— Может, я посланец — оттуда... Твое второе «я»...
И отпила еще из фужера, потянула паузу. Ему стало еще муторнее. Тут я не выдержала и расхохоталась. Он тоже. Напряжение спало.
— Слушай, посