Способности Калязиной – есть редчайший феномен, который надо беречь для науки...
В душном и огромном зале негде было упасть яблоку. Притушенные бра, казалось, не горели, а сочились тончайшей жемчужной пылью, оседавшей на лица напряженной бледностью. Яркий свет горел только в глубине сцены, обдавая задник малиновым пожаром. На этом закате чернели насупленные фигуры – за столом молча сидело человек десять: врач, невропатолог, физик, психолог, кибернетик, философ... Вдоль стола бесшумно двигался худой безвозрастный мужчина в темном костюме, ведущий эту встречу. А на краю сцены...
На краю сцены в длинном черном платье, с бескровным, каким-то прозрачным лицом стояла Аделаида Сергеевна Калязина и одержимо пронизывала зал взглядом угольных глаз.
Петельников и Рябинин переглянулись.
– Часы, – негромко, но слышимо всем сказала она.
– Правильно, – отозвался голос из публики.
Зал сдержанно вздохнул. Кто-то захлопал, но звук ладоней вспугнутым воробьем исчез под негоревшей люстрой. И стало еще тише.
– Кто следующий? – глухо спросил ведущий.
– Разрешите мне.
Молодой человек, наверное студент, неуклюже подошел. Ведущий скользнул по сцене длинными шагами на согнутых ногах, как прошелся старомодным танго. Откуда-то из рукава он выдернул черную повязку и завязал Калязиной глаза. Студент протянул свой предмет – зачетную книжку. Ведущий взял, усмехнулся и поднял ее над головой, показывая комиссии и публике. Спрятав зачетку в ящик, темневший на краю стола, он подошел к Калязиной и снял повязку – как Вию поднял веки.
Калязина вздохнула и безумно оглядела зал. Длинный и лохматый студент, похожий на гигантского цыпленка, приготовился. Она искала его, как тот самый Вий, и не могла найти, хотя он стоял перед сценой, перед ней. И вдруг наткнулась, увидела и вонзилась исступленным взглядом. Студент набычился, заметно бледнея. Калязина все смотрела и смотрела, а студент бледнел и бледнел от какого-то тайного напряжения.
– Зачем вы стараетесь думать о другом, а не о спрятанном предмете? опять тихо и опять слышимо спросила она.
Студент не ответил, залившись предавшей его краской.
– Теперь кто-то очень сильно думает и мне мешает, – сказала Калязина, отчего на зал легла уже больничная тишина.
– Не ты? – шепнул Петельников.
Рябинин вообще ни о чем не думал. Он смотрел во все глаза и во все очки, не понимая, где он, – сидит на эстрадном концерте или видит научный эксперимент. Комиссия из насупленных ученых, как при экспертизе. Артистичная Калязина, танцующий конферансье и заинтригованная публика, как на веселом представлении.
Калязина вдруг бросила студента и воззрилась в потолок:
– Что-то прямоугольное... Книга... Нет, маленькая... Маленькая книга...
Теперь уже откровенные аплодисменты взлетели туда же, за ее взглядом, к потолку. Она устало бросила руки вдоль тела. Тонкая, напряженная улыбка задевала ее губы и тут же сурово исчезала.
Севший было студент неожиданно поднялся и сказал звонким, подобающим гигантскому цыпленку голосом:
– А я о зачетке не думал.
– Это вам так кажется, – снисходительно парировал ведущий.
– Я думал о другом.
– Вы думали о том, как бы не думать о зачетке...
Публика засмеялась: Калязину она побаивалась, ведущего – любила.
– Студент прав, – вдруг сказала Калязина. – Он думал о другом, поэтому я была вынуждена обратиться к мыслям его соседки. Вы думали о зачетной книжке?
– Да. – Девушка испуганно залилась румянцем.
И опять защелкали аплодисменты. Члены комиссии что-то писали, перешептываясь и обмениваясь бумажками. Ведущий прошелся по сцене своим танцевальным шагом. Но студент, этот гигантский цыпленок и по-цыплячьи неугомонный, вновь поднялся и занудным голосом спросил:
– Возможно ли чтение мыслей в том случае, если загаданный предмет будет показываться без индуктора?
– Индуктор – это Калязина, – опять шепнул инспектор.
– Молодой человек, повязка из черной и плотной ткани...
– Возможно, – перебила Калязина. – В следующем сеансе я буду сублимировать именно так.
Обескураженный студент наконец-то растворился в публике.
– Продолжаем сеанс, – оповестил бодрый ведущий.
Рябинин осмотрелся. По рядам бегали какие-то странные нервные завихрения. В зале сидели какие-то странные люди, хотя он знал, что тут собралась главным образом интеллигенция. На ученых докладах эти люди наверняка выглядели не так – сосредоточенно, познающе... На концертах у этих людей определенно были иные лица, ждущие чистой радости. Почему же здесь они стянуты каким-то греховным любопытством? Но такие лица он где-то видел.
– А что, если выйти на сцену и сказать, что она преступница? – шепнул теперь Рябинин.
– Тебе не поверят.
И он вспомнил, где видел такие лица, – в церкви. И он понял, что эти люди собрались тут не познавать, а веровать.
Рябинину захотелось приобрести еще одного единомышленника, кроме инспектора. С другого бока сидел черненький сухощавый мужчина в красивой, вроде бы женской кофте. Он рассеянно поглядывал на зал и не очень смотрел на сцену.
– Какая ерунда, – сказал ему Рябинин.
Сосед кивнул, даже не повернув головы. Рябинин сосредоточился на сцене. Там страдала Калязина, разъедая взглядом новую жертву. И жертва страдала под этим взглядом и взглядом публики.
– Что-то маленькое... Очень мелкое... Оно даже не сублимируется...
Жертва, молодая женщина, неожиданно улыбнулась, словно не выдержала игры в смешинки.
– Милочка, да вы обманщица. Вы ничего не положили...
Во время ответных хлопков на спину Рябинина легла безвольная рука. Он обернулся. Молодой человек, у которого длинных волос хватило бы на двух женщин, тянул ему записку.
– Передать на сцену? – спросил Рябинин.
– Не знаю.
– А что в записке?
– Не знаю.
– Кто хоть написал?
– Не знаю.
– Значит, не вы?
– Не знаю.
Рябинин смотрел на безответного парня, чувствуя, что они тоже попали в тот странный и нервный водоворот, который крутился по залу. Его завихряла Калязина – мстила неверующим и неверящим.
– Ну как – ерунда? – спросил вдруг мужчина в кофте, теперь повернувшись лицом.
– А что? – бессмысленно возразил Рябинин.
– Там написано: 'Не говорите того, чего не понимаете'.
Под косящим взглядом инспектора Рябинин развернул листок и прочел кривоватые буквы: 'Не говорите, если не понимаете'. Сосед в кофте усмехнулся.
– Как узнали? – только и нашелся Рябинин.
– Я внушил ему написать эти слова и передать вам.
– Ну, гаси свет, – заключил инспектор.
Мужчина в кофте смотрел на них черными глазами, в которых бегали радужные сполохи. От него
