Невозможно работать при всеобщем недоверии.
В конце марта 18-го одесские газеты сообщили, что был арестован «сподвижник и адъютант Муравьева» некий Юров. Он стал известен одесситам тем, что реквизировал особняки «на нужды революции», а потом продавал их бывшим владельцам.
Когда Лениным был подписан «позорный» Брестский мир и войска Германии и Австро-Венгрии с согласия Москвы уже продвигались по Украине, чистокровный русский Муравьев чуть было не стал «хохлом Муравенко». Ленину необходимо было скрыть свою двойную игру, скрыть от «германца», что части, сформированные в России, воюют с австро-германскими войсками в Украине. Посылая тысячи людей на фронт под немецкие пули, большевики обманули и предали их. Все уже было решено в Бресте... Ленин также считал, что обман сработает для привлечения украинцев в состав советских войск. В апреле 1918 года Ленин писал в тайном послании «комиссару Украины» Серго Орджоникидзе, что возникла нужда в «безоговорочной перелицовке имеющихся на Украине наших частей на украинский лад». Ленин приказывал: «Нужно запретить Антонову называть себя Антоновым-Овсеенко — он должен называться просто Овсеенко. То же самое нужно сказать о Муравьеве (если он останется на своем посту, и о других)».
В начале апреля 1918 года заканчивалось время союза большевиков с левыми эсерами и анархистами. Недавние «подельники» большевиков выступили против Брестского мира, продразверстки и диктатуры ленинской партии. Они требовали отставки Ленина. Анархистские газеты шокировали лозунгами свержения диктатуры Ленина, призывали к «третьей антибольшевистской анархической революции».
В середине апреля 1918 года анархистские военные отряды Москвы и Петрограда были внезапно разгромлены, Сотни анархистов оказались за решеткой. Тогда же был арестован и Муравьев по обвинению в превышении власти на Украине, в вакханалии расстрелов и реквизиций, [60] а главное, в связях с анархистами-заговорщиками. Возможно, Муравьев готовился в анархистские диктаторы, собирался использовать хаос анархистского правления для установления своей власти. Только тогда правительство и ЧК вспомнили о расстрелах и грабежах на Украине, о самовольном оставлении фронта, об огромных деньгах «Юга», растворившихся в хаосе «муравьевского управления».
Муравьев был предан суду Ревтрибунала и две недели находился в тюрьме, ожидая своей участи. Тогда Феликс Дзержинский (который в 1920 году станет новым кровавым палачом Украины) писал: «...Комиссия наша неоднократно принимала свидетельства и обвинения, которые доказывали, что самый заклятый враг не смог бы принести нам столько вреда, сколько он (Муравьев) принес своими страшными расстрелами, предоставлением солдатам права грабежа городов и сел. Все это от имени нашей Советской власти он вытворял, настраивал против нас все население...» Дзержинский, очевидно, считал, что звезда Муравьева закатилась и авантюрист сгинет в подвалах ЧК.
Но в мае 1918 года Муравьев был освобожден из тюрьмы благодаря просьбам левых эсеров, членов ВЦИК и Антонова-Овсеенко. А еще через месяц, 13 июня, недавний арестант был назначен, по указанию Ленина, командующим «главнейшего фронта республики» — Восточного, созданного после восстания чехословацкого корпуса (этот фронт состоял из трех армий).
Борьбой против чехословацкого корпуса заинтересовался немецкий посол Мирбах, который тайно передал Муравьеву большую денежную сумму. Однако 1 июля 1918 года посредник между Муравьевым и Мирбахом был арестован ЧК, и тайное постепенно становилось явным.
6 июля 1918 года левые эсеры убивают Мирбаха, возможно, не только чтобы сорвать Брестский мир, но и чтобы скрыть контакты Муравьева с немецким послом.
После разгрома левоэсеровского мятежа начались аресты и расстрелы проигравших. Левые эсеры были изгнаны из исполкомов местных Советов, лишены руководящих должностей. Это был государственный переворот, в результате которого в стране воцарилась однопартийная система власти. Все другие партии, кроме большевистской, с этого времени рассматривались как контрреволюционные. [61]
Ленин постоянно сомневался в преданности Муравьева, а левоэсеровское восстание обострило это чувство. Вождь большевиков передал Реввоенсовету «Восточного фронта приказ постоянно следить за действиями Муравьева, «не оставляя его ни на секунду», установить за ним «тайный контроль».
