Месть еврея

полови­ны наполненный, лежал на земле, а Андрей исчез. Удив­ленная и раздосадованная Марта вернулась домой, не понимая, как мог муж бросить ее. Но затем досада ее сменилась беспокойством, когда она нигде не нашла Андрея. Настал вечер, а муж все не приходил. Нако­нец, далеко за полночь явился Андрей, бледный и утом­ленный. Он молча поел немного и, ни слова не говоря огорченной жене, лег и, казалось, уснул. Его странное поведение продолжалось и на следующий день. Он ухо­дил с рассветом и возвращался лишь ночью, казался мрачно настроенным, встревоженным и пугливо погляды­вал даже на жену. Впрочем, по прошествии двух недель он успокоился, перестал пропадать и принялся за работу.

Марта боялась его расспрашивать, заметя, что малей­ший намек на рудник и на богатства, в нем заключенные, раздражал Андрея. Она была приятно удивлена, когда раз поутру Андрей позвал ее и сказал:

—   Пойдем со мной на рудник, надо будет взять от­туда мешок, а ты будешь держать фонарь. Не удивляй­ся, у меня есть на все свои причины,— мрачно присово­купил он.

Марта молча повиновалась. Дойдя до конца гале­реи, она поставила фонарь на кучу земли и помогла мужу наполнить мешок. В эту минуту та же странная слабость охватила ее, в глазах потемнело, голова закру­жилась и лишь страшный вопль вывел ее из оцепенения: Андрей с пеной у рта и распростертый на земле кор­чился в конвульсиях. Вне себя побежала Марта звать на помощь и вскоре вернулась со служанкой. Когда они вошли в рудник, то нашли Андрея лежавшим без чувств. С большим трудом притащили они его домой и положили в постель. После долгих стараний привели его в чувство, он открыл глаза, но никого не узнавал. В бешеном бреду метался он на постели, борясь с не­видимым врагом, кричал и сыпал ругательствами.

Убедившись, что муж серьезно болен, Марта реши­лась пригласить доктора, и молодой негр, брат служан­ки, отправился верхом. Прошло не менее десяти часов, прежде чем ему удалось привезти врача.

День прошел мучительно, но под вечер больной, ка­залось, успокоился и заснул. Марта сидела у его изго­ловья, но изнуренная волнением и борьбой с больным, которого все время удерживала, так как он хотел все время броситься с кровати, она, наконец, задремала. Удушье и яркий свет вдруг разбудили ее. Она несколь­ко минут в оцепенении глядела, как Андрей с помутив­шимися глазами и в одной рубашке поджигал ночни­ком оконные занавески, а прежде запалил занавеси у постели. Пламя касалось потолка, который зловеще по­трескивал, а дым, едкий и удушливый, наполнял комна­ту. Опасность придала силы Марте, она бросилась к не­му, стараясь вырвать из его рук ночник и вывести из дома.

—   Оставь меня, дура!—глухим голосом, безумно хохоча кричал Андрей.— Разве ты не понимаешь, что темнота в этом проклятом руднике только помогает не­годяю? Теперь, когда так светло, он не посмеет отнимать золото и мешать мне унести мешок.

Старания молодой женщины увести Андрея были напрасны. Лихорадочное состояние придало ему силы. Вдруг Марта вспомнила, что малютка дочь, ее единственное сокровище, была в комнате верхнего этажа. Позабыв, все, она бросилась наверх и, невзирая на опасность, спасла задыхающегося ребенка. Андрей, по­луживой, со страшными ожогами и сильной горячкой был вытащен из комнаты отважной и сильной негритян­кой, но дом сгорел дотла, и когда на рассвете приехал доктор, он нашел лишь одни дымящиеся развалины. Больного поместили в сарай на огороде. Его бред сме­нился полнейшим упадком сил, и доктор объявил его безнадежным. Отсутствие медикаментов, а также ослож­нение болезни вследствие ожогов и простуды, вызван­ной долгим лежанием на земле,— все это делало выздо­ровление невозможным.

Убитая неожиданным бедствием, Марта не отходила от умирающего, прикладывая компрессы и всячески ста­раясь облегчить его страдания.

Под вечер Андрей, казалось, очнулся от забытья и вскоре в полном сознании открыл глаза. Увидев жену, приготовлявшую ему компресс, он знаком подозвал ее.

—  Марта,— прошептал он, взяв ее за руку,— я уми­раю, я чувствую, что не увижу больше восхода солнца, но до тех пор я хочу облегчить мою нечистую совесть. О, да! Я знаю, что существует суд Божий, страшный и не­умолимый, который рано или поздно поражает преступ­ника и не допускает его пользоваться чужим добром.

Глухой стон сорвался с уст Марты.

—  Да, да, я знаю, что Бог видит и наказывает пре­ступление, избежавшее суда людского.

