2. «Святые — эгоисты, думают только о своем спасении». Неверно. Святые, это люди, имеющие вкус и влечение к божественному. Можно ли обвинить растение за то, что оно тянется к свету.
3. «Ненужность аскетизма. Мое тело меня не беспокоит, поэтому бороться мне с ним не надо. Главное — любить Бога и ближнего, а аскетизм — лишняя возня с собой».
Если тело мешало св. Серафиму, Будде и даже Христу, то почему же оно не мешает вам, — это оттого, что Вы себя и своей греховности не знаете, не сознаете и не ставите себе духовных целей. Чтобы любить Бога и ближнего — надо их чувствовать, надо утончить себя для этого аскезой.
Аскетизм нужен прежде всего для творчества (всякого), для молитвы, для любви, т. е. для всякого человека и для всей его жизни.
4. «Почему Бог не облегчает наших страданий? Как Он, благой, может допускать их?»
Самые острые страдания — от греховной злобы, самолюбия, ревности, желания мести; всякий грех несет в себе боль и скорбь («скорбь и теснота всякой душе, делающей зло». Рим 2,9). Виноват ли Бог в этих страданиях? Хотели бы мы, чтобы грех не влек за собой боль, т. е. , чтобы грех не искупался, чтобы мир утонул в грехе? — «Грехи наши горят и сгорают скорбями».
5. Теодицея… (неокончено).
Не торопиться слова и декорации ставить на пустое место, пока оно не заполнено глубоким внутренним содержанием.
От нашего человеческого: любить любящих и ненавидеть ненавидящих нам показано два пути: путь Божий — любить ненавидящих и дьявольский путь — ненавидеть и оскорблять любящих.
Как различить плохое или хорошее в поступках, в людях. Единственная мера — чувство радости, мира, любви; и обратно — сомнения, смятения. В этом почти безошибочный суд.
Почему так важны впечатления детства? Почему важно торопиться наполнить сердце и ум ребенка светом и добром с самого раннего возраста? В детстве — сила доверия, простота, мягкость, способность к умилению, к состраданию, сила воображения, отсутствие жестокости и окамененности. Это именно та почва, в которой посеянное дает урожай в 30, 60 и 100 крат. Потом, когда уже окаменеет, очерствеет душа, воспринятое в детстве может снова очистить, спасти человека. От того так важно держать детей ближе к Церкви — это напитает их на всю жизнь.
Общение с детьми учит нас искренности, простоте, умению жить данным часом, делом — основному в Православии.
Дети каждый день как бы снова рождаются — отсюда их непосредственность, неосложненность души, простота суждений и действий.
Кроме того — у них незаглушенное чувство добра и зла, свобода души от плена греха, отсутствие суда и анализа.
Все это мы имеем от рождения, как дар, который мы легкомысленно растериваем в пути и потом с муками и трудами собираем по крошкам растерянное богатство.
Мне хочется написать труд, посвященный семи смертным грехам. Характеристика каждого греха, его картина, разновидности, причины, источники и связи, симптомы, способы борьбы. Признаки его в запутанных случаях. Я думаю, такой труд принес бы пользу ищущим истинного покаяния.
Вчера вечером, когда я остался один на горе, был такой ветер и так холодно, что я запер и дверь и окна, первую ночь спал с закрытыми окнами. Немного было грустно. Вот испытание наших внутренних богатств: есть ли у тебя чем жить внутренне без внешних впечатлений, если лишить себя людей, впечатлений зрения и слуха, ввергнуть себя в полное одиночество. С ужасом представил себе это.
Вот у меня книги, любимая работа, возможность выйти посмотреть на природу — а все–таки временами тоскливо. Правда, весь почти день дождь, трава так и не просыхала. Я все же побродил часок по лесу, открыл некоторые новые тропинки, нашел кусок великолепного елового леса, где вся земля сплошь заткана глубоким мхом; после дождя он был особенно ярок. Много встретил грибов.
А сегодня с утра опять густой туман и дождь. Это сидение в одиночестве, почти без выходов, помогло мне точнее представить себе путь молчальников и затворников.
