миллионы людей, не вел империалистическую войну в Европе, не построил концлагерей, подобных нацистским. Хотя этот режим обладал, без всякого сомнения, достаточной преступной энергией, готовностью пойти на подобные же преступления ради сохранения своей власти. Нам стало известно ныне, что незадолго до падения ГДР рассматривались планы заключения десятков тысяч инакомыслящих в своего рода концлагеря, похожие на нацистские.
Мы знаем также, что военная стратегия Организации Варшавского договора была нацелена на нападение, причем, само собой разумеется, с применением атомного оружия на территории ФРГ. Значит, предусматривалось уничтожение миллионов немцев. Воля к осуществлению таких замыслов и стратегическое планирование имелись, недоставало только власти и подходящего случая. Власть находилась в руках советских руководителей, которые в духе своей долгосрочной стратегии всегда умели плотно контролировать существующий режим. Только волей судьбы произошло так, что руководители бывшей ГДР не совершили еще больших преступлений.
Тем самым мы приходим к ранее поставленному вопросу: какое значение имеет для сегодняшней ситуации опыт Веймара? Более тридцати лет тому назад швейцарский публицист Фриц Аллеманн опубликовал книгу под названием 'Бонн - не Веймар', сопроводив это утверждение большим восклицательным знаком. Сегодня многие наблюдатели ответили бы на этот вопрос значительно сдержаннее. Твердая уверенность в успехе западногерманской демократии сменяется озабоченностью. Мы обсуждали до сих пор лишь один из многих симптомов, свидетельствующих о кризисе демократии в объединенной Германии.
Все уроки, которые извлекались нами из опыта Веймара в части политической практики и институций, были направлены на одну цель - предотвратить раз и навсегда повторение судьбы Веймара. И эта цель была, несомненно, достигнута, если понимать под этим такие вещи, как приход к власти в 1933 г. Адольфа Гитлера и его партии. Такое событие, действительно, никогда более не повторится. Все постоянно провоцируемые страхи по поводу того, будто в Германии может снова прийти к власти национал-социализм со всеми вытекающими отсюда последствиями, не имеют под собой основания.
Нам следовало бы иначе подойти к этому вопросу о Веймаре. Понятие 'Веймара' имеет две стороны. Одна сторона касается последствий, вытекающих из гибели Веймарской республики. Вторая сторона, имеющая решающее значение, относится к пониманию того, что приход к власти Гитлера в 1933 г. не произошел бы, если бы не было кризиса демократии и настроений отчаяния в германском народе. Было большой ошибкой, что дискуссия о преодолении прошлого в течение 45 лет касалась почти исключительно только первой стороны вопроса.
Бывший президент ФРГ Рихард фон Вайцзеккер тоже исходил в своей знаменитой речи по поводу 8 мая 1945 года из того, что катастрофа Германии началась 30 января 1933 года. Двенадцать лет национал-социализма, вместе со второй мировой войной и уничтожением евреев, определяют, с этой точки зрения, основную программу преодоления прошлого, которая проводилась у нас в течение 45 лет. Вопрос ставился не о том, как можно было бы предотвратить те факторы, которые направили события до 1933 г. в ложном направлении. Вместо этого у нас рассуждали лишь о том, как предотвратить повторение событий, произошедших после 1933 года.
Мы наблюдаем ныне в Европе повсеместно симптомы глубокого кризиса демократии. В течение всего послевоенного периода нашей целью было так укоренить и укрепить демократию именно в Германии, чтобы эта демократия могла выдержать будущие кризисы и катастрофы. Но если исходить из этой цели, то мы должны будем задать сегодня вопрос: была ли та форма преодоления прошлого, которая практиковалась у нас до сих пор, действительно правильной? Я мог бы сослаться на некоторые явления в подтверждение того тезиса, что упомянутая выше цель в итоге так и не была достигнута.