Молодая женщина сжимала обеими руками свой лоб, покрытый холодным потом.

—  Слушай,— продолжал больной отрывистым голо­сом.— Как только я тебя увидел, то безумно в тебя влю­бился. Но так как ты любила своего мужа, я скрывал свои чувства, придумывая разные планы, как завладеть тобой. Мы продали вам землю, чтобы сбыть за хо­рошую цену предприятие, которое считали неудавшимся, так как бесполезно проработали четыре года. Дядя Хри­стофор все же остался из алчности, боясь, чтобы вы все-таки что-нибудь не нашли. А в таком случае мы заранее решили убить вас, чтобы завладеть сокровищем. Когда я тебя увидел, мои намерения относительно тебя изменились. Чем более во мне развивалась страсть и ревность, тем более я ненавидел Стефана. Он первый нашел золото и, едва мы убедили себя в действитель­ности находки, я бросился на него, ошеломил ударом по затылку, а затем- придушил его кучей земли, а тебе рассказал выдуманную мной сказку.

При этом неожиданном признании Марта глухо вскрикнула и закрыла лицо руками.

—  Прости меня и дай закончить мой рассказ. Ты ви­дишь, как Бог покарал меня,— сказал умирающий, кор­чась в постели.— Мы молчали о найденном золоте, что­бы не возбуждать подозрений. Затем у меня был другой план: я хотел отделаться от дяди Христофора, чтобы остаться единственным обладателем золота и тайны. Однажды, когда он работал на крыше, я подкрался сза­ди, ударил его по голове и сбросил вниз. Он рухнул, и я думал, что убился, но ничуть не бывало: он только онемел от удара и страха и сделался идиотом. Я оста­вил его жить и женился на тебе, но тут настигла меня рука Божья. Полагая, что настал момент объявить о находке золота и покинуть это проклятое место, я повел тебя в рудник. Но когда хотел взять мешок, то увидел возле себя Стефана. Мертвенно бледный, с безжизнен­ными глазами, он уцепился за мешок, злобно отнимая его у меня. Я убежал, как полоумный, но впоследствии убедил себя, что то была галлюцинация моих возбуж­денных чувств, и вторично пошел вместе с тобой. И сно­ва возле меня восстал призрак, схватившийся за мешок. Я упал, видя, как ты бросилась бежать, но не мог сле­довать за тобой, так как страшные глаза Стефана при­ковывали меня к земле. Надвигаясь все ближе, он наклонился надо мной и мне пахнуло в лицо ледяным зловонным дыханием с трупной вонью, так что я чуть не задохся. Синеватое пламя мерцало вокруг его без­жизненной головы и вырывалось из судорожно искажен­ных губ.

—  Завтра ты будешь со мной, мы будем вместе сто­рожить золото и поделим его,— насмешливо сказал он мне. — Затем я лишился чувств.

Охваченная ужасом Марта, хотела встать и бежать, но силы ей изменили, и она упала в обморок. Когда, бла­годаря заботам негритянки, она пришла в себя, Андрей был уже мертв. Тотчас после погребения, Марта поспеш­но переселилась в тот городок, где жила до своего вто­ричного замужества. Мысли ее мешались, она начинала бояться полученных от банкира денег, на которых, ка­залось, тяготело проклятие. Сознание, что она была женой убийцы Стефана, внушало ей отвращение к самой себе. Ее терзала совесть, а в несчастьях, ее поразивших, она видела кару Божью за похищение христианского ре­бенка, которого она отдала еврею, лишив его крещения и других таинств.

Спасаясь точно от преследования духов, она прода­ла все и без определенного намерения уехала в Нью- Йорк. Там, вдали от этого ужасного места, она надея­лась снова приобрести душевный покой, отдавшись своему ребенку. Часть дороги ей пришлось ехать на паро­ходе, и вот на вторую ночь плавания случилось не­счастье. Встречный пароход так сильно столкнулся с тем, на котором ехала Марта, что последний был раз­бит и пошел ко дну, лишь малую часть пассажиров уда­лось спасти и принять на другой пароход, хотя и по­врежденный, но вынесший удары. В числе спасенных была и Марта, но ее ребенок утонул, а из всего иму­щества ее у нее остался лишь кожаный мешочек, кото­рый она в минуту катастрофы инстинктивно надела на шею. В нем были ее бумаги, деньги на дорогу и неко­торые золотые вещи, подаренные ей Валерией в течение ее службы и полученные при уходе.

Нравственно убитая, Марта кроме того опасно про­студилась во время страшной катастрофы и по приезде в Нью-Йорк была помещена в больницу. У нее обна­ружилось воспаление легких и кишок.

Она не умерла, но здоровье ее было разрушено. Изнурительная лихорадка и приливы крови быстро