– Такой симпатичный?
– Да, кругломордый.
– С таким... с носом?
– Был у него нос, товарищ капитан.
– Это ж ее двоюродный брат!
– Есть двоюродный брат, товарищ капитан.
Они уже стояли возле бесконечной витрины фирменного магазина 'Дуб'. Леденцов попрощался и пошел в сберегательную кассу – очередную. Петельников медленно, потеряв ширину своего шага, двигался по торговым залам...
Леденцов, конечно, не глубокий философ и не тонкий психолог. Но ошибиться он не мог. Запоминать лица – его специальность. Он видел ее, Лиду Рябинину.
Петельников вошел в кабинет. Ему показалось, что директор ждал этого визита. Он криво и нервно усмехнулся, сцепляя пальцы рук, как замыкаясь.
– Викентий Викентьевич, хочу поговорить о проблемах мебелестроения.
– Садитесь, пожалуйста.
Вчера Рябинин весь день был в прокуратуре. Ночью он не дежурил. Где же он находился, когда его жена пила в буфете вино марки 'Шампанское' и ела конфеты сорта 'Трюфели'? Сидел дома? Наверное, пил чай.
– Хороша ли мебель объединения 'Северный лес'? Только откровенно, спросил инспектор.
– Не очень.
– Еще откровеннее.
– Плоховата.
– Вот именно. Они все еще продолжают стругать шкафы-контейнеры и табуретки, пляшущие вприсядку.
– Мое дело продавать.
С кем же Лида была в театре? Вопрос поставлен не так... Неважно, с кем. Почему она была с тем, с кем она была? И это не вопрос. Неужели это была Лида? – вот вопрос. Впрочем, его это не касается.
– Ваше дело продавать, – кивнул Петельников, – и не обманывать дядю из уголовного розыска.
– Молодой человек, я постарше вас.
– Возможно, но обманувший теряет уважение в любом возрасте.
– Чем же я вас обманул?
Какой дурак придумал логику? Если женщина потихоньку от мужа ходит в театр с другим мужчиной, то кто он ей, этот мужчина, с которым она потихоньку от мужа ходит в театр? Кто он ей – по логике? Впрочем, пусть об этом думает Рябинин.
– Вы сказали, что известная нам с вами женщина хотела купить шкаф фирмы 'Северный лес'. Эта женщина никогда, понимаете, никогда не купит шкаф этой фирмы.
– Эта женщина – ваша?
– В каком смысле?
– Вы ее подослали.
– Зачем же?
– Проверить меня.
– А у вас есть грехи?
– Ничего у меня нет.
Если уж Лида Рябинина... Тогда кому и чему можно верить? Какой, к черту, домашний уют и какие, к черту, тапочки в передней. Но Лида Рябинина, которой он представлял всех девушек города, как верховной жрице...
– Тогда почему ж не сказали, зачем она приходила?
– Испугался.
– Теперь успокоились?
– Да, успокоился. – Он понял, что 'женщина-референт' никакого отношения к милиции не имеет.
– Ну, и зачем она приходила?
– Взяла пятьсот рублей, – начал рассказывать директор...
Лида Рябинина, у которой далекий и чистейший взгляд, чистейшие волосы и чистейшая кожа. Когда она серьезна, то кажется, что вот-вот рассмеется. Когда смеется, то кажется, что вот-вот станет серьезной. Да ему-то какое дело?
– Опознать ее сможете?
– Разумеется.
– Все, что рассказали мне, расскажете в прокуратуре.
– Обязательно.
Петельников ничего не записал и даже не обрадовался, что добыл хорошего свидетеля. Уголовное дело отошло на второй план.
В приоткрытую дверь заглянула работница магазина в фирменном халатике:
– Викентий Викентьевич, 'Отеллу' привезли.
– Иду.
– Какого Отеллу? – удивился инспектор.
– Новый гарнитур.
– Что ж он, черного цвета?
– В восточном стиле, содержит три кровати...
– Правильно, ведь Дездемону задушили в постели.
Что ему теперь делать? Что-то надо. Уведомить Рябинина? Поговорить с Лидой? Найти этого парня? А может, плюнуть на все и считать его двоюродным братом?
– Кстати, Викентий Викентьевич... Как вы относитесь к поступку Отелло? Я имею в виду не гарнитур, а мавра.
– Портить себе жизнь таким преступлением... – Он выразительно пожал одним плечом.
– А если жуткая ревность?
– Теперь, товарищ инспектор, красивых женщин больше, чем стульев.
И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я. Существуют приборы для подслушивания, для просвечивания, для подглядывания, для пронюхивания... Почему же нет такого прибора – сопереживателя, для подключения человека к человеку? На шкале стрелка, для которой всего два положения – 'боль физическая' и 'боль душевная'...
Д о б р о в о л ь н а я и с п о в е д ь. Я была такой девочкой... Несла в школу белый бантик в коробочке, чтобы не помять. После уроков бантик снимала и относила домой опять в коробочке.
Я была такой девочкой... Мама: 'Если не будешь есть, я тебе всыплю'. Я: 'А я тебе голову оторву'. Мама: 'Какую половину – нижнюю или верхнюю?' Я: 'Нижнюю'. Мама: 'Как же я буду целовать свою девочку?'
Но не подумайте, что меня часто целовали.
Рябинину хотелось, как и раньше, снять в конце рабочего дня трубку и услышать удивленное 'Да?' И отозваться на это 'Да?' напряженным дыханием и зачастившим стуком в груди. И услышать другие удивленные слова: 'Сережа, это ты?' И выдохнуть свое тихое 'Да'. И все будет сказано. Дальше пойдут слова уже необязательные, событийные.
Как и раньше...
Он еще смотрел на аппарат, когда тот зазвонил. Рябинин схватил трубку, озаренный мыслью, что его тайное желание добежало по проводам до дому и вызвало ответный ток:
– Да?
– Следователь Рябинин? – спросил голос не женщины и не мужчины, а вроде бы робота, который простудился.
– Да...
– Вы знаете фонтанчик в парке?