Ленин обратился к Муравьеву с требованием определить свое отношение к восстанию левых эсеров. Муравьев заверил его в своей полной поддержке большевиков, осудил восстание и пообещал выйти из партии левых эсеров. Ленин телеграфировал Реввоенсовету Восточного фронта: «Запротоколируйте заявление Муравьева о выходе из партии левых эсеров. Продолжайте внимательный контроль».
Узнав в подробностях о восстании, о предательском аресте ЦК левых эсеров, Муравьев понял, что репрессии его не обойдут. Что смещение его с поста командующего фронтом — вопрос только времени. Эти размышления и толкнули Муравьева сделать решительный шаг, который оказался для него роковым.
Ночью 9 июля 1918 года Муравьев, оставив штаб фронта в Казани, на пароходах с двумя своими верными полками прибывает в Симбирск — центр левых эсеров на Волге. С помощью верных отрядов и левоесеровских дружин Муравьев захватывает Симбирск и арестовывает большевистских лидеров (Шеленкевича и Лаврова), а также командующего 1-й армией фронта Тухачевского.
Вечером 10 июля Муравьев собрал актив левых эсеров Симбирска и объявил о свершившемся факте — восстании против большевистской диктатуры.
Обращаясь ко всему миру «Всем! Всем! Всем!», Муравьев в своей телеграмме объявил войну Германии. Он отдает приказ войскам Восточного фронта повернуть оружие против немецкой армии и начать поход на Запад, с целью изгнания немцев с Украины. Муравьев призвал к «всеобщему восстанию» и к войне против Германии не только анархистов и левых эсеров, но и всех своих «друзей и боевых [62] сподвижников наших славных походов и битв на Украине и на Юге России».
Он рассчитывал устанавливать власть левых эсеров по пути продвижения своих «армий» на Запад, а в Поволжье создать центр новой Поволжской советской республики во главе с Марией Спиридоновой, Камковым и Карелиным — вождями левых эсеров. Он надеялся заключить союз со своим недавним врагом — чехословацким корпусом, и призвать офицеров к защите Отечества. Совместными усилиями «чехов» и солдат «муравьевцев» планировался поход на Москву для ареста ленинского правительства.
«Сохранение Советской власти в современных обстоятельствах требует немедленной передачи власти только левым эсерам», — заявил Муравьев на заседании ЦК левых эсеров. «Я спасу республику от нашествия немцев и внутренней контрреволюции», — вещал Муравьев, рассчитывая на помощь не только «чехов», но и стран Антанты, на переход частей Красной Армии на свою сторону. ° Ленин мгновенно отреагировал на события, издав декрет, в котором он заклеймил изменника, открывшего путь на Москву чехам и белогвардейцам. Он потребовал расстрела Муравьева как «врага народа»: «всякий честный гражданин обязан его застрелить на месте».
Ленинский приказ удалось осуществить большевикам Симбирска. Глава губкома партии большевиков Иосиф Верейкис разработал план ареста Муравьева на заседании губернского исполкома Советов. Для этого из Москвы прибыл особый отряд ЧК, бронеотряд и латышские стрелки, которые были размещены в здании исполкома Советов и вокруг него, в засаде.
Появившись на заседании исполкома, Муравьев повел себя как хозяин положения, требуя отдать всю власть в губернии левым эсерам. На заседании исполкома Советов фракция большевиков высказалась о Муравьеве как об «авантюристе и шулере». Фракция левых эсеров поддержала мятежника.
Во время перерыва заседания из засады вышли чекисты и красногвардейцы, объявив об аресте Муравьева. О том, что произошло дальше, очевидцы утверждали разное. Одни говорили, что Муравьев застрелился, видя безвыходность своего положения, другие уверяли, что он погиб в перестрелке, которую сам начал, выхватив из кармана браунинг. [63]
На следующий день «Известия» сообщили, что предатель Муравьев покончил с собой после неудачи своей авантюры. Муравьев готов был на многое — свергнуть большевиков или пойти революционной войной на Европу, помириться с вчерашними врагами «белочехами» или предать бывших соратников из окружения Керенского или Ленина. Он не был только готов реально оценивать обстановку и играть «долгую партию». Его кредо — «все и сейчас» — подвело его к той двери в Симбирске, распахнув которую он увидел перед собою блеснувшие штыки, направленные в его грудь.
