«Зову Брюханова и Свидерского. Они привели Вышинского. Он дал цифры: за 8 дней (18–25 мая) дали Москве 165 вагонов (без овса). 165:8 = 205/8. Москвичи говорят: и 18 регулярно не имеем»[41].
И тогда уже, заметим от себя, Вышинский склонен к очковтирательству.
Вот каков этот «умный прокурор», академик юридических наук, запутавший и нарушивший элементарные нормы юриспруденции, создатель организованной системы клеветы, провокаций, произвола.
Этот академик обосновал «нормы»: для установления виновности достаточно признания обвиняемого, а не реальное доказательство его вины. Попрание элементарных прав политических заключенных, организация клеветнических наветов — словом, стопроцентное нарушение и дискредитация революционной законности. И за все это прах Вышинского по «высоким соображениям международных отношений» замурован в Кремлевской стене, рядом с виднейшими деятелями партии и Советского государства. Память же о жертвах произвола, проведенного при активном участии Вышинского, хранится лишь в сердцах честных людей; задуманный же на XX съезде Пантеон предан забвению[42], а о загубленных честных ленинцах в лучшем случае пишут — «жизнь его оборвалась».
Другой зловещей фигурой является Яков Самуилович Агранов (1893–1938). О его прошлом известно немного. Он— выходец из мелкобуржуазной семьи, с 1912 по 1914 год был в партии эсеров, в 1915 году перешел в большевики. Из воспоминаний Н. П. Горбунова[43] видно, что Агранов в 1919 году недолго работал на технической должности в аппарате Совнаркома. В 1921 году, в то время, когда в Малом Совнаркоме работали М. С. Богуславский, Я. Н. Дробнис, несколько месяцев Я. С. Агранов состоял секретарем Малого Совнаркома[44]. С 1923 по 1938 год он занимал руководящие должности в ОГПУ — НКВД. После смерти В. Р. Менжинского в апреле 1934 года и вступления на должность наркома внутренних дел Г. Г. Ягоды Агранов утвержден его заместителем. В 1937 году исключен из партии, как сказано в Именном указателе Сочинений В. И. Ленина, «за систематическое нарушение социалистической законности».
На следующий день после убийства С. М. Кирова, как известно, Сталин в сопровождении Молотова, Ворошилова и Жданова прибыл в Ленинград. В составе группы были также ответственный сотрудник ЦК ВКП(б) — заместитель Л. М. Кагановича по Комиссии партконтроля Н. И. Ежов и замнаркома НКВД Я. С. Агранов. В тот же день начальник Ленинградского управления НКВД Ф. Д. Медведь был снят с работы и подвергнут домашнему аресту. Впредь до прибытия назначенного взамен Медведя Заковского исполнение обязанностей начальника Управления НКВД было возложено на Я. С. Агранова. Вот Ежов и Агранов, выдвинутые Сталиным, и провели «следствие» по делу убийства С. М. Кирова.
К этой стряпне был привлечен и старший следователь прокуратуры по особо важным делам Л. Р. Шейнин. О нем мне мало что известно. Прославился он по следственным делам в годы нэпа, особенно в связи с крупными комбинациями некоторых налоговых работников Ленинграда (1921–1927). В тридцатых годах, в содружестве с Вышинским, Шейнин был активным поваром всех крупных политических дел. На них он, очевидно, постиг литераторский талант и стал в конце жизни популярным сочинителем пьес и печатался в толстых журналах Москвы.
Утверждение материалов следствия по делу убийства С. М. Кирова, сфабрикованных упомянутыми лицами, было произведено тогдашним прокурором Иваном Алексеевичем Акуловым (1888–1939). Очевидно, авторитет вдохновителей сделал свое дело, и под давлением обстоятельств он подписал (а подписал ли?) документ, после чего 3 марта 1935 года был переведен на должность секретаря ЦИК СССР. В 1939 году его не стало.
Что мне известно о Н. И. Ежове? Его называли «исчадием ада». По иронии судьбы в дни подготовки первых выборов в Верховный Совет— 12 декабря 1937 года— от города Горького баллотировался «верный сын партии» Николай Иванович Ежов, а одним из агитаторов за его «достойную» кандидатуру Свердловский РК города Горького выдвинул меня. Но… 28 ноября 1937 года я был арестован как враг народа, а «друг» народа Ежов 12 декабря был единогласно избран. Такова судьба.
