формой кремневый наконечник для копья, найденный археологом на стоянке каменного века, он словно олицетворял Древнего Охотника.
В одиннадцати километрах над нами можно было видеть серебристые точки и длинный конденсационный след воздушных лайнеров, летающих между Европой и Америкой. За какие-нибудь шесть семь часов самолёты проделывали путь, на который 'Брендану' понадобится не одна неделя, если мы вообще сумеем его пройти. Я спрашивал себя, что подумали бы пассажиры в мягких креслах с звуковыми приставками и пластиковыми подносами, узнай они, что далеко внизу четверо на кожаной лодке ползут со скоростью менее двух миль в час через такой смирный на вид океан, отделенные несколькими дециметрами от его поверхности, и жизнь этой четверки зависит от надежности материалов и приемов труда, не изменившихся за тысячу лет?
Первые четыре дня 'Брендан' продвигался так лениво, что мы все еще видели на горизонте снежную макушку Снефьелльсъёкулля. Прозрачный северный воздух не позволял точно определить, как далеко мы ушли от суши. Наряду со светлыми летними ночами чистота воздуха, наверное, помогала древним мореплавателям в северных водах. Направляясь в Гренландию, норманны ориентировались на Снефьелльсъёкулль. Кормчий вел ладью на запад, пока его вершина не скрывалась за горизонтом, и при ясной погоде уже вскоре можно был прямо по курсу различить ближайшие горы Гренландии. На этой трассе от Исландии до Гренландии около двухсот пятидесяти миль, и горы на старте и финише — надежный ориентир, скрадывающий протяженность длинного этапа 'ступенчатого маршрута'. При хорошем ходе мореплаватель всего день-другой не видит землю. И дополнительным подспорьем древним мог служить арктический мираж.
Арктический мираж (исландцы называют его 'хиллин гар') — северный эквивалент широкоизвестного миража пустынь. Когда на холодной поверхности застаивается массив прозрачного воздуха, его оптические свойства изменяются, и он преломляет свет наподобие огромной линзы. Мнимое изображение предмета, находящегося далеко за горизонтом, появляется над горизонтом; иногда оно бывает сдвоенным, причем верхнее опрокинуто. Показания секстанта при этом ненадежны, протяжение теоретического горизонта определяется только разрешающей способностью человеческого глаза.
Особенно благоприятны условия для арктических миражей над Гренландией, где масса воздуха высокого давления покоится на могучем ледниковом куполе, который служит источником яркого отраженного света. Вполне возможно, что ирландские и нормандские мореходы, намеренно выходившие в море от берегов Исландии или увлеченные на запад штормовым ветром, наблюдали отсвет гренландского ледника далеко за пределами обычно видимого горизонта и догадывались, что в той стороне есть земля.
Медленное продвижение 'Брендана' облегчало задачу патрулям исландской береговой охраны, которым Петур Сигурдссон поручил следить за нами сколько будет возможно. Сперва над лодкой покружил самолет, затем нас проведало сторожевое судно 'Тир'. За кормой 'Брендана', как обычно, тянулась леска Трондура.
— Мы ловим только глупышей, треску не трогаем — поспешил я заверить по радио сторожевика, когда он пошел по кругу, присматриваясь к нам.
— Прекрасно, удачи вам, 'Брендан' — отозвался 'Тир' и помчался дальше охранять от браконьеров двухсотмильную рыболовную зону Исландии. Я повернулся к Трондуру:
— Кстати, ты рассказывал своим друзьям, фарерским рыбакам, что мы в прошлом году ели серых глупышей, которых они считают ядовитыми?
— Ага, — ответил он.
— Ну, и что они сказали? Он усмехнулся.
— Сказали, что мы сумасшедшие.
Мне подумалось, что лучшего комплимента от фарерцев нельзя было пожелать.
Дальше нас навестил патрульный катер 'Эгир'. С катера спустили резиновую лодку, в которой стоял навытяжку офицер береговой охраны, держа в руках картонную коробку с такой осторожностью, словно он боялся, что она может взорваться от малейшего толчка.
— Капитан шлет вам привет, — сказал он, бережно передавая нам коробку. — Надеюсь, все в порядке.
