Марк еще раз переехал. В небольшую квартирку рядом с ней. Некоторое время она ждала, что он предложит ей возобновить совместную жизнь. Но он никогда больше не предлагал ей этого. Может быть, не хотел еще раз травмировать Клемана.
Но это не так важно. Они снова были вместе, все трое. И они вместе до сих пор. В конечном итоге, он остался верен ей все эти годы, несмотря на всех женщин, которые появлялись в его жизни. И ей досталось от него именно то, что она больше всего ценила: дружба, соучастие, дружеское и интеллектуальное общение – его она предпочитает физической любви, которая их никогда по-настоящему не связывала.
Так же и с Клеманом. Она никогда не задавалась вопросом, любит ли он ее. И он никогда ей этого не говорил. Их связывает не это. Они звенья одной цепи, которая связывает их с Марком. Они хорошо ладят. Она всегда считала его некрасивым, иногда даже стеснялась этого, но это тоже не было важным. Он всегда был предан ей так же, как Марк. Странно, думает она, но он никогда не сердился на Марка из-за Ирен. Это их не разлучило и не восстановило друг против друга. Ненависть существовала только между женщинами. Мужчинам приходилось даже иногда вмешиваться, чтобы разрядить обстановку. Возможно даже, что Клеман остался здесь, с ней, чтобы не потерять друга…
Около трех часов дня она подошла к Марку. Она знала, что он один. Сначала поговорили о домашних делах, а потом она внезапно спросила:
– Ты можешь переехать в Париж?
Он сразу понял, что подразумевал ее вопрос: ты можешь нас оставить, чтобы жить с Клер? Он помолчал, глядя в сторону.
– Не представляю, как бы это было. Во всяком случае, быстро этого не сделать. Ты же знаешь, как трудно найти там место. Поиск может длиться годами. К тому же в этом городе меня многое держит. Ты же в курсе моих дел…
– А Клер, она может уехать из Парижа?
Он тряхнул головой, как будто отгонял муху.
– Не знаю. Мы об этом еще не говорили. Для нее это тоже непросто. Но все же легче, чем для меня. Посмотрим. Она работает в хорошем издательстве. И дорожит своей работой. Это нормально. Как я могу предложить ей отказаться от любимого занятия? Здесь не очень много работы. Хотя не знаю, надо разузнать. Она же не может заниматься чем угодно. Да и дети. Отец остается в Париже. Все сложно.
– Ты знаком с ее детьми?
– Нет, я их еще не видел.
Она кладет свою руку на его предплечье и задерживает на несколько мгновений. У нее серьезное, сочувствующее выражение лица.
– Да, все действительно сложно.
Но все может и решиться само собой. Ей надо перестать себя мучить. Пусть все идет, как идет. Надо даже поддерживать их. Завтра она повезет всех домочадцев к своим родителям в деревню, а Марк и Клер останутся на весь вечер одни. А еще она предложит им посвятить какой-нибудь из дней прогулке по окрестностям. Да, так и надо сделать. Она может спать спокойно.
9
Мелани
Она садится за стол, как делает это каждый вечер. Записывает в дневник первую фразу:
Она бросается на кровать, закрывает глаза. И перед ней возникает та же картина. Она неотступно преследует ее, с новой силой терзает ее.
Примерно около полудня она направлялась, как обычно, в свое укрытие, несла туда корзинку с провизией, книгу, плеер. Чувствовала себя спокойно, предвкушая, как сейчас погрузится в чтение. Она как раз дошла до интересного места в повествовании, когда события должны развиваться быстрее. Де Вальмон влюбился. Как здорово придумал автор, заставив циничного соблазнителя полюбить по-настоящему. Имея при этом в союзницах такую стерву, как де Мертей. Мысли Мелани были заняты всей этой историей и персонажами. Она спрашивала себя, кто из них ей ближе, виконт де Вальмон или маркиза де Мертей?
