назад.
— Вы не бойтесь, он хороший, госпожа, — захотелось её успокоить, ободрить. — Вы, главное, не думайте об этом.
Госпожа судорожно кивнула и спросила воды.
Она позволила себя умыть, расплести и расчесать волосы, даже снять свадебное платье. Аккуратно расправив, я повесила его в шкаф (в Арарге муж и жена не спали в одной комнате, а первая брачная ночь, разумеется, проходила в спальне супруги), протянула госпоже тончайшую шёлковую сорочку и, откланявшись, ушла за хозяином.
С ним управилась за пять минут — всего лишь помогла умыться — и с разрешения удалилась, предвкушая заслуженный сон.
Увы, поспать мне не дали. Я успела заглянуть на кухню, чтобы выпить на ночь чего-то горячего, подняться к себе, умыться, облачиться в ночную рубашку и, потушив свечу, полежать в темноте всего пару минут, может, полчаса (я задремала), когда разбудил хозяин. Одетый. По виду — очень недовольный.
Ничего не говоря, он вытащил меня из постели, по дороге удосужившись-таки стащить со стула платок и набросить мне на плечи, и отвёл к двери спальни супруги.
— Лей, поговори с ней. Лучше ты, потому что меня её истерика раздражает. И какого дахерского душееда мать не удосужилась ничего ей рассказать?! — в сердцах пробормотал он. — В общем, твоя задача объяснить, что это не конец света, и вовсе не так страшно, как она полагает. Вы женщины, общий язык найдёте. Тем более ты. Вспомнишь себя, подробно всё расскажешь, успокоишь. На всё даю час.
— Надеюсь, — хозяин улыбнулся, — ты справишься.
Я кивнула и вошла, плотно притворив за собой дверь.
Понятия не имею, как разговаривать с нориной на такие деликатные темы. Во-первых, мы друг друга не знаем, абсолютно чужие люди. Во-вторых, я сама почти ничего об этом не знаю, а спрашивать… Да и что спрашивать — тут показывать нужно. Читала же книгу, которую подсунул хозяин, а толку-то? Не соотносятся со мной эти картинки и рассказы, я только малую часть решилась в жизнь воплотить. А так всё, что умею, — заслуга Сары, Фей и чистая импровизация. В-третьих, неудобно торхе обсуждать мужа госпожи, рассказывать, как он спит со мной. В-четвёртых, эта тема для меня такая же неприличная, как и для норины.
Норину Мирабель я обнаружила в постели, вернее, в углу постели. Сжалась в комочек, завернулась в одеяло и спрятала в ладонях лицо. Дрожит, чуть ли не плачет. Почти как я. Только у меня согласия не спрашивали, хотя, не спорю, невинности лишили осторожно, со знанием дела.
— Госпожа, госпожа, это я, а не хозяин, — позвала, осторожно присев на краешек постели. — Госпожа, я понимаю, вы боитесь… Если хотите, я могу рассказать вам, как это делается.
Норана Мирабель выглянула из своего укрытия и, убедившись, что супруга поблизости действительно нет, села, натянув одеяло до подбородка. Глаза у неё были круглыми от страха и блестели от готовых скатиться по щекам слёз.
Такая хрупкая, такая беззащитная, с таким трогательным личиком в обрамлении спутавшихся длинных волос… Она действительно казалась моей младшей сестрой. И не смотрела свысока.
— Ты его торха, да?
— Да, госпожа. Мне было столько же, сколько вам, когда хозяин взял меня. И я тоже боялась, и не хотела.
— Это больно? — упавшим голосом спросила норина и всхлипнула. — Я слышала, что будет очень больно и много крови. Боюсь, я не выдержу, закричу или даже умру.
Я улыбнулась и заверила, что от потери крови она не умрёт. Рассказала всё, как есть: что со мной делали, что чувствовала, разумеется, упуская детали. Кое о чём до сих пор говорить не могу, сразу заливаюсь краской. Хозяин этим нередко пользуется, издевается, задавая провокационные вопросы. Разумеется, смотреть уже не стесняюсь, но трогаю и делаю то, что ему так нравится, не потому, что хочу. Не знаю, что другие в этом находят — ничего приятного.