Я снял крышку и увидел огромный торт с кремом, на котором красной глазурью были изображены контуры 'Брендана'. Рядом с тортом примостился конверт с адресом:
'ВЕРХОВНОЕ КОМАНДОВАНИЕ ГРЕНЛАНДСКОГО МОРЯ
КАП. ТИМУ СЕВЕРИНУ
БРЕНДАН
АДРЕС МЕСТО 63°56′ С 23°17′ 3
В конверте лежало письмо:
'Привет, старина Тим!
Попросил бы ты у моря погоды. Для полной гарантии сегодня вечером мы поколдуем в танцевальном зале в Рейкьявике, устроим мощные пляски Вуду.
Серьезно, мы все желаем вам благополучного рейса, пусть бог хранит вас в вашем замечательном путешествии. Буфетчик шлет скромный знак своего восхищения и наилучшие пожелания.
Хорошей скорости.
Кап. Гуынар X. Улафссон' Пока я читал это послание, парни с 'Эгира' уже вскарабкались на борт своего катера. Живо подняли резиновую лодку, из выхлопных труб вырвалось облачко дыма, и 'Эгир' на полной скорости промчался мимо нас. Команда махала руками и попрощалась с нами тремя протяжными гудками судовой сирены.
По прежнему стояла очень мягкая погода. Даже не верилось, что мы находимся в пользующихся такой недоброй славой северных водах. Низкая зыбь позволяла Трондуру рисовать 'Брендан', сидя на привязанной к корме резиновой лодке, а Джордж ходил по планширю, придирчиво регулируя снасти и шверцы. Солнце ярко светило в хрустальном воздухе, и мы любовались великолепными закатами. Лишь колкий ветер напоминал, что меньше ста миль отделяет нас от паковых льдов. Когда он дул с севера, непросто было от него обороняться. Заступая на вахту, следовало сперва натянуть хлопчатобумажное белье, затем фарерское шерстяное, две пары носков, брюки, рубашку и два свитера и только потом, выбравшись из укрытия, надевать дождевое платье. Словом, не скупись на теплую одежду, иначе даже слабый ветер в два счета съест твое собственное тепло, а потом непросто согреться. У каждого был свой подбор одежды против нарастающего холода. Артур припас несколько бесформенных шерстяных шапок и пару широченных ватных брюк, в каких несут вахту военные моряки. Джордж запасся мягкими исландскими шерстяными носками и перчатками. Я натягивал длинные, почти до локтя, рукавицы ручной вязки. Но всех затмил Трондур, представ перед нами в роскошной китайской меховой шапке с болтающимися наушниками. И не разобрать, где кончается бобровый мех, а где начинается собственная косматая шевелюра Трондура.
Опыт показал, что четверым на 'Брендане' живется куда удобнее, чем пятерым. Освободившееся место пришлось очень кстати. Можно было спокойно хранить там запасную одежду и снаряжение, оставив снаружи только самое необходимое личное имущество, надежно упакованное в непромокаемые сумки. Дневные рационы были рассчитаны на пять человек — опять таки выигрыш. Если прибавить добываемых Трондуром глупышей и наши запасы копченого и сушеного мяса, то мы питались намного лучше, чем в прошлом году, и настроение само собой тоже было лучше, даже когда приходилось выковыривать из банки застывший мед. Вахтенные могли в любую минуту согреться горячими напитками — кофе, мясной бульон, чай. Свежие продукты не портились с температурами, редко превышавшими плюс пять градусов, сама природа снабдила нас холодильником — факт, который, несомненно, был вдвойне важным для средневековых мореходов, плывших тем же путем, что и мы, но более зависимых от свежей провизии.
Двенадцатого мая на 'Брендан' приземлилась усталая пичуга, напомнив нам, что перелетные птицы тоже пользуются межконтинентальным маршрутом. Пичуга была чуть больше воробья когда она, совсем обессиленная, опустилась на голову штурмана, мы опознали трясогузку. От хлебных крошек и воды она отказалась, зато немного погодя допрыгала по планширю до носового укрытия и устроилась отдыхать в изголовье койки Трондура. На другой день ее на лодке уже не было — улетела. Шутя, мы обвинили Трондура в том, что он ночью закусил птичкой. Перелеты трясогузок по древнему миграционному пути