Размышляя над этим вопросом, она вступила в лавровишневые заросли и наткнулась на них. Клер стояла, прислонясь спиной к голубому кедру, опустив руки вдоль ствола. Марк приник к ней всем телом, прижавшись лицом к ее шее. Мелани видела только темное пятно его волос, спину и натянувшуюся ткань рубашки. Зато лицо Клер было у нее перед глазами как на ладони. И оно ее поразило. Такого выражения она никогда у нее не видела. Голова запрокинута назад, глаза полузакрыты, рот приоткрыт. В неподвижных руках, в готовом ко всему теле было что-то завораживающее, как будто ее привязали к дереву и она покорно подчинялась силе. И секунду спустя Мелани увидела, как юбка Клер поднялась кверху, белые трусики ослепительно и резко выделились на загорелом теле, а темная рука Марка стала медленно спускаться по ее животу к тем влажным глубинам, которые готовы были его принять. Мелани почувствовала, как теплеет внизу живота, именно в том месте, на котором на теле Клер лежала в этот момент рука Марка, и она отступила на шаг, в самую гущу кустарника. Они не заметили ее. Больше всего она боялась, что они ее заметят. Клер издала слабый стон, и тогда она помчалась со всех ног прочь от этого места. Это уж слишком, это невыносимо.
Она бегом поднялась к себе в комнату. Пролетела мимо удивленной Бланш. Что это с ней? Что-то произошло? Она пробежала, ничего не ответив, с бьющимся сердцем, задыхаясь. Закрывая за собой дверь, услышала, как Бланш сказала:
– Мелани становится все более странной.
Она закрыла глаза, попробовала успокоить дыхание, привести в порядок мысли. Отвратительно заниматься этим в саду, где их могут увидеть. К тому же это было ее место, она проводила там целые дни. Это было ее дерево, и они должны были это знать! Негодяи, они что, не могут заниматься этим в другом месте, в своей комнате, да где угодно, только не там? А если бы Бланш их увидела? Как Марк мог это сделать? Обычно он не вел себя так неосмотрительно. Она никогда до этого не видела даже, как он целовал своих подружек.
Но не это было хуже всего. А то, что она не может прогнать от себя этот образ: два прижавшихся друг к другу тела и рука, медленно и уверенно приближающаяся к белым трусикам. Это запечатлелось на сетчатке ее глаз, преследовало ее. Мелани рухнула на кровать, и сильное желание охватило ее. Она расстегнула джинсы, опустила руку в трусики. Но ничего не произошло, она не могла доставить себе удовольствие. Не могла отогнать от себя видение руки Марка. Только она могла успокоить ее, только она была ей нужна… Мелани села, охваченная страхом. Невозможно. Ужасно. Она никогда им этого не простит.
Она заставила себя спуститься к ужину, но не могла на них смотреть, ни на Клер, ни на Марка. К счастью, никто, как всегда, не обращал на нее внимания, и она быстро поднялась к себе. Но ей не удавалось отделаться от этого видения и от желания, которое оно в ней возбуждало. Ей надо было найти какое-то успокоительное средство, снотворное, алкоголь, все равно что, главное, чтобы это помогло, сняло напряжение. Если бы я была не одна, думала она, все больше раздражаясь, этого бы не произошло. Я была бы защищена. Она сердилась на Антуана за то, что он не с ней, что он покинул ее. Он, его рука могла бы заменить руку Марка, смогла бы ее успокоить и убаюкать.
Она разделась, вытянулась на постели и стала рассматривать свое тело. Бедра, живот. Вспомнила тело Клер, ее стройные ноги, слегка выпуклый живот, гладкую кожу цвета темного меда. А у нее тяжелые бедра, белый живот. Она не загорает, у нее такая же кожа, как у матери, такое же тело. Те же волосы, то же очертание лица. Только глаза другие, глаза у нее от Марка. Темные. К счастью… Подростком она считала себя ужасной. Ненавидела себя. Так же как ненавидела все в своей матери. Ей все время говорили, что она вылитая мать, и ее от этого тошнило. Она делала немыслимые усилия, чтобы стать другой. Занялась
