных стремлений и освободиться от государственных забот; она хотела, чтобы он понял, что в прошлом было невозможно управлять лучше и что она сделала все должное, дабы упрочить его власть, и было бы резонно, если бы он взял на себя труд обеспечить ее уход на покой; что после стольких славных доказательств в пользу ее заслуг перед государством ей обидно защищаться от наветов тайных завистников.
Королева могла не опасаться свойств характера Короля, но у нее были основания не доверять его возрасту; она также предугадывала, что если у недругов достало дерзости атаковать его по столь священному поводу, то со временем он падет жертвой насилия с их стороны.
Она рассудила, что, обеспечив себе вопреки опасностям и преградам добрую репутацию, необходимо, повинуясь соображениям осторожности, подумать о благопристойной отставке, дабы не лишиться сложившегося в людских сердцах мнения.
Она знала, что хуже всего воспринимаются людьми ее общественные поступки и что одно- единственное дурное деяние может развеять славу всех предыдущих.
Однако, несмотря на все ее усилия, Король отнюдь не желал согласиться с ее самоустранением от государственных забот. Она сама того не желала и не опасалась, что Король поймает ее на слове; но доводы, которые она ему приводила, казались ему настолько надуманными, что он понял: они были ей скорее подсказаны, нежели зародились в ее собственной голове. Он начал испытывать недовольство в связи с удивительным возвышением маршала д’Анкра, однако знал, что она захочет что-то изменить в этой ситуации. Он уверил ее, что весьма доволен ее управлением и что ни от кого не слышал о ней неподобающих слов.
Г-н де Люинь отзывался о ней сдержанно и сопровождал слова жестами, клятвами и всем, что помогает человеку скрыть двуличность. Тем не менее он был не настолько искушен в лицемерии, чтобы Королева ничего не заметила. Потому-то она и решила удалить его от Короля и задумалась о почетной
