Ведь Илья Львович недаром ушел сегодня, пока Инны Семеновны нет дома. Он считал, что так лучше. А Инне Семеновне, наверное, в тысячу раз будет больнее, что он ушел, когда она была в больнице. Может быть, Илья Львович никуда бы и не ушел, если бы Инна Семеновна была дома. Может быть, во всем виновата Ира. Потому что она скрыла от мамы отношения Ильи Львовича и Галины. Но ведь она ездила к Петру Дмитриевичу, ездила советоваться, и он сказал не говорить. И сказал, что Илья Львович никуда не уйдет. А он ушел. И теперь хочешь или не хочешь, а мама обо всем узнает. Так может быть, лучше, чтобы она узнала об этом в больнице? Там все-таки врачи. Нет, не лучше. Дома, рядом с Ирой, она легче перенесет такой удар. Значит, нужно завтра пойти к ней и сделать все, чтобы она ни о чем не догадалась.
Когда Ира поняла, что завтра она увидит маму, ей захотелось, чтобы это завтра наступило как можно быстрее. А ведь она могла видеть маму хоть каждый день.
Ее мама не уехала в командировку, а была здесь, рядом. Надо было только сесть в автобус, и через сорок пять минут Ира уже могла с ней разговаривать. Как же так случилось, что Ира этого не осознала раньше. Что могло быть важнее? Сейчас Ира этого не понимала. Почему Ира могла ездить всюду, даже в Люблино к Петру Дмитриевичу, и за целых две недели ни разу не поехать к маме? Чего она боялась? Журнала? Ивана Петровича? А теперь надо ждать целую ночь… Ночь, в которую ушел Илья.
Ира встала, открыла сумку и вытащила флакон с лекарством. Когда Ира брала у Тамары лекарство, она не собиралась его принимать. Ведь оно еще не проверено на людях. Ей было смешно, что Тамара ее об этом предупредила. Ира боялась принимать даже те лекарства, которые пьют все и от которых ни с кем ничего не случается. Новое, не прошедшее еще испытание лекарство, должно было лежать в ящике и поддерживать Иру одним тем, что оно существует.
Но сейчас Ире вдруг пришла дикая мысль: а что, если принять его!..
Ира ужаснулась. Она знала, что, придя однажды, эта мысль теперь будет все время точить ее. И, зная свой характер, поняла, что в конце концов уступит ей.
Ира понимала, что сейчас принять лекарство пришло в голову потому, что думать об Илье, о том, что он ушел от них, было для нее невыносимо. Еще невыносимее было думать — что будет с мамой, когда она узнает об этом. А вот если принять лекарство, то она будет думать конечно же о действии лекарства… А если не будет думать, то это будет единственный момент, когда можно принять лекарство и думать при этом о другом.
Ира открыла флакон…
Если разделить таблетку на шестнадцать частей? Одна шестнадцатая, а еще лучше одна шестьдесят четвертая. Сначала вообще можно принять крупицу и посмотреть, что будет. А потом еще крупицу, а потом еще. И так всю ночь можно принимать по крупице. Но Ира знает, если она начнет принимать, пусть крупицы, и ей станет хуже, она уже не сможет правильно оценить свои дальнейшие действия. И будет принимать и принимать, пока совсем не свалится. Так уже было не раз с другими лекарствами, проверенными на людях.
«Вот когда мама будет дома, — тогда можно рисковать», — уговаривала себя Ира. Было и еще одно средство не думать сейчас о случившемся. Надо снять трубку и позвонить Алеше. С минуту Ира решала: лекарство или Алеша? Потом поставила флакон с лекарством на стол и подошла к телефону. Ира ощутила удивительную легкость. Легкой была трубка, гудок, мысли и Алеша на том конце провода.
— Это я, — сказала Ира.
Пауза.
— Ты вышла первый раз?
Ира смутилась.
— Нам поставили телефон.
— Недавно?
— Да, — соврала Ира. — Сегодня Илья от нас ушел, — сказала Ира, чтобы Алеша наконец понял, почему она звонит сегодня. И почему она вообще вдруг звонит.
— Мама как? — испугался Алеша.
— Мама в больнице. Но она давно там, она уже должна выписаться. Она ничего не знает.
— Ты одна?..
Ира знала, что это за вопрос — «Ты одна?». И по его тону уже знала: как она скажет, так и будет.
— Одна… Хочешь, приезжай, — сказала Ира.
Алеша приехал через сорок минут. Ира открыла дверь. Алеша увидел ее, обнял, поднял и понес. Он нес ее в пальто, не раздеваясь. И продолжал целовать. Он положил ее на диван и целовал долго, вероятно забыв, что не снял пальто.
Потом он его сбросил, как сбрасывают то, что мешает.
Он целовал Ирины губы, глаза. Он раздевал ее, целуя, он метался, он любил.
Не хотелось ни о чем говорить. Впервые за много лет было спокойно. Ира была не одна. Они не выясняли отношений. Оба словно боялись, что неосторожное слово может их опять разъединить. Они встретились словно вне времени и пространства. Не хотелось говорить ни о прошлом, ни о настоящем, ни о будущем. Может быть, потому, что время за них уже сказало все.
…Ира подошла к столу, вынула флакон с лекарством, отвинтила пробку и выкатила на ладонь таблетку. Все это сделали Ирины руки, словно они были самостоятельными и сами могли принять решение. Ира разрезала таблетку пополам, потом еще пополам, потом еще, пока в руках у нее не оказалась маленькая крупица лекарства. Затем Ира положила ее в рот и проглотила.
«Ничего не может произойти от такого количества лекарства, — сказала себе Ира, — ничего».
Ничего и не произошло. Только немножко стало душно. Ира открыла форточку и вспомнила, как мама мечтала увидеть ее перед форточкой без шапки.
Ира вдруг подумала: были же врачи, которые специально прививали себе болезнь, чтобы подробно изучить действие изобретенного ими лекарства. Ире же не надо ничего прививать. И мало кто может лучше ее описать ход заболевания, процесс выздоровления и действие испытуемого лекарства.
Ира поискала и нашла чистую тетрадь, села за стол и записала: «21 ноября приняла 1/64 таблетки. Почувствовала духоту…»
Больше Ира не разрешила себе думать об этом. Ира как никто другой ценила реальность и сейчас не позволила себе утопить ее в фантастических мечтах.
Ира думала об Алеше. Только что он ушел. Прийти через столько лет — и чтобы ничего не изменилось. Чудо какое-то. Хотя сейчас ей кажется, что все это время она была уверена, что он ее любит, и именно это ее держало.
Только зачем же она так переживала, думала Ира. Надо было быть умнее и принимать его таким, какой он и был. Но тогда она этого не могла. Теперь же она оказалась куда сильнее.
Разбудил Иру стук. Ира вскочила с постели и босиком, в ночной рубашке подошла к окну. На улице только начало рассветать. Отодвинув занавески, Ира увидела за окном Валю. Валя махал руками, показывая ей, чтобы она открыла. Надев халат и тапочки, Ира пошла открывать дверь. Валя вошел в квартиру, крадучись, как вор. Не раздеваясь в передней, он направился прямо к Ире в комнату.
— Я тебе вчера звонил целый день, тебя не было дома, — сказал Валя шепотом.
— Можешь говорить громко, дома никого нет.
— Он что, в ночную работает?
— Да, в ночную.
Валя снял пальто и уже было направился с ним в коридор, но остановился.
— А когда он приходит?
— Не знаю, — сказала Ира.
Валя положил пальто на кресло и подсел к Ире.
— Сядь обратно, — попросила Ира.
