плакаты. А так как он идиот, то и нарисовал бред всякий. Мы сначала не хотели это вешать, но...
— Вальпургиева ночь, это когда? — перебил ее Седов.
— Это ночь с тридцать первого апреля на первое мая.
— Зачем твой муж привел Симоняна на обед? — Света удивленно наблюдала за Пашей, который был уже почти одет, хотя всего полминуты назад и не помышлял двигаться с места!
— Ты куда собрался? — спросила она.
— Вспомнил, что машину надо отогнать на стоянку. Хочешь, подвезу тебя?
— Давай...
— Так зачем Фирсову Симонян?
— А Ванечка баллотироваться собрался куда-то. А у Симоняна бывшая жена председатель какого-то там важного комитета или избиркома. Я этим не интересуюсь.
— Значит, Фирсов выбирается? Узнай точно — куда!
Они уже вышли из квартиры на лестничную клетку.
— Ладно... Совмещаешь приятное с полезным? — в ее тоне звучало предчувствие обиды.
Седов заглянул ей в глаза и понял чуть больше, чем она хотела показать. Он снова притянул ее к своей груди и сказал:
— Света, я может, плохо объяснил или ты меня не хотела слушать! Я люблю тебя. Ты для меня — не приключение. Ты — теперь мой воздух и мой хлеб.
— Но делишки свои ты обстряпать не против?
Причиной ее упрямства было давно вколоченное Ванечкой в ее голову правило: любовь — это в романах. В жизни каждый старается для себя. Света, имеющая довольно хороший мыслительный аппарат на плечах, тем не менее, всегда считала, что Ваня лучше знает жизнь и людей. Да и редкие столкновения с жизнью и людьми в основном подтверждали Ванечкину правоту.
— Дурочка, — услышала Света слова любовника. — Ты просто должна мне верить. И еще: мне надо порыться в твоем компьютере. К сожалению, — рассуждал он, выпустив Свету из объятий и направляясь к лифту, — я не сумел поладить с хозяином дома и появляться у тебя, когда мне надо, но, к счастью, я соблазнил хозяйку.
Наверное, Света была слишком выбита из седла своим свиданием, потому что чувство юмора у нее немного глючило. Она испуганно посмотрела на Седова, но, заметив хитрую морщинку на его переносице, фыркнула и рассмеялась.
— Что ты завтра делаешь? — спросил Седов в машине.
— Еду с Федей на прогулку. Ванечка даст свой «Мерс». Федя попросил меня покататься с ним, окрестности посмотреть. Он говорит, что Гродин растет как на дрожжах и каждый год удивляет его все больше.
— Когда же мне к компьютеру подобраться?
— Давай послезавтра. Утром никого не будет. Ванечка катит в Москву по делам, а Федя уедет к друзьям погостить.
— Годится. Здесь высадить?
— Да...
— Стой, дай поцелую!
Увидев Пашу на пороге, Света почувствовала, как ужасно она соскучилась по нему. С момента их расставания прошли тягучие сутки, и все это время она думала о нем. Вспоминала это удивительное ощущение... Как же правильно определить его? Ощущение любимости. Когда ты — будто бы центр мира, а он смотрит на тебя, обожествляя каждое твое движение, и упивается твоим дыханием, и ждет твоего взгляда как манны небесной. Если Павел лгал ей, то делал это умело и даже артистично.
Света вполне отдавала себе отчет, что влюблена в рыжего сыщика. Она давно мечтала о чем-то таком, о ком-то, кто дал бы ей почувствовать биение пульса жизни.
Конечно, ей давно пришлось смириться со своей ролью домработницы и красивого эскорта при влиятельном муже. Фирсов обожал появляться на людях с женой. Вдвоем они выглядели прекрасно: красивые, стройные, уверенные в завтрашнем дне. Ванечка понимал, что Света своей мягкостью и очарованием сглаживает его откровенное хамство и любил попользоваться этим. Если ему нужен был человек, то рано или поздно его приглашали в дом к Фирсовым, где милая красавица-жена хозяина очаровывала гостей пирогами, беседами и улыбками. Со стороны Света и Ваня сильно напоминали идеальную пару.
Но стоило супругам остаться наедине, как все становилось на свои места. Ванечка упражнялся на жене в злом остроумии, а она чаще терпела или пыталась огрызаться. Они скандалили, Света плакала. Ванечка смеялся. Иногда Света склонялась к мысли, что садизм и есть основная радость в жизни Ванечки. А ей хотелось любви. Хорошего, простого, нежного любовника, который не требовал бы слишком много, но давал достаточно. Ей тоже хотелось потешить свой полузадушенный эгоизм, почувствовать себя женщиной, прекрасной, желанной, свободной, просто взять — и выйти из-под контроля! Отвязаться, оторваться и... вернуться назад.
Ее мотивы сохранять семью были просты, но не банальны. Паша был абсолютно прав, утверждая, что Свете не нужны были деньги Фирсова и сытенькая житуха, которую тот обеспечивал. Еще меньше ей нужен был сам Ванечка, самодовольный злой идиот, которому все было позволено происхождением, воспитанием и нынешним положением. Она не говорила этого подругам, зная, какими надуманными покажутся им ее проблемы. Но Света не лгала Павлу, когда признаваясь, что остается с мужем только из-за Маринки. Ей самой никогда не дать дочери такого хорошего образования и базиса для начала карьеры и взрослой жизни вообще, как дает семья Фирсовых. И пусть они видятся редко, пусть Света живет только в ожидании очередных каникул и приезда дочери, пусть даже Марина отдалилась за последний год, стала почти чужой, но оно того стоит!
«Я потерплю, — думала Света, каждый раз оставаясь в пустой после отъезда дочери квартире. — Я буду ждать... Все будет хорошо! Вот, Федя получил же толчок в жизни. Ну, кем бы он был без образования? Без поддержки Фирсовых. А сейчас преуспевает в жизни, хоть и очень молод. Нет, Фирсовых придется терпеть. Я потерплю».
Она терпела, а с появлением в ее жизни этого смешного и ласкового парня смогла бы выдержать еще лет пятнадцать запросто. Паша питал ее необходимой силой, запас которой катастрофически иссяк в последнее время.
После всех поцелуев и признаний влюбленные направились в обнимку, но не в спальню, а в кабинет, где стоял компьютер. Оба знали, что времени достаточно, но Седова что-то сильно беспокоило, и он сказал, что сначала дела.
— Как покаталась с братом? — Паше хотелось знать о каждой минуте жизни любимой.
— Здорово! — Света даже руками всплеснула от приятного воспоминания. — Мы сначала ездили по городу, а потом я предложила Феде съездить в Краснозерск, где Ванечка дом строить собирается. Ох, там так красиво! Небо, степь, солнце! Как же редко мы выезжаем за город. Вот приедет Маринка, я заставлю Ванечку нас вывезти на шашлыки.
У Седова похолодел взгляд, но Света не замечала этого, продолжая щебетать:
— Еще Ванечка попросил заехать, по дороге назад, в Остюковку. Он же у нас в комиссии по охране культурных памятников области. А тут же взялись церкви охранять, и недавно Фирсов был в Остюковке, где уникальная деревянная церковь стоит. Представляешь, на самом деле никто не помнит, как она называется! Безымянная церковь! После революции документы нашей областной Епархии сожгли, а в Остюковке не осталось никого, кто бы мог вспомнить название церкви. Она же не в самом селе, а километрах в десяти, если не больше!
— Мистика, — покивал головой Паша, уже только делая вид, что это ему интересно. Света рассказывала:
— Там должен хотя бы сторож быть, тем более, что церковь за селом, на пригорке. Ванечка и попросил нас заехать, посмотреть, есть там кто? А там — ни человечка! Некому охранять. Все люди в поле, у них там что-то готовят к зиме. Церковь заброшена, даже дверь сломана... Ой, я мешаю тебе?! Ты работать будешь?
