песцам. Боб опрокинул стакан жидкости в рот, как воду в радиатор, и, завибрировав на своём нашесте, вдруг рухнул на кровать, прямо с высоты посадки. Очевидно, это был отработанный пируэт, так как Боб улёгся ровно по месту. Дополнительных переползаний не потребовалось. В это время вошла Таня, облаченная почему-то в пеньюар. Раф где-то слышал, что советские женщины используют пеньюар дома, как халат, даже жарят в нём картошку на кухне. Поэтому, глядя, как хозяйка придерживает створки стилизованного под халат наряда, не стал выражать бурного восхищенья. Он, не балуя всех присутствующих разнообразием поведения, тоже налил Тане полстакана и изрёк:
— За знакомство!
Хозяйка махнула стакан, как запивают таблетку, и спросила:
— А тебе?
— Так второго стакана нет!
— Борька, гад, всю посуду побил со своими собутыльниками!
Она протянула Рафу пустой стакан. Но тот, взяв её за руку, увлёк на постель, рядом с мирно спящим Бобом Акулой.
— Подожди, свет надо потушить.
Раф метнулся и щелкнул выключателем. Завязалась борьба. Женщины на генетическом уровне ведают главным секретом Камасутры — мужчина возбуждается от сопротивления. Половому акту должно предшествовать лёгкое насилие, это возбуждает. Очевидно, это гендерная память от предков, когда самку надо было одолеть! Раф был борец искушённый. Он оттянул трусики Тани рукой, затем зацепил за резинку большим пальцем ноги и резко дёрнул ногой вниз. Так заводят мотоцикл посредством кик-стартера. Трусики соскользнули с ног слегка сопротивляющейся партнёрши, немного пролетели по воздуху и повисли, как парашют десантника повисает на берёзе, на фикусе. Трусики белели, как белеет флаг, декларирующий сдачу на милость победителя. Акт пролетел мгновенно. Нападающая сторона всё время опасалась, что муж с деформированным лаком лицом очнётся от фрикционных телодвижений, происходящих с ним рядом. Но всё закончилось, к разочарованию сдавшейся стороны, весьма скоропостижно. Таня умчалась в свою любимую ванную комнату, с обещанием на предложение Рафа сотворить минет. Пока она жужжала водой, за окном послышался незнакомый шум. Что-то сочно хлопало и потрескивало под окном. Раф выглянул в открытое окно и увидел, что Шура расположился на крыше припаркованного под окнами чужого «Москвича», продавив ему крышу весьма основательно. Он сидел в позе лотоса, подогнув ноги, как йог, и курил сигарету. Взгляд его был устремлён на Танино окно, которая в это время тоже подошла к окну. Увидев такой пассаж, она, боявшаяся соседа-ветерана и без этого случая, стала возмущаться и выгонять своего кавалера:
— Давайте вместе со своим полоумным другом проваливайте! А то сейчас милицию вызову!
Раф быстро оделся и покинул негостеприимную квартиру под возмущение Тани:
— Мужа всего краской измазали. Хулиганы!
— Это он сам нанёс боевую раскраску, становясь на тропу войны! Кричал, что он Акула.
Таня ему почти поверила…
…До общежития добрались на какой-то вахтовке, которая перевозила рабочих рано утром, без каких-либо приключений. Пал Иванович уже не спал, «водил луну». Первым вопросом у него было:
— У вас не найдётся что-либо опохмелиться?
— Откуда такая роскошь?! — ответил Шура. — Наш Ромео всё побросал на поле битвы!
— Ты бы лучше помолчал, надоел мне за ночь своими выходками!
Товарищи, после ночных похождений улеглись спать. Проснувшись, Раф сгонял на вокзал и получил прибывшие документы. Приехав, соврал Пал Иванычу:
— Вот падлы! Все деньги повытаскивали! Хорошо, что документы не тронули, все целые!
— Я другого результата не ожидал, — поддакнул собеседник. — А ваш товарищ уже на работе. Ничего не позавтракал. Ну, ничего, в конторе его чаем всяко напоят. Я вот прикупил в местном магазине припасов. Правда, закуски — никакой!
Раф, увидев воркутинскую водку, весь содрогнулся и разделить возлияния отказался, сославшись на угрожающее состояние здоровья.
— Ну, скажете тоже! Я в ваши годы ацетон пил, и живой!
— Пал Иванович! Мне ехать надо в свою экспедицию. Одолжите мне денег на билет. Я вам потом вышлю с получки.
