популяциями тоже не выдерживает критики, ибо никакой значимой мотивации для такого постоянного сообщения у современных приматов не обнаружено. И даже там, где приматы вынуждены общаться с сообществом приматологов, мотивация к языкознанию у приматов весьма ограничена. Хотя сам по себе этот опыт обучения языку-посреднику подтверждает необходимость базового условия двух разных сообществ!
Между тем, это базовое противоречие снимает предложенная в «Заповеди Субботы» подробная реконструкция «неслиянного и нераздельного» состояния прачеловеческого сообщества, где сосу ществовали две противостоящие, но при этом стремящиеся к единству части – условно «мужская» и «женская», семейно-консервативная и радикально-феминистская. Это главная предпосылка к быстрому развитию инструментов «войны полов», включая языковые средства коммуникации. Базовый факт раскола прачеловеческой стаи подтвержден совсем недавним открытием палеонтологов, установивших по анализу микроэлементов в костных останках архантропов, что женская часть популяции, в отличие от самцов, была намного более мобильна и находила пищу на значительном отдалении от основной стоянки.
Второе не столь явно выраженное противоречие, ведущее к неполноте и ошибочности многих частных теорий глоттогенеза, заключается в предположении о сугубо мирной эволюции орудийных навыков современных приматов, аналогичных навыкам общих предков человека и человекообразных родственников. Разные теории предполагают переход количества коммуникаций в новое качество без изменения внутренней структуры стаи, постепенно становящейся простейшим диким племенем.
Скорее всего, такой вывод о сугубо эволюционном развитии вызван наблюдением за изолированными примитивными дикими племенами Амазонии или Новой Гвинеи, которые принимаются за некий промежуточный тип между пралюдьми и современным человеком. Однако эти дикие племена, находящиеся в относительной гармонии с природой и соседями – тоже, как и мы, продукт длительного развития от изначального расщепленного состояния к гомеостазу. Просто в изоляции этот процесс прошел быстрее и без серьезных культурных последствий.
Кроме того, известно, что племена индейцев или африканские племена до прихода европейцев регулярно переходили от спокойного течения жизни к межплеменным войнам и обратно, в рамках традиционного цикла. Поэтому логичнее считать, что в процессе антропогенеза также имело место регулярное военное состояние двух противостоящих частей сообщества, причем весьма интенсивное, судя по быстрому развитию орудий, языка и объемов мозга.
Таким образом, наиболее важные выявленные противоречия снимаются, если сразу ввести в систему сообщества приматов качественное усложнение его структуры в виде противостояния, антагонизма двух частей, не имеющих возможности ни окончательно разделиться, ни слиться (то есть, так или иначе, вернуться в «невинное» состояние). Наша реконструкция описывает механизм такого неполного разделения на основе системного прерывания прямого действия полового инстинкта.
Кроме уже названных, в теориях глоттогенеза имеются иные противоречия, так же снятые в рамках предложенной антагонистической модели антропогенеза. Например, мотивация к интенсивной, практически постоянной орудийной деятельности, фактически обработке каменных орудий ради искусства, из принципа, а не из-за чувства голода или страха. Переход к преимущественно звуковой ситуативной коммуникации вместо жестов, как у других высших приматов, как и преимущественно двуногое передвижение, обусловлены именно постоянно занятыми руками – каменное орудие и деревянный или каменный предмет обработки.
Наконец, наш базовый принцип реконструкции снимает еще одно очень важное, но неявно присутствующее во всех антропологических обзорах противоречие. Речь идет о поисках, пока что безуспешных, так называемого «недостающего звена» между архантропами и «общими предками человека и шимпанзе». Периодически находят единичные образцы, имеющие такие промежуточные признаки. Однако в любой популяции случаются отдельные мутации, в том числе и благоприятные, которые могут быть рецессивными, скрытыми до наступления экологического кризиса, который отсеет всех «отсталых доминантов» и даст начало новому виду.
Снятие этого важного, но неявного противоречия заключается в том, что промежуточным звеном был не новый фенотип отдельных особей, а новая структура популяции пралюдей, состоящей из таких же внешне особей, как и в соседних популяциях прашимпанзе или прабонобо. Фенотипическое различие можно было бы разглядеть лишь в гипертрофированно развитых мягких тканях половых органов. Поэтому костные останки промежуточного звена пралюдей не отличаются от обезьяньих предков.
Реконструкция первых стадий глоттогенеза
Похоже, эта глава будет дополнением не только к двум обзорам, но и для реконструкции стадий антропогенеза («дней творения») из «Заповеди Субботы». Для каждой из стадий реконструкции найдется соответствующий этап и механизм эволюции языковых элементов в системе коммуникации, ведущий от известного по наблюдением за шимпанзе невербального качества к известному уровню языковой коммуникации человека. Это соответствие будет еще одним доказательством достаточной полноты и точности всей реконструкции.
1 стадия по Р.Романову, «день первый»:
Происходит разделение животного сообщества на две части: основную, «традиционную» и маргинальную, «творческую». Подробности реконструкции можно узнать в главах 7 и 8 «Заповеди Субботы».
Но мы сейчас рассматриваем сложившуюся ситуацию только с точки зрения неизбежно происходящих на данной стадии изменениях в системе коммуникаций. В этой связи есть один важный момент, следующий из формирования в «маргинальной среде» сугубо социального, не имеющего биологического значения ритуала первой мистерии.
Одним из кардинальных отличий человека от человекообразных родственников является произвольная звуковая коммуникация. Шимпанзе, бонобо и другие приматы не могут произносить разнообразные слоговые звуки вне связи с соответствующим эмоциональным состоянием. Человек может произнести любое слово, даже означающее крайнюю степень эмоционального состояния, абсолютно спокойно, например, рассказывая о происходящем у родичей по соседству.
Разумеется, у самых первых девственниц, составивших маргинальный круг для игры во взрослую стаю, в ходе этой игры эмоции и соответствующие им звуки были так же жестко связаны. Однако, на следующих этапах, когда решение первичной проблемы было найдено, и социальный статус во взрослой стае восстановлен, эта жесткая связь с эмоциями была уже отчасти подорвана. Регулярное участие в маргинальном ритуале и озвучивание «слов» уже не были связаны с исходными эмоциями, позитивными или негативными.
Скорее всего, в ритуальном круге те же самые «слова» произносились в ином, детском тембре, и уже это разделение обеспечило расхождение формы сакральных «слов» от эмоциональных животных звуков. Стоит лишний раз напомнить, что каждая стадия антропогенеза и все этапы каждого «дня творения» в реальном масштабе времени заняли даже не сотни, а многие тысячи смен поколений. Бесконечное повторение ритуала первой мистерии, уже не связанной с первоначальным маниакально-депрессивным состоянием «жриц», но еще не перешедшее в повторный более глубокий раскол стаи, не могло не привести к редукции и формализации ритуала, в том числе унификации произношения сакрального варианта звуковой сигнализации.
Еще одно необходимое следствие усложнения социально-возрастной структуры и обстоятельств повседневной жизни стаи приматов – появление новых слоговых звуков, связанных с новыми эмоционально окрашенными ситуациями. (О таком усложнении звукового репертуара говорят опыты приматологов, организующих новые «вводные» для приматов.) Соответственно, по мере усложнения системы поведенческих стереотипов в стае усложняется и репертуар сакральных слов-слогов, отделенных от изначальных эмоций, но пока не отделенных от их все более условного представления в первобытном «театре».