Глава 19
- Посторонись!
- Куды прешь, придурок?
- Пропусти, говорю.
- А дубиной промеж ушей не хочешь? Князь отдыхать изволит. Чего орешь как потерпевший? - Рома Кутузов, стоявший в карауле у княжеского шатра, погрозил горлопану здоровенной палицей, которую считал самым русским из всего оружия и предпочитал иному.
Настырный молодец сбавил обороты:
- Пропустил бы, а? Тут посольство прибыло.
- Подождут, - Рома презрительно скривился. - Вот как выспится государь, тогда пусть и приходят. Много тут всяких проходимцев шляется, а здоровье у Николая Васильевича одно.
- Так это… из самого Царьграда Румийского.
- Тем более подождут. И предупреди, кстати, чтобы руками ничего не трогали, а то в прошлом месяце бошецкий посланник дюжину вилок украл. Повесили-таки негодяя. Слышал, небось, сию историю? Во! И шпионить пусть не вздумают - тоже повесим.
Молодой дружинник, всю дорогу из Татинца сопровождавший грекосов и гордившийся своей миссией, растерянно посмотрел по сторонам, видимо в поисках поддержки. Но Кутузов, переживший схватку с барыгами на артиллерийских позициях, где был наводчиков одной из пушек, свысока смотрел на не нюхавшего пороху юнца и помогать в трудной ситуации не собирался.
- А они говорят, что послы - лица неприкосновенные, - нашелся гонец.
- Да разве кто против? Лицо и не тронем, за шею повесим. Хотя некоторые предлагают на кол сажать, только государь не велит. К чему излишняя жестокость? А ты как считаешь?
Дружинник кивнул, полностью соглашаясь. И неизвестно, сколько бы продолжался этот разговор, не приди к растерянному воину неожиданная помощь. За спиной у Ромы послышались твердые шаги, и узнаваемый голос Патриарха укорил:
- Кутузов, ты опять молодежь разыгрываешь? Вот так потом зловещие слухи по миру и расползаются.
Над левым плечом Саввы высунулась рогатая голова:
- Да нормально, Петрович, пусть развлекается.
Но Патриарх в советчиках не нуждался:
- Кто таков?
- Гонец я, - ответил дружинник робея под суровым взглядом. - В Татинец посольство прибыло, а там как раз нет никого. Так это… сюда и послали, стало быть.
Савва задумался. Интересно, с какой это стати грекосы пошли в столицу, если точно знали, что князя в ней нет? Или надеялись встретиться там уже с Глорхи-нойоном? Мутно все как-то и непонятно.
- Что они говорили по дороге?
- Да вроде ничего. Послание от ихнего императора везут.
На этот раз Глушата показался целиком и нагло заржал. Ему вторил верный Харлам Давыдович.
- И чего ты веселишься, чертушка?
- Как это чего? Наш ампаратор в шатре спит, зачем ему с самим собой посольствами обмениваться?
- Звание Великого князя выше будет, так что не путай Божий дар… От базилевса послы.
- Так там же кастраты правят.
- Не кастраты, а евнухи. Впрочем, разницы нет, но на троне все равно не они сидят. Ладно, боец, показывай своих грекосов.
- А я здесь останусь, - заявил Глушата. - Что я, иноземных харь ни разу не видел? Они же все одинаковые, как опята сушеные, одного от другого не отличишь - черные да сморщенные. Лучше буду княжеский сон сторожить. Рома, наливай!
А Николай спал сном праведника, уставшего от богоугодных дел и поисков истины, и ничто не могло помешать его отдыху. Даже разухабистые песни стражей, прерываемые звоном кубков, только убаюкивали - после грохота пушек любой шум покажется колыбельной песенкой.
А может и не покажется, может, есть она на самом деле, эта колыбельная. Рядом с князем, привычно обняв колени руками, сидела русалка и что-то чуть слышно напевала. Ласковый голос мягко наполнял шатер и Шмелев улыбался во сне, видимо увидев хорошее и радостное. И пусть ее, Яны, нет во снах любимого, пусть. Пусть он видит свою далекую семью, отделенную сотнями лет и сотнями миров, пусть… И пусть хранит им верность.
Удивительно, но Яна не ревновала, только грустное чувство легкой зависти к той, неведомой, сжимало порой сердце. И гордость за человека, знающего что такое любовь и верность. А она подождет. Год, два, десять… Потом… Когда-нибудь потом…
Из-за опущенного полога послышалось деликатное царапанье.
- Базека, ты? Заходи.
- Кто же еще? - кот ученый проскользнул в шатер и устроился на мягких шкурах. - Извини, что отрываю от дел. А, впрочем, какие там у тебя дела… Все грустишь?
От Базеки истинное положение дел скрыть было просто невозможно, и русалка просто кивнула.
- Оно и понятно, - заключил кот. - Может, прервем твое грущение? Там румийцы приперлись целой делегацией.
- Послал бы в задницу.
- Не хотят.
- А чего они хотят? Чего надо-то?
- Я почем знаю? Хотя догадываюсь - опять жаловаться будут.
- Мы же их не трогали еще.
- Заранее жалуются, сволочи.
- Князя будить?
- Конечно. Глядишь, не выспавшись, злее будет. Давай, поднимай.
- Красиво идут, особенно музыканты, - одобрил Серега.
С высокого холма, куда срочно перетащили княжеский шатер, открывался неплохой вид на приближающееся посольство, медленное и печальное.
- И чего красивого? - не согласился Шмелев. - Папуасы, бля… Наверное, хотят на нас впечатление произвести. Или купить.
- Сомневаюсь, что именно нас, - вставил Патриарх. - Не к Орде ли шли?
- Хотя бы и так, - вмешался Базека, у которого при виде богатых одеяний гостей заплясали в глазах золотые огоньки. - А попали к нам. А мы - скифы с раскосыми и жадными очами. Кстати, а кто придумал встать на самом солнцепеке?
- Можешь в теньке полежать, высокая политика без тебя прекрасно обойдется.
Кот и вправду послушался мудрого совета и смылся в шатер, откуда сразу же послышалось смачное чавканье. Ясное дело - скиф, только кошачий.
А посольство все приближалось с приличествующей случаю неторопливостью. Величавость момента слегка портили унылые физиономии конвоя имперских гвардейцев, которых перед тем вежливые лешаки встретили загодя и попросили разоружиться. Грубо попросили, честно сказать. С преизрядным