Главное значение имеет тот факт, что в Германии наступило отчуждение между народом и политическим классом, принявшее уже тревожные размеры. И тот же самый феномен наблюдается также и в других странах Европы. Для демократии является опасным кризисным фактором ситуация, когда значительная часть народа отворачивается от того класса, который должен был бы представлять народ в демократической системе. Особенное беспокойство возникает тогда, когда такой отход народа от политического класса происходит столь однозначно и в широких масштабах, как это имеет место ныне в ФРГ.
Как мы знаем, около 80 процентов немцев, если можно верить опросам общественного мнения, считают, что избранные ими демократическим путем представители не в состоянии справиться с крупными вызовами современности. Существует глубоко укорененное недоверие к партиям и представляющим их политикам. Все более глубоким становится сомнение относительно способности демократии действовать и принимать решения в вопросах, касающихся жизненных интересов граждан. Есть ряд проблем, которые отягощают жизнь каждого человека в стране. Об этих проблемах годами ведутся дискуссии. Однако сама система совершенно не в состоянии принять вообще какое-то решение, не говоря уже о таком решении, которое удовлетворяло бы граждан.
Когда датчане проголосовали на референдуме против маастрихтских договоров об экономической интеграции Европы, это должно было заставить политиков серьезно задуматься над результатами голосования. Тогда бы они поняли, что в реальной действительности происходят процессы, прямо противоположные тому, что пророчил бывший министр иностранных дел ФРГ Геншер. Геншер выступал за ускоренное осуществление маастрихтских договоров. Если мы не приведем эти договора быстро в действие, говорил он, то отдельные народы снова впадут в национальный эгоизм, и это означало бы возврат к национальным государствам со всеми вытекающими отсюда роковыми последствиями. При этом он, как и многие другие, исходил из того, будто именно национальные государства как таковые виноваты в огромных катастрофах ХХ века. Я же утверждаю, что дело обстоит как раз наоборот.
Попытка осуществить вопреки воле народов и не спрашивая их мнения планы, придуманные евробюрократами, коренятся не в чьей-то злой воле, они исходят из намерения обеспечить более высокие интересы Европы и всех европейских народов. Но если что-либо действительно может вызвать национализм, которого так опасаются, так это именно данная затея.
Речь идет об основных вопросах нашего демократического консенсуса. В конце концов и в Германии проводились опросы. Мы видим, что большинство немцев отвергает эти планы экономического объединения Европы и отказ от немецкой марки. И это отнюдь не какое-то иррациональное популистское волнение. Шестьдесят ведущих экономистов ФРГ во главе с Карлом Шиллером высказались настоятельным образом против осуществления упомянутых договоров. Целям объединения Европы, которые они разделяют, был бы нанесен, по их мнению, в результате такого эксперимента лишь ущерб.
Этот курс, если он будет к тому же продолжаться ускоренным темпом, заденет основы нашей демократии. У людей неизбежно возникнет представление, что политику делают не только не спрашивая их мнения, но даже против их воли. Это создаст ощущение беспомощности, ибо с теми партиями, которые существуют в ФРГ, избиратели не имеют никакой возможности повлиять на ход вещей в данном вопросе.
Конституция ФРГ не предусматривает возможности референдума. Нашим политикам следовало бы призадуматься над тем, что нужно было бы дать немецкому народу возможность самому принимать решение, какой путь в его интересах. И если народ не хочет такой Европы, какую ему предлагают, значит, ее не должно быть. Действовать же наперекор воле народа означало бы способствовать повторению трагедии национал-социализма, а не ее предотвращению.
Как расценить нынешнее соотношение сил в системе политических партий в ФРГ? Силы прежнего Центра, которые могли бы сформировать большую коалицию, еще очень сильны. С левого и правого фланга на Центр оказывается давление. Левые и правые начинают в некоторых больших городах, как в Берлине, своего рода гражданскую войну. Учащаются попытки воспрепятствовать политическим демонстрациям противника, применяя террор.
Это уже напоминает каким-то сюрреалистическим образом то, что происходило во времена Веймарской республики. Если и дальше будет спешно создаваться экономическое
