По Указу «товарища Сталина» в СССР введена каторга «для особо опасных преступников». Советский народ «горячо поддержал» это решение.
Город Красногвардейск переименован в город Гатчину.
День освобождения Гатчины.
Вот каким запомнился этот день 7-летнему сыну М. П. Араповой:
«…Я был где-то за ширмой. Ничего не слышал, потому что спал. Утром проснулся, смотрю — бабушка лежит у кровати с простреленной головой, а Мажель — на полу у приоткрытого подпола. Обе мертвые. Лужи крови. Горел свет. Потом говорили, что по городу ходили и стреляли какие-то штрафные роты… Затем соседка, жившая напротив нашего дома, забрала меня к себе, но оставить у себя не могла, и сдала меня в гатчинский детский приемник».
В этот день Сашу сдали в гатчинский детприемник, оттуда — в Токсово, а затем — в Ленинградский Областной детдом на Фонтанке, 6.
«После трагедии с бабушкой, я долго молчал, а когда заговорил, то только по-французски, и меня в детдоме никто не понимал. Почти целый год я приходил в себя от потрясений и контузии, в школу пошел только в 1946 году. А когда в детдоме меня отыскала моя тетя Наталья Осиповна, „Татуся“, то дядя „Гига“ написал об этом маме в Краснотурьинск», — вспоминал А. П. Арапов.
Но первой эту трагическую весть сообщила Марии Петровне ее соседка из Гатчины:
«18 февраля 1944 года.
Уважаемая Мария Петровна! Ваши 2 письма получены известной Вам Анной Васильевной Шапошниковой, которая и отвечает Вам.
Сообщаю Вам скорбную для Вас весть. При взятии Гатчины в последних числах января сего года Ваша мама была убита. Мадемуазель, тяжело раненная, умерла в больнице через 2 дня, а Сашенька Ваш остался жив и его взяли в Гатчинский Детдом. Дом Ваш наполовину разрушен, но часть его имеет жилой характер. Дом никем не занят. Никаких вещей не сохранилось. Сашу никто из знакомых не мог приютить. Приблизительно с неделю он находился у меня. Сначала очень тосковал и просился к бабушке, мадемуазель, а потом стал говорить хочу к маме Маре. Но бабушки уже были мертвые, а Вы далеко. Я живу очень бедно в подвальном помещении, ничего не имею сама и ничем ему быть полезной не могла. В Детдоме его навестила моя знакомая, а сама я едва хожу сломленная горем, т. к. от детей не имею ни одной весточки и думаю живы ли они и как доживать мне старой и без всякой возможности заработать.
Итак про Сашу имею сведения из Детдома, что он здоров, но тоскует. Я ему послала Ваше письмо, чтобы ему стало известно что его мама жива и думает о нем и как только будет возможность, то возьмет его к себе. Хоть он еще и мал, но эта весточка может дойдет до его сердца и ободрит его. Конечно никто не сомневается, что Вы с первой возможностью постараетесь его взять к себе, так как бедный мальчик совсем растерян от всего постигшего его.
Очень мне грустно, что приходится написать Вам такое печальное письмо, такое сообщить Вам горе, но ничего не поделаешь. Ваша мама так ждала этой минуты, когда Гатчина будет вновь у русских, так ждала повидаться с Вами, но вот бог не дал этого.
Мария Петровна, я не знаю Ваших религиозных убеждений, но примите совет мой и отслужите по Вашей маме заочное погребение и молитесь о ней, ей теперь больше ничего не надо. Непременно отслужите погребение заочное, так как она похоронена без погребения; я и этого для нее не могла сделать за болезнью. Ну желаю Вам по возможности спокойнее отнестись к неизбежному и найти успокоение в мысли, что Вы в данных условиях так необходимы Вашему Саше. Если через меня захотите ему написать, то мой адрес следующий:
г. Гатчина, Лен. обл., ул. Хохлова д. № 13 Анне Васильевне Шапошниковой.
