Дайте кошке слово

Говорят, животное — это машина. Разума нет, одни рефлексы. И рефлексы эти всем управляют. Едят ли животные, любят ли, общаются друг с другом. Все это — только рефлексы.

Поймала я жука-светлячка. Вечером это было. Летал жук. А вокруг него голубой свет вспыхивал. Это жук сигналы подавал. Самка должна ему отвечать тоже голубым сигналом. И сигнал ее должен быть ровно через две секунды после сигнала самца. Тогда самец знает — самка это. И летит к ней.

Жук в стакане — лететь некуда. Стакан сверху бумагой закрыт. В бумаге дырки. Чтобы воздух шел. Кислород нужен для дыхания, для жизни и для свечения. Не будет кислорода — не произойдет биохимической реакции, и не зажжется голубой фонарик внутри светлячка.

Проснулась я ночью. Свет от маяка темноту прорезает. Ритмично, спокойно подает сигналы маяк. А жук кричит о спасении. Его позывные беспорядочны. Зажжется и не гаснет. Долго, долго. Потом мигать начнет, потом словно огонь из пасти выбрасывает. Потом замолкнет безнадежно. И опять с новыми силами летает по стакану, и в стакане — будто фейерверк.

Но нет спасения. Никто не понимает сигналов жука. Нет вокруг светлячков. А я? Что я? Наблюдаю. Профессия у меня такая — наблюдать.

Взяла я стакан с жуком и поднесла к стене, к тому месту, куда от маяка свет падал (рассмотреть жука получше хотела). Мерно зажигается и освещает стену маяк, согласно заложенной в него программе. Раз, раз, перерыв и опять: раз, раз.

И вдруг мой жук точь-в-точь как маяк начал светить. Раз, раз, перерыв; раз, раз.

Жук настроился на ритм маяка. Неужели надеялся, что маяк поймет его?!

…Только ведь не поймет маяк: машина-то из них — он. Я открыла стакан и выпустила светлячка.

ДАЙТЕ КОШКЕ СЛОВО

Вступление

Смотрю я на своего кота и думаю: удастся ли мне написать то, что я хочу, что задумала написать, потому что это вовсе не о коте я буду писать, а о том, что сидит внутри нас, сидит как гвоздь, как заноза — и вытаскивать жутко и оставлять опасно. Это я о том, что мы чувствуем, знаем — вроде оно так, как мы чувствуем, как говорим друг другу, но при этом сами же усмехаемся, ожидая усмешки слушателей. Это я все о том, о чем иногда страшно и подумать, если подумать всерьез. И даже не с научной точки зрения (хотя и с научной получается то же самое), а так, по-житейски представить себе, что животные, нас окружающие, вовсе не так уж глупы, как мы предполагали. И что ум их в той степени, в которой нужен им, даже можно сказать, совершенен. И что чувствуют они подчас так много, так разнообразно и так сильно, что человек, если он все это поймет наконец и поверит в это, — что же он будет делать тогда? Ведь человек — это Человек, и от всех он отличается тем, что способен себя обуздать, и поправить, и решить, и выполнить.

Так, может быть, не стоит лезть в эти тайны природы? Не все, может быть, надо знать человеку? Любопытство и погубить может. Психика может не выдержать. Но катится мысль человеческая, натыкается, отступает и опять катится. И вот вплотную встала перед проблемой познания животного: кто оно, что оно, отчего оно?.. Страшно и увлекательно, жутко и прогрессивно!

Глава первая

Угол, под которым надо смотреть

Вроде бы о котах писали. Да я и сама писала. Была у меня кошка Утя, умерла. О ней и повесть написана. Только она не так, не под тем углом написана. Но какой же еще угол может быть, если не тот, что живешь ты рядом с котом, и входит он в твою жизнь, и совершает всякие удивительные поступки, и ты описываешь все это. И удивляешься.

А «угол» вот какой: кот, что с тобой живет и тебя любит, вовсе не что-то иное от того мира животных, что в лесах и в пустынях. Он такой же — на четырех ногах ходит, и шерстью покрыт, и ест сырое мясо, и в глаза смотрит, и не поймешь его, о чем он думает и думает ли вообще.

Там, в лесах и пустынях, ходят тигры и леопарды, пумы и пантеры. И все они так же тихо ступают на лапы, и так же сворачиваются в клубочек, и так же прыгают, хватая жертву, и так же играют со своими детьми, и так же любят, и то же самое чувствуют.

Вот этот «угол», под которым надо смотреть на кота, который пришел к тебе, на твой диван, к твоему столу и объявил: ты моя семья, тебя буду любить, тебе буду подчиняться, от тебя буду зависеть.

И все свои качества на то употребил, ибо зависеть от человека — это не менее опасно, чем оставаться в лесу, где у тебя много врагов и потому надо быть сильным, хитрым и ловким.

А с человеком что надо, чтобы жить? Сила? Нет, не нужна она совсем. Ловкость? И это не так уж нужно. Возможно, хитрость? В какой-то степени, в той самой степени, чтобы быть к человеку поближе, чтобы вроде быть как человек — то же самое чувствовать и понимать и так же любить.

Только если этого нет, то откуда это взять? Значит, она есть, эта способность к любви и пониманию, значит, она и в тех есть, что в лесах и в пустынях. Только там другие семьи, не человеческие, и в тех семьях по-другому эта любовь и понимание трансформируются.

Значит, если ты своего кота изучишь, поймешь, на что он способен, где граница понимания проходит, то эта же граница и у тех есть, что в лесах и пустынях.

Вот тот «угол», под которым смотреть надо. И если ты к коту не просто будешь относиться как к чему-то тебе чуждому, а относиться будешь как к родному, как к существу такому же, как и ты, но просто на четырех ногах ходящему и по-человечески не разговаривающему, но изо всех сил старающемуся тебя понять, вот если так ты будешь к нему относиться, то, возможно, доступна тебе вдруг станет его душа, его помыслы, его желания, и понимать ты его вдруг начнешь, как самого себя и близкого тебе, рядом живущего человека, и все тебе про него станет ясно, и каждое его движение станет тебе понятно, ибо оно направлено на тебя, на то, чтобы ты его понял, ибо ты его друг, ты его семья, ты тот, на которого направлено все его существо. И не сможешь ты тогда его не понять, также как не могут не понимать друг друга те, что живут вместе в лесах и пустынях.

Вот тот «угол», под которым я предлагаю смотреть.

Если говорить все

Котенок был совсем маленький, когда его принесли, почти слепой. Я положила его себе под подбородок, он пригрелся и заснул. Живое тепло проникало внутрь моего тела, я приобрела нечто вроде