Похоже, мой рассказ госпожу не успокоил, хотя из кокона одеяла она выбралась.
— А совсем раздеваться обязательно? Просто я умру от стыда, если мужчина увидит меня голой.
— Необязательно, госпожа, но всё зависит от хозяина. Если он пожелает…
— Нет, я не стану! Пусть лучше с позором вернёт родителям.
Она вскочила и метнулась к шкафу с одеждой.
Я осмелилась подойти, перехватить её руку, поцеловать и осторожно усадить обратно на кровать. Сама устроилась рядом на полу.
А не сделать ли госпоже успокоительную ванну с лавандовым маслом? Или массаж? Так норина должна успокоиться, да и раздеться легче перед женщиной, а не перед мужчиной. Хотя бы привыкнет к тому, что на неё смотрят. Хотя, не думаю, что хозяин станет её разглядывать.
Ванну принять госпожа не захотела, а вот на лавандовое масло в курительнице и массаж согласилась. Всё ещё вздрагивая от рыданий, легла, позволив моим пальцам скользить по спине и шее. Я сказала, что примерно то же самое будет делать хозяин, только ещё нежнее и ласковее. Не забыла упомянуть о поцелуях и приятных ощущениях, которые можно получить от прикосновений.
— А сам…процесс, он неприятный? Тебе он нравится?
— Когда как, госпожа. Иногда очень хорошо, такое неповторимое ощущение разливается по телу, что не хочется, чтобы это заканчивалось. А когда я ничего не чувствую. Но это не больно, только в первый раз. Как будто порезались. Боль потом притупляется. И недолго.
— Это радует, — улыбнулась норина, перевернувшись на бок. — А что следует делать мне? Кстати, как тебя зовут?
— Иалей, госпожа, но все в доме называют либо Лей, либо Зеленоглазка.
— Зеленоглазка мне не нравится, — наморщила носик госпожа, — я буду звать тебя Лей. Так что мне нужно делать?
— Просто лечь на спину и расслабиться. Остальное — забота хозяина. Только не напрягайтесь — так больнее.
— А глаза можно закрыть?
— Я сама их закрывала, — шепнула я и рассмеялась.
К моменту возвращения хозяина мысль о супружеском долге уже не вызывала у норины Мирабель панического ужаса. Особенно после выпитого бокала вина. При появлении мужа она, разумеется, испуганно юркнула под одеяло, но лицо не закрыла, в комочек не сжалась, подпустила к себе и позволила поцеловать.
— Можно, она придёт с утра и будет моей горничной? — робко глядя на супруга, спросила госпожа.
— Разумеется, можно. Спасибо, — норн обернулся ко мне. — На сегодня можешь быть свободна. Завтра встану на час позже. Потом зайдёшь к госпоже, сделаешь, что прикажет. Отныне ты её служанка.
Поклонившись, я ушла, оставив молодожёнов одних.
Итог моей беседы с нориной в виде простыни с кровавым пятном был назавтра торжественно предъявлен всем желающим.
Утром госпожа выглядела смущённой, односложно отвечала, а то и вовсе молчала, когда супруг о чём-то спрашивал, и практически не ела. Наверное, стеснялась.
Когда одевала её, было ещё хуже. Сидела, обхватив руками колени, плотно сжав ноги, и придумывала тысячи причин, лишь бы не идти завтракать. И я бы принесла ей завтрак в постель, если бы не хозяин, зашедший узнать, куда подевалась торха со злосчастной простынёй.
— Мирабель, вы плохо себя чувствуете? — пожелав супруге доброго утра, он чрезвычайно удивился, застав её неодетой.
Госпожа покачала головой и отвернулась, прижимая руки к груди.
— Тогда почему вы не желаете завтракать? Мирабель, да поймите же, наконец, вас никто не съест! Завтрак будет чисто семейный: я не собираюсь мучить вас неделикатными вопросами посторонних людей. Если хотите поговорить с матерью, она ещё здесь: граф и графиня Ларели любезно приняли предложение