Уважающая Вас (Подпись)»{1196}.
Затем от Шапошниковой пришло еще одно письмо:
«22 марта 1944 года.
Получила Вашу телеграмму, а вчера письмо, на которое и отвечаю. Прежде всего считаю необходимым сообщить, что Ваш сын Сашенька уже не в Гатчине. Детей его возраста переправили (вскоре же после его принятия в Детдом) в Токсово по Финляндской ж/дор., так что это было до получения Вашего 2-го письма и мы ему так и не смогли ничего передать о его маме. Если Вы найдете возможным приехать за ним или кого попросите приехать, то конечно с этим делом надо поспешить, потому что возможно что опять куда-либо детей переправят и Вам будет труднее его найти.
Писать много затрудняюсь, за плохим зрением, у меня самой так же горе.
5 сыновей на фронте и ни от одного из них я не имею сведений, все знакомые получают от своих весточку, а я с таким нетерпением ждала писем и до сих пор не имею ни одного, не знаю что и думать, и очень переживаю тяжело это испытание.
О Вашей покойной маме знаю очень мало, погибла при наступлении, она лежала уже холодная, а тяжело раненая Мадемуазель ничего не говорила, а Саша еще мал и сам имел вид ошеломленный.
Все мы при наступлении укрывались от бомб и снарядов в ямах или подвалах, а Ваша мама оставалась при доме. Затем я от всего пережитого совсем слегла и никуда не выходила, и только от соседей узнала о судьбе Вашей семьи. Думаю, что документы Саши, о которых Вы спрашиваете, не сохранились, но когда его отдали в Детдом, то его фамилию заведующему сообщили. Что же я еще могу сказать о Вашей маме? Знаю, что она без конца вспоминала Вас и жила в надежде, что как только придут наши войска, то она увидится с Вами при первой к тому возможности, но вот не судьба и Вы бедная остались одна и все к чему Вы стремились в Гатчине — обратилось в прах. Если по Вашей просьбе кто-то приедет за Сашей, то возможно заедет и в Гатчину, то надеюсь, что повидаемся. Если же непосредственно в Токсово поедут, то не откажите потом написать о результате. Мне жаль бедного Сашу и очень хотелось бы скорее услышать, что он наконец с мамой.
Ваше письмо на имя Зав. Гатчинского Детдома я отправляю Детдомом Токсова и вложу письмо для Саши, все же скорее получат. Но Вы независимо от этого пишите сами туда еще раз. Всего Вам доброго, не унывайте. Живите надеждой увидеться с Сашей, которому Вы так нужны.
Ув. Вас. А. Шапошникова.
Р. S. Забыла Вам написать, что летом прошлого года Саша попал под мотоцикл и у него была трещина кости в ноге или перелом, он все лето пролежал дома, в гипсе и долго и сильно болел, только поздней осенью его на коляске около дома на воздухе держали, чтобы несколько окреп; но потом это прошло безслед-но и ножка зажила, он не хромает, но пережил бедный и страха и боли много. От души желаю Вам скорее его взять из Детдома к себе, это будет ему большое утешение — найти свою маму. Ваше письмо в Токсово я сегодня уже отправила.
А. Шапошникова»{1197}.
В день, когда Саше Арапову исполнилось 8 лет, Елена Гроднер, воспитательница детдома, находившегося в Токсово Ленинградской области, писала его матери на «п/о Турьинские Рудники»:
«8 июня 1944 года.
Многоуважаемая т. Трахтенберг!
Письмо Ваше получили и сообщаю, что сын Ваш Саша здоров, чувствует себя хорошо, в группе к нему детей отношение хорошее. Мальчик спокойный, хороший, о нем не беспокойтесь. Пишите буду отвечать. Шлет он Вам горячий поцелуй.
С прив. Воспитат. Е. Гроднер»{1198}.
«4 июля 1944 года.
