— Полтинник устраивает?
— Да, конечно, — сказала я, садясь в машину. И когда мы уже поехали, добавила, глядя на него и машинально почесывая ногтями ребро левой ладони — разумеется, предварительно дождавшись нашей остановки на светофоре: — Следите внимательнее за дорогой, Михаил Степанович. Не следует отвлекаться на раздражительные мысли по поводу вашей дражайшей тещи. Клавдия Никитична, конечно, стерва та еще, но стоит ли самого себя накручивать, особенно если учесть ваш возраст, избыточный вес, давле... Что с вами?! Вам плохо?..
Я выбрала скамейку напротив туннеля-выхода на посадку. Место было удачным: стоит поднять глаза — прямо перед тобой табло с объявлениями о вылете. Хам сидела молодая женщина с раскрытой книжкой и тетрадкой на коленях, а рядом стояла девочка лет семи с большим надувным мячом.
— Здесь свободно?
— Да, пожалуйста. Я села.
— Мам! Мама-а! Ну, поиграй со мной... — канючила девочка по имени
Настя.
— Мне надо готовиться к экзамену, у меня же сессия на носу!
— А ты ее вот так вот — шелобанчиком с носа. Ну, мама, ну, хоть немножко-о!..
— Отстань.
— А сама небось думает: «Меня эти формулы забодали. На фиг мне нужен этот долбаный институт, может, бросить его на хрен?»
— Что за выражения?! Где ты таких слов набралась?!
— От тебя и набралась, мамочка, от кого же еще.
— Если я употребляю в разговоре с подругами какие-то... не очень хорошие слова, то я взрослая, мне можно! А ты маленькая! Ты не должна подслушивать! И тем более повторять такие слова!
— Тетя, поиграй со мной, — переключилась Настя на меня.
— Давай.
— Не приставай к человеку!
— Ничего страшного, — сказала я. — Мне ведь все равно нечего делать. Я жду посадки.
— А наш рейс второй раз откладывают, — вздохнула женщина и перевернула страницу конспекта со множеством формул-уравнений.
Девочка стала бросать мяч мне, я отпасовывала ей назад — скорее это был не мяч, а воздушный шарик, очень легкий, и я посылала его девочке раз за разом, лишь подставляя палец — мяч отскакивал, Настя счастливо смеялась.
— Мама, я хочу пить, — вдруг сказала она.
— Ой, горе ты мое луковое, — вздохнула мать, поднимаясь. — То пить, то писать. Присмотрите пока?
— Да, конечно, — сказала я.
— Я быстро, — сказала она и направилась в сторону буфета.
Вскоре девочке надоела перепасовка. Она обняла шарик обеими руками, прижала к своему тельцу и застенчиво-улыбчиво уставилась на меня.
— А мы едем к бабушке. Я первый раз буду ехать на самолете! Но там у бабушки такие ту-учи. Мы ждем, когда тучи пройдут и будет солнышко.
— На самолете не едут, а летят, — поправила я.
— Ага. А ты куда летишь?
— Домой.
— А-а, значит, ты сюда приехала, прилетела в... — она наморщилась, вспоминая слово, — в командировку?
— Я прилетела в этот город, чтобы познакомиться со своим отцом.
— Ну, да?! — иронично-недоверчиво сказада она. — Вот я еще маленькая... пока!., и то знаю своего папу! Он ко мне на день рождения приходит и еще... Ну, не каждый месяц... А ты такая большая... и...
— Мне мама только недавно призналась, кто мой отец. Он бросил маму, когда я должна была родиться, и с тех пор ни разу не поинтересовался ни ею, ни мною.
— Я вижу, когда взрослые обманывают. Но ты не обманываешь, ты говоришь правду. Бедняжечка... — с сочувствием сказала девочка.
— В детском садике, если меня спрашивали: «Где же твой папа, почему за тобой только мама приходит?», я говорила, что он у меня капитан, сейчас в кругосветном плавании. Потом когда спрашивали: «Что ж он так долго не возвращается из плавания?», я объясняла, что его корабль потерпел кораблекрушение, и один только мой папа спасся, потому что он сильный и хорошо плавает, и он живет сейчас на необитаемом острове. Там бесплатные бананы-ананасы растут прямо на деревьях и много смешных обезьян. Но остров далеко от торговых путей, корабли туда заходят только случайно — раз в несколько лет, и папа пока не может выбраться с этого острова. Но он уже строит плот... Я сама верила в свои фантазии. А надо мной смеялись: «Если твой папа на необитаемом острове, откуда же ты об этом знаешь?»
— Мне легче, мой папа хоть иногда приходит...