– Ты уверен, что они военные, а не гражданские? – спросила Юн.
Лейтенант на секунду задумался, а потом утвердительно кивнул.
– Я вижу группу, которая, по заранее заданному плану, выполнила инфильтрацию на территорию противника, создала укрепленный район, и контролировала площади до подхода основных сил. Такая группа в справочнике определяется, как «commandos».
– По-моему, – сказала она, – это больше похоже на не очень хорошо организованный молодежный спортивно-туристический лагерь. Или даже на общину хиппи. На курсах методов разведки, мы проходили социопсихологию хиппи. Она именно такая. Кстати, слово: «free-rider» переводится с английского сленга, как бродяга-побирушка.
– То, что они так выглядят, говорит о высоком качестве их подготовки, – ответил он.
– Это не похоже на маскировку, – возразила Юн Чун, показав движением глаз на fare-tupaiti соседей слева, – по-моему, они такие и есть.
– Здесь нельзя судить по одному эпизоду, – сказал лейтенант, бросив взгляд в ту же сторону, – Я думаю, мы можем пригласить их на чашку чая, и составить о них более полное и разностороннее мнение.
– Пригласить прямо сейчас? – с сомнением в голосе, спросила она.
– Нет, я думаю, лучше сделать это, когда они закончат, – уточнил Линси Ли.
Fare-tupaiti для китайских стажеров возник вчера (в день их приезда) прямо у них на глазах. Грид, шеф местной ватаги, перебросился парой фраз с Трэмом и Акри, потом, показав пальцем в участок берега лагуны, спросил у Линси и Юн: «Годится?». Они ответили: «Годится». Шеф ватаги крикнул какой-то другой парочке «Годится?». Те ответили что-то вроде «Нет проблем». Через полчаса, стандартную складную хижину, привезенную на мото-рафте с маленьким краном-лебедкой, установили на все четыре ножки в выбранном месте на берегу лагуны, и развернули в «боевое положение». С одного бока хижины, на уровне крыши, на двух дополнительных ножках возникла гостиная (reva-parada), с другой стороны была поставлена водяная бочка с воронкой холодильника-конденсатора, а на обоих скатах крыши размещены панели солнечных элементов электроснабжения. Все, дом готов.
Соседями стажеров справа оказались Трэм и Акри, соседями слева – Пири и Лвок, та парочка, у которой Грид тоже спрашивал мнение. Пири был похож на филиппинца, а Лвок, видимо, относилась к какому-то из бесчисленных молуккских микро-этносов. Обычные тинэйджеры-фрирайдеры здешнего типа. Поджарые, подвижные, веселые, общительные, но способные быть такими ленивыми, что и ленивец бы позавидовал.
Соображения Линси Ли по поводу того, когда лучше пригласить Пири и Лвок на чай, были весьма разумны, поскольку в данный момент эта парочка занималась делом, от которого вряд ли стала бы отвлекаться. Скорее всего, сначала они просто созерцали лагуну на закате, стоя у парапета на своем reva- parada. Видимо, потом, под влиянием красочного зрелища, они ощутили зов эроса, и немедленно последовали этому зову. Стоило Лвок немного крепче взяться за планку парапета и наклонить торс, а Пири – обнять ее сзади, как сама собой образовалась одна из классических поз камасутры.
Юн Чун бросила короткий боковой взгляд на эту увлекательную игру, и заключила.
– Еще минут на двадцать. Мы успеем посмотреть новости.
– Да, наверное, ты права, – согласился лейтенант, – А как ты думаешь, что тут принято ставить на стол к чаю?
– Вчера я купила в таверне на Морской Корове лимонный джем, шоколад и какую-то местную разновидность печенья, – ответила она, – Думаю, это нормально. А как нам следует их пригласить?
– Я просто помашу им рукой, когда они освободятся, – сказал Линси Ли, – Будет еще достаточно светло, и здесь это общепринятый способ приглашения в гости.
– Еще, мне кажется, следует пригласить также Трэма и Акри, – добавила Юн Чун.