— О чём речь! Конечно, провожу и отправлю. Для бурения такие парни очень нужны!
Они вдвоём пешком дошли до речного вокзала, который располагался прямо на дебаркадере. Кассы были в отдельно стоящей на берегу будочке. Возможно, инструкции предписывали, что дебаркадер может унести, но деньги при этом должны остаться на берегу! Раф на деньги ссуженные Пал Ивановичем взял билет на судно «Заря», этакое корыто, которое вроде как глиссирует по реке. Это судно пригодно лишь для мелководья. До отъезда оставалось ещё вагон времени, три часа. Спутники пошли в ближайший магазинчик. Ассортимент в нём был получше, чем в экспедиционном. На закуску купили плавленые сырки и булку стандартного для этих мест серого хлеба. Он делается из лежалой муки, а чтобы хотя бы немного поднимался, был попышнее, пекари переквашивают тесто. Хлеб чертовски кислый, с горьковатым привкусом. От него изжога даже у здоровых желудком людей. Более взять не представлялось выбора. Были какие-то консервы, но выпущены они были ещё до предыдущей пятилетки. Было много стеклянных банок с разнообразным консервированным борщом. Такую пищу даже искусный повар не в силах превратить в съедобную. Похлёбку из таких банок съедают только очень голодные, наработавшиеся люди, пришедшие с мороза. Пал Иванович с Рафом расположились на берегу, на днище перевёрнутой лодки. В этой позиции милиционеры, вроде как не кантовали «за распитие спиртных напитков»… Стакан нашли под лодкой, его, очевидно, передают по дистанции предыдущие выпивохи. Выпили по первой, и потекла беседа. Пал Иванович из наставнического русла перевёл разговор в русло исповедования своих мыслей:
— Рафаил! Вот я мечтал, что бы мой сын был такой как ты. А он в педики-докторишки пошёл. Всё мать натворила. Пока я по буровым деньги зарабатывал, она обработала его: «Вот я заболею, ты меня вылечишь!» Бред сивой кобылы!
— Вы уж, Пал Иваныч, так строго не судите, у каждого своя судьба! Считайте, я вам как сын. Будем переписываться. Встречаться на выходные. Вы мне опыт свой передавать будете, надо же кому-то наработанные приёмы передать, для блага нашей отчизны! — давил на патриотизм Раф — Ваш опыт бесценный. Его в учебнике не прочитаешь!
— Ты, Рафаил, не об опыте проводки скважины думай. Я тебе толкую о бесценном даре узнавать, где нефть залегает. Дар, который открылся мне после удара молнией. Я сто процентов ведаю, когда иду или еду по тундре, где нефть залегает, а где — сухо! Давай ещё по одной, — он налил ещё полстакана и протянул Рафу. — Ты закусывай, как следует. Дорога дальняя. Хлеб и сырки с собой возьми. Где теперь сегодня покушаешь? В чужие места едешь!
— Везде люди русские. Хоть татары, хоть мордвины, хоть хохлы или ещё кто, всё одно, мы люди русские. Название всех других наций отвечает на вопрос «кто?», а название нашей — на вопрос «какие?». Если говорит и мыслит человек по-русски, значит, русский. Вот в семнадцатом веке, если плохо говорил по-русски, значит «немец», немой значит. Хотя он мог быть голландцем или датчанином, или ещё кем. Селили таких в отдельной слободе. А сейчас в нашей стране другой и мыслит по-нерусски, хитрожопый гад, а селится среди нас. Русские — они простые, радушные, отзывчивые. Вот их и обманывают, прививают разные американские идеи: «Главное — бизнес. Получил совет — давай деньги!» Русские они ещё при Калите жили общиной, и правление у них было: вече! А нам теперь байки рассказывают про демократию, свободу!
Выпили ещё по одной. Пал Иванович поддержал Рафа:
— Америкосы свободу подразумевают, это когда собрался кагал лихих людей, облапошили остальных, сгребли у них все деньги. Вот тогда большинство «свободно» — от денег. Живут все в кредит. Большинство американцев — тунеядцы. А что Америка выпускает? Ты видел что-нибудь американское? Они только свои доллары зелёные печатают на частных фирмах и распространяют по всему миру. Мы вот продаём нефть, а только за доллары. Вроде как рубль, дескать, неконвертируемый. А были бы наши попринципиальнее, сказали бы: «Хочешь газ купить? Только за рубли! Купи вначале наши рубли, а затем за них мы вам газ продадим!». Или сталь, к примеру.
