Склонившись к холке коня, выигрывая каждую секунду, он торопил время, и страх бушевал в его жилах. Он не слышал ничего, кроме топота копыт и скрипа упряжи, а в его мозгу колотилась мысль: слишком поздно… Верити…
Боже! Она выкрикнула его имя. Холодная ярость на грани отчаяния овладела им, когда он услышал дикое ржание лошади и второй выстрел.
…Камень ударил уже взбудораженную лошадь в морду. Она дико заржала и встала на дыбы, а собаки бросились к ней и подняли невообразимый лай. Верити взвизгнула от ужаса, когда лошадь принялась лягаться, метя подкованными копытами в собак. Годфри, ругаясь, пытался успокоить лошадь, по-прежнему держа Верити на мушке.
Гус вцепился зубами в ногу лошади и повис, то же проделал и Таффи. Испуганное животное вновь заржало и рвануло так, что пистолет выстрелил самопроизвольно. На мгновение время замерло, лошадь встала на дыбы — и рухнула, подмяв под себя визжащего всадника. И осталась лежать, подергивая ногами.
Туман и деревья завертелись вокруг, смешавшись воедино. Верити смутно слышала, как стучат копыта, как хриплый голос зовет ее по имени, перекрывая лай собак и страшные булькающие звуки из-под упавшей лошади… а потом ничего.
Все кончилось. Она не могла пошевелиться, но все кончилось. Кто-то держал ее в объятиях. Сильные руки прижимали ее к телу так, будто боялись выпустить, и сорванный голос шептал ее имя вновь и вновь.
— Верити… Боже, Верити… Сердце мое, возлюбленная моя, любовь моя. Ради Христа, очнись!
— Макс? — Это было все, что она могла выговорить, борясь с головокружением и туманом, что по- прежнему застилал ее взор.
Она пошевелилась, пытаясь прижаться к нему теснее, спрятаться в его тепле. Неловкие руки осторожно сдвинули растрепанные кудри, закрывавшие ее лицо.
— Ты ранена, родная? — Голос его дрожал.
Она попыталась вздохнуть и вздрогнула:
— Мои ребра… Кажется, одно сломано.
Он чертыхнулся и ослабил объятия. Тут на нее нахлынула паника. Она вскрикнула:
— Нет, держи! Держи меня крепче! Пожалуйста… где он?
Его руки напряглись.
— Ш-ш-ш. Все в порядке. Ты в безопасности. Он не причинит тебе вреда.
— Где он?
Она почувствовала, что в нем всколыхнулась ярость.
— Под своей лошадью. Мертвый.
Ужас полоснул ее точно ножом.
— Значит… я и его убила. Макс… я не хотела… — Вдруг она увидела, что он смотрит на нее. Его глаза прожигали ее насквозь.
— Верити, перестань! Это не твоя вина. Он случайно застрелил свою лошадь, я это видел. Она упала прямо на него. Ты тут ничего не могла сделать. Верити, послушай меня: ты его не убивала.
Она почувствовала тошноту. Перед ее глазами вновь встала лошадь, которой попал в морду камень. Она открыла рот, но он прикрыл его своими пальцами, нежно заставив ее замолчать:
— Больше ни слова, милая. Поедем домой.
Осмотрев леди Блейкхерст, доктор заявил, что она имеет более крепкую конституцию, чем казалось ее мужу. И что, несмотря на сломанное ребро, через несколько дней совершенно придет в норму, если ей будут обеспечены отдых и надлежащий присмотр.
Макс слегка прокашлялся.
— Одну минуту, доктор. Я так понимаю, что моя жена может… то есть что она…
— Ожидает через семь месяцев радостное событие? — улыбнулся доктор. — Она об этом упомянула. Как я и сказал, ей нужен отдых. Нет причины беспокоиться. И не нужно. Расстройство в таких случаях может причинить такой же вред, как и само падение. Так что пусть просто полежит в кровати несколько дней, чтобы не беспокоить сломанное ребро. — Нахмурившись, он пристально посмотрел на Макса. — И запомните: ей нужно немного набрать вес! Проследите за этим, милорд.
Макс вернулся в комнату Верити и отослал горничную и Хенни. Последнюю пришлось выталкивать почти силой.
Верити уютно устроилась среди подушек, обхватив руками чашку с чаем.
Какое-то время Макс просто смотрел на нее, не веря, что видит ее живой. Что она спаслась чудом.
Она взглянула на него:
— Макс… будет суд? — Ее глаза тревожно потемнели.
— Нет, милая. Он мертв. Он предстал перед Высшим судом.
— Я… я говорила о себе.
— О себе?
Она так и не поверила, что ни в чем не виновата. Он в два шага оказался рядом с ней, осторожно взял чашку из ее ледяных рук и заключил их в свои ладони, притянув ее к себе и отгородив от мира широким плечом. Он нежно обнял ее, чувствуя, как дрожит ее тело.
— Верити, выслушай меня. Ты никого не убивала. Ни Годфри, ни своего отца. Они сами выбрали свой путь. Ты не ответственна ни за кого из них. Ты была ребенком, когда умер твой отец. А что до Годфри… — Он замолчал, не в силах передать словами ужас, объявший его, когда он осторожно коснулся отметины на ее щеке, оставленной пулей. Она была так близка к смерти…
— Я бросила камень. Он попал в лошадь, и она встала на дыбы. Это…
Он нетерпеливо прервал ее:
— Он устроил на тебя засаду в тумане, имея два заряженных пистолета. Дьявол, Верити! Ты слышишь меня? Он сам довел до этого, пытаясь тебя убить. Ты защищалась! — Передохнув, он продолжил: — И даже если бы ты не бросила этот камень, он все равно был бы мертв, потому что я бы убил его. Это не твоя вина! Ты меня слышишь?
— Ты бы убил его?
И она еще спрашивает! Он зажмурился.
— Верити… Годфри был мертвецом с того момента, как выстрелил в первый раз. Я сказал тебе, что люблю тебя. И я всегда любил тебя, но был слеп!
Он стал целовать ее и целовал до тех пор, пока она не прижалась к нему, расслабленная и жаркая.
Тогда он оторвался от нее. Ему нужно было объяснить так, чтобы она поняла.
Отбросив упавшие на лоб волосы, он сказал:
— Дорогая, я сам все запутал. Когда я просил «Селину» стать моей любовницей, я был уверен, что никогда не женюсь. Но я знал, что эта связь станет другой. Не такой, как с другими женщинами. — Он запнулся. Боже, как это объяснить? — Ты была другой. Я почувствовал это. — Он неловко улыбнулся. — Я планировал очень долгую связь. Поверь мне, сердце мое, никакому «другому джентльмену» я бы тебя не отдал! Но ты отвергла меня. И я решил, что должен тебя забыть. Но я не мог. Ты не стала бы моей любовницей, но я не мог оставить тебя без защиты. Понимаешь? Меня к тебе тянуло не просто желание. Я хотел защитить тебя. Так или иначе, я был готов это сделать.
— Ты не хотел жениться, — прошептала она.
— Тогда — нет. — Он прижал ее к себе. — Знаешь, что я тогда придумал?
Она покачала головой.
— Я бы уговорил тетю Альмерию взять «Селину» к себе компаньонкой. А сам навещал бы ее. Часто. И все равно бы влюбился. В Селину или в Верити… Не важно, когда ты сказала бы мне правду.
— Но…
Он поцеловал ее.
— Но тогда ночью ты ко мне пришла, и совесть моя сдалась. Я знал, что должен был предложить тебе пойти к Альмерии. Но я хотел тебя. Мне Нужна была ты, только ты, кем бы ты ни была! И даже если бы