– Им я тоже помашу рукой, когда и если они возникнут в поле зрения, – согласился Лейтенант, одновременно выбирая настройку на ITV-пульте.
-
«France-2, Inter-vision». Круглый стол. Европейская культура и космос.
Кардинал Бернар Жюст, советник Папы по науке и культуре,
Анри-Жак Марне, вице-директор Европейского Космического агентства (ESA).
Ришар Риво, политический обозреватель «France Press»:
Шарль Фонтейн, спецкор «Le Figaro».
-
Ришар Риво: Раз уж мне выпало говорить вводные слова… Сегодня, на фоне общей международной напряженности, произошло радостное, позитивное, мирное событие. Наше космическое агентство, меганезийский департамент технического развития, и комитет мэров округа Туамоту, подписали общий протокол о размещении на атоллах Муруроа и Фангатауфа космодрома, полигона и научно- исследовательского центра марсианского проекта «Caravella». Это событие произошло так внезапно, что я даже подумал в начале, что это розыгрыш. Но нет, все серьезно… Да, мсье Марне?
Анри-Жак Марне: Более, чем серьезно. Я прилетел с Туамоту полтора часа назад, с подписанными бумагами, и улетаю туда снова, через три дня, с группой экспертов, которые будут решать технические вопросы со своими меганезийскими коллегами.
Риво: Итак, мы полетим к Марсу из Французской Полинезии? Местные жители не реагируют агрессивно, когда их острова называют Французской Полинезией?
Марне: Нет, если в этом нет политического подтекста. А у меня ничего подобного, разумеется, не было. В прессе иногда раздувают значение войны за Клиппертон, представляя дело так, будто французы и меганезийцы теперь чуть ли не враги. Ну не глупость ли? Номинальная война 12-летней давности из-за необитаемого колечка суши, площадью с кукурузное поле. Война, на которой никто не убит и не ранен.
Шарль Фонтейн: Тем не менее, тогда, 12 лет назад, все выглядело крайне серьезно. Экспедиция нашей эскадры с Реюньона. Взрыв меганезийской водородной бомбы севернее Соломоновых островов. Казалось, еще немного – и большая война.
Марне: Это потому, что бульварная пресса раздула нездоровый ажиотаж. Понятно. Военная тема приносит тиражи. Но, знаете, пора расставить точки над «i». Как учил генерал Де Голль, реальность нашей внешней политики, это не реставрация империи образца XIX века, а создание международного франкофонного сообщества. Нашим туристам во Французской Полинезии не требуется переводчик. Это так, к слову.
Риво: А как там, на ваш взгляд, отношение к французам и к Франции?
Марне: К французам замечательное отношение. К Франции… Меня, как человека, связанного с аэрокосмической техникой, приятно поразила популярность истории французского воздухоплавания среди меганезийцев. Если говорить о французской культуре вообще, то Гоген, Экзюпери и Жюль Верн там известны каждому. Это в школьной программе. Наши энциклопедисты, кстати, тоже. К нашим политикам отношение настороженное, но меганезийцы вообще противники государства в его европейском понимании. Это особенность их национального менталитета.
Фонтейн: Анри-Жак, а что вы скажете о меганезийской суборбитальной авиации? В позапрошлом году я летал на их шаттле с островов Кука на Мадагаскар, и получил неизгладимые впечатления… Правда, было страшновато.
Марне: Дешевые шаттлы – это серьезное достижение Меганезии. Только им удалось создать массовый суборбитальный транспорт. Здесь нам есть, чему поучиться.
Риво: Итак, возвращаемся к теме космоса, космического сотрудничества и, как ни неожиданно это прозвучит, к теме религии. Лично я был поражен, когда узнал, что соглашение по Марсу состоялось благодаря посредничеству монсеньора Жюста.
Кардинал Бернар Жюст: Значит, у вас было ложное представление о религии.
Риво: В каком смысле, ложное?
Жюст: Вы находились в плену стереотипа, согласно которому церковь считается консервативной структурой, идейно противоположной научному сообществу. Меня удивляет, насколько устойчив этот предрассудок. Вы знаете, что автором первой математической модели расширяющейся Вселенной был