Знал ли я раньше Ежова? Да, знал, правда немного. Биографические данные, известные по избирательским документам, таковы: родился он в 1895 году, работал на заводе, в марте 1917 года вступил в партию, в гражданскую войну оказался при Сталине под Царицыном (Волгоградом). Долгие годы работал в аппарате ЦК по орготдельским делам. В 1929 году временно впал в немилость и назначен заместителем наркома земледелия (нарком Я. А. Яковлев). Потом — снова в ЦК. На XVII съезде ВКП(б) был председателем мандатной комиссии, избран в ЦК; из его рук я получал свой делегатский билет на съезд.
Мне пришлось дважды быть с Ежовым в домашних условиях семьи Ефима Борисовича Генкина и его жены Ольги Борисовны. С Е. Б. Генкиным у меня установились хорошие отношения, когда мы оба были членами коллегии НКФ СССР, он — заместитель наркома, я — заведующий ленинградскими финансовыми органами. До НКФ Генкин работал в Баку при С. М. Кирове в должности заведующего орготделом ЦК Азербайджана, по этой линии у него и возникли отношения с Н. И. Ежовым как с руководящим работником организационного отдела ЦК ВКП(б).
От Генкина мне было известно, что Ежов пользуется доверием Сталина, близок к Л. М. Кагановичу. Ежов поддерживал отношения с работниками центральных органов — М. И. Калмановичем (Госбанк, Наркомсовхозов), Л. Е. Марьясиным (Госбанк). До 1934 года он держал себя просто, без зазнайства, был доступен, любил выпить, повеселиться в подходящей компании. Знал я немного и его жену, которая, судя по всему, была умнее его и хитрее. Некоторые товарищи рассказывали, что именно она, жена Ежова, раньше мужа поняла бесславие его взлета и неизбежность быть выброшенным, когда его используют. И эти люди рассказывали, что она предусмотрительно собиралась уйти из жизни, не дожидаясь неизбежного уничтожения за то, что она слишком много знала.
Агранов и Ежов и провели всю операцию по «расследованию» убийства Кирова и расправе с неугодными и «опасными» людьми. Вместе с неким Цесарским Ежов учинил разгром ленинградских кадров. В первые дни января 1935 года Ежов был выдвинут Сталиным в секретари ЦК ВКП(б) вместо убитого С. М. Кирова(!).
Я не раз задумывался над тем, как такой, в общем простой, не очень одаренный паренек мог превратиться в подлого злодея, садиста, натворить столько бед и несчастий для миллионов людей, партии. Миллионов людей потому, что за каждым подвергшимся репрессиям стояли родные, друзья, товарищи… Какая же сила толкнула его в эту бездну произвола и преступлений?
Прежде всего, конечно, постепенная, под давлением обстоятельств и требований высокого руководства потеря партийности; рост низменных побуждений на почве самолюбия и внушения о его исключительности и исторической роли; бездумное преклонение перед Сталиным, определявшего каждого, усомнившегося в его непогрешимости, как врага народа.
29 сентября 1936 года Г. Г. Ягоду сняли с поста наркома внутренних дел, и бразды правления были возложены на Ежова; этим подчеркнуто редчайшее совместительство: нарком внутренних дел и секретарь ЦК ВКП(б). Таким образом, органы внутренних дел были выведены из-под контроля ЦК как коллектива.
В декабре 1936 года, во время VIII Чрезвычайного съезда Советов в Москве, проходил Пленум ЦК партии. Ежов, уже в новой роли, доложил о вредительской деятельности правых (Бухарина, Рыкова и других), хотя в сентябре того же года, после августовского процесса над Зиновьевым и другими, было опубликовано сообщение прокуратуры, что никаких данных о преступных делах правых — нет[45]. А вот прошло только два месяца, и Ежов уже нашел материалы! Группа членов ЦК, и в первую очередь такие, как Г. К. Орджоникидзе, И. Ф. Кодацкий, Г. Н. Каминский, С. С. Лобов, Н. П. Комаров, И. П. Жуков и другие, выступили с опротестованием материалов Ежова. Сталин, поняв ненадежность подобранных материалов, пошел навстречу сомневающимся и внес «гибкое» предложение — перенести обсуждение вопроса на два месяца, а за этот срок Ежову «доработать» материал. Чем это кончилось — известно по обстоятельствам, связанным с внезапным уходом из жизни Г. К. Орджоникидзе в начале февраля 1937 года.
Вот так, постепенно увлекаясь своей ролью, Ежов уже проявляет и свою «инициативу» в расширении репрессий, в расширении круга «врагов народа», произвольно, по заготовленным спискам и схемам,
