Иларио прочел и поднял взгляд на майора.
— А... Так сказать... Э...
— Вот, — майор протянул падре-попечителю небольшой серебристый кейс, – я поменял ломбардские соверены на доллары, полагая, что вам так будет удобнее пользоваться.
— А... Да, конечно... А сколько это в долларах?
— Полмиллиона, — небрежно сообщил майор, — Вы не сочтете за неучтивость, если я вас попрошу пересчитать купюры и поставить роспись в этом формуляре. Наша коронная канцелярия бюрократична, как в любой стране... Второй экземпляр остается вам.
— Конечно-конечно, — ответил падре, открыв кейс и глядя на стандартные банковские упаковки, — и все же, и все же... А можно как-то удостоверить вашу личность?
— Тут я в некотором затруднении, падре, — майор развел руками, — мы спецслужба, и не носим с собой ID, такое правило действует во всех странах мира. Существуют особые предметы, по которым мы узнаем друг друга. У меня – вот такой...
Жоан де Маракайбо вытащил из-за отворота куртки пистолет жуткого калибра, скорее всего, древнего образца, но современного изготовления, и протянул его Иларио.
— ...Не беспокойтесь, он не взведен.
— Какой необычный... — произнес падре, осторожно беря в руки старинное оружие.
— Это 40-миллиметровый малый драгунский пистолет XVII века. Копия. Действующих оригиналов уже не осталось на свете. Я прошу вас прочесть дарственную надпись.
— А... Да... — Иларио повернул пистолет и разглядел черный готический текст: «Жоану, виконту Маракайбо, в знак искренней дружбы, принц Герберт».
— Жоан, — вмешалась мулатка, — я опасаюсь, что падре Иларио не знает нашу ситуацию. Пожалуйста, падре, прочтите эту короткую заметку. Вам станут ясны наши мотивы.
Иларио осторожно возвратил пистолет виконту и взял протянутую газету: экстренный «Chronicle» с сообщением о трагической гибели принца Монако в Южном Дарфуре.
— А... Да... Я вам очень сочувствую... Ваша миссия тайная, надо полагать...
— Нет, — Жоан Маракайбо покачал головой, — наша миссия открытая, и я просил ваших сотрудников не торопиться с вызовом полиции просто, чтобы не терять время. После нашего отъезда, я думаю, вам надо вызвать офицера полиции, и проинформировать об имевшем место событии. Кроме того, вам это будет полезно, чтобы без риска отвезти деньги в банк. Ведь в этих краях небезопасно держать такие суммы наличными.
— Да, да... — Иларио несколько раз кивнул, — вы правы. Но, я не подвергну вас лишнему риску? Вдруг, полисмены, не разобравшись, решат вас задержать?
— Они не посмеют, — ответил виконт де Маракайбо, — всего доброго, святой отец.
Через два часа маленькая научно-этнографическая экспедиция вылетела из Кхумбу (Непал) в Ил-Денис (Сейшелы) на довольно типичном для дальних мини-чартеров 12-метровом 5-местном тайваньском турбореактивном «Sino-Fanjet». Виконт Жоан де Маракайбо (он же — партизанский капо Жоа Рулета) достал из кармана радиотелефон вызвал некого абонента, и сообщил: «Привет, старый ниггер, мы отлично отдохнули! Встречай нас в пабе, расскажем, за кружкой пива!».
(Это означало: операция прошла успешно, мы улетели по плану, помощь не нужна).
Тем временем, крошка Элен начала устало зевать, и компаньонка «виконта Жоана де Маракайбо» — офицер Саманта из «лерадистского» спецназа полиции Агренды устроила девочку поспать: завернула в плед и поцеловала в нос для хороших снов.
— Чудесный ребенок, — прокомментировал капо Рулета, — ни черта не боится.
— Это потому, — ответила унтер-офицер, — что я добрая, ласковая и внушаю ей доверие.
— О! – партизанский капо округлил глаза, — А может, ты и этому Рене Паларе внушишь доверие? Это было бы блестяще! Я бы подарил тебе малый драгунский пистолет!
— Нет, Жоа. Я внушаю доверие детям. А взрослые испорчены всяко-разной социальной несправедливостью, так что ими занимайся ты. Кстати, откуда такой пистолет?
— Это не пистолет, Саманта, а китайский портативный гранатомет для пэйнтбола. Если точнее, то это китайская модель «Classic Army Mad-Bull». Наши суринамские коллеги придумали делать эти штуки в виде сувенирных пистолетов, и с боевыми гранатами.
— А дарственная надпись? – спросила она.
— Это, — капо улыбнулся, — была моя домашняя заготовка. Ты знаешь, у попа в какой-то момент возникло подозрение, что мы плохие ребята, торговцы детьми. Полмиллиона баксов, конечно, не очень укладывались в эту версию. На рынке приемных детей для бесплодных богатых родителей цены на порядок ниже. Но — возникло. И, как учит нас практическая психология, надо было немедленно подтвердить нашу с тобой легенду абсолютно нестандартным методом. Паспорт бы попа не убедил, а вот этот пистолет с дарственной надписью принца отмел его сомнения по поводу виконта де Маракайбо.
— А, по-моему, — заметила унтер-офицер, — он полностью поверил уже тогда, когда ты подсунул ему бумажки. Бюрократичность в глазах обывателя равна легальности.
— Отчасти, так, — согласился Жоа Рулета, — но не полностью. Судя по глазам, этот поп полностью поверил только тогда, когда я посоветовал ему заявить в полицию. Плохие ребята тоже могли бы сказать на прощание: «зови копов», но у обывателя существует стереотип: только хорошие ребята советуют собеседнику позвонить в полицию.
Саманта покивала головой и ласково погладила по щеке спящую Элен.
— Ты представляешь, детка, в каком идиотском мире мы все живем? Нет, ты совсем не представляешь... Ладно, не расстраивайся. Ты, хотя бы, принцесса. Тебе повезло.
— Это нам повезло, что девочку не пришлось воровать в Европе, — пробурчал капо.
— У Герберта осталось много детей, — заметила Саманта, – он метал генофонд везде, где ступала его нога. И неплохой генофонд, кстати. Чудак-человек. И зачем ему была эта уродская охота? Если бы он только снимал девчонок, был бы жив, и принес бы пользу человечеству. А так – портил биосферу, и в итоге был застрелен, как хомяк в амбаре.
— А на кого он охотился в Непале? – спросил Рулета.
— На йети, снежного человека. Но, не нашел. А вот горилл в Конго он нашел, и пуф...
— Так-так. В Конго – гориллы, в Непале – йети. Это что, мания убивать гуманоидов?
— Типа того, — согласилась унтер-офицер, — У принца было трудное детство. Его папа практиковал насилие в быту, и это сказалось на психике мальчика. Как по Фрейду.
— Понятно и без Фрейда, — сказал капо, — А граф Паларе, он как в этом смысле?
— Рене-Гюи де Паларе, судя по досье «Сюртэ», противник насилия, за исключением спортивного, вроде таэквондо, и он романтик, несмотря на то, что умен, образован и решителен. Вообще, по-дурацки получается: почему «несмотря на?». Почему, блин, считается странным, если умный, образованный и решительный парень — романтик?
— А вот это, Саманта, уже к Фрейду. Я так глубоко в теории не копался. Наша задача практическая: метнуть этого романтика в конкретную точку пространства-времени.
— Как раз, прибытие в эту конкретную точку меня беспокоит, — произнесла Саманта.
— Что беспокоит? Вечером мы будем на Сейшелах, а там мадагаскарская группа.
— Я не про наше прибытие, я про прибытие графа. У меня есть сомнения.
— Почему? Он зажат со всех сторон, кроме одной. Ему нет пути, кроме как к нашим.
— Он решительный парень, и он романтик, — напомнила девушка.
— Да... — согласился капо после длинной паузы, — это может стать проблемой.
— Почему проблемой, а не плюсом? – спросила она.
— Плюсом? – переспросил Жоа Рулета, — Ого! Знаешь, Саманта, это отличный ход!