Одиночество — прекрасный опыт и прекрасное упражнение. Опыт — есть ли у тебя что–нибудь за душой, можешь ли ты жить внутренним, когда внешнее сведено к минимуму. Ведь большей частью мы живем внешними впечатлениями — люди, дела, заботы. Что будет, если устранить все это? Что было бы, если бы закрылись двери внешних чувств? — с болью, с трудом, со скрежетом открылись бы тогда двери во внутреннюю горницу души.
Разумеется, в том базарном шуме, в котором мы живем обычно, трудно даже заподозрить, что существуют у нас в душе эти внутренние комнаты.
И насколько легче молиться в таком одиночестве и грусти; как свои чувствуешь вопли псалмов к Богу.
На меня обрушился водопад чествований, приветственных слов, выражений чувств (по поводу перевода в Париж). С одной стороны, засыпают комплиментами, похвалами в глаза, с другой–закармливают обедами: и то и другое способно убить все доброе в душе. Иногда я чувствую себя совершенно духовно обессиленным и опустошенным, и только частые проявления настоящей благодарности и любви обезвреживают яд похвал. Я настолько знаю на верное свою худость и нищету, что, кажется, не уязвляюсь тщеславием до глубины, но легкое щекотание все–таки чувствую, в общем сохраняя душевное равновесие и трезвость.
Как всегда — с усилением напряжения, служб, встреч, трудов возрастает и духовная сила.
Мне почти всегда тяжело «говорить» — я мучаюсь и до, и после. Так трудно сказать самое главное и так редко оно доходит если, превозмогши себя, выскажешь что–нибудь из «главного». В общем — я очень чувствую тщету всякого словесного общения. Но тут (в лагере молодежи) я говорю легко и свободно и потом не каюсь.
Главное — я вижу, как им нужно такое с ними общение. У них, хотя и большая трезвость, практицизм, элементарность, попросту — малая культурность и невоспитанность внутренняя и внешняя, но живой ум, прямота, жадность к жизни и благодарность за настоящий интерес и любовь к ним, что они сразу улавливают.
Все меньше у меня становится вкуса и веры к словесным методам воздействия, вообще к словам — «сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно перед Богом» (1 Пет 3).
Из писем о. Александра незадолго до смерти
Ходит ко мне X. и кротким голосом, но настойчиво укоряет меня в маловерии и неумении силой духа преодолеть болезнь. Аргументы — «Христос нас освободил от рабства плоти» (Рим. 8). Что сказать на это?
Дар исцеления у христиан не есть дар всемогущества и власти над природой.
Многие праведники до конца своих дней страдали неисцеляемыми болезнями — ст. Амвросий, Паскаль.
Сам апостол болел, исцеляя других (но не всех) — ап. Тит.
Как это объяснить? Объясняется это тем, что пока мы живем в этом теле смерти, мы несем все последствия этого — до восстановления всеобщего.
А второе — «в теле моем я ношу мертвость Господа Иисуса» (2 Кор 4.10).
«Многое я снова передумал и пережил за эту болезнь. Страшная, и сомнительная, и зыбкая вещь — наша жизнь; такой тонкой пленкой отделена она от боли, страдания и смерти. И так бессилен человек перед всем этим мраком, такой слабой оказывается вся духовная жизнь, не выдерживающая температуру в 40 С, ослабевающая при большой боли. Вообще болезнь сильно смиряет; Господь не оставляет без своих утешений, но так ясно видишь свое ничтожество и бессилие. Единственная защита против всех ужасов, окружающих нас — верная любовь ко Христу и неотступное за него держание».
«Многому научила меня болезнь. Еще больше утвердила в мысли, что если со Христом, то и со страданиями, и что нет христианину иного пути, как через боль внутреннюю и внешнюю. И, думая о бесконечном множестве страданий в мире, я думал, что вот такими, ничем не заслуженными, безвинными страданиями, строится невидимое Царство Божие, создается и собирается Его страдающее Тело — Церковь Христова».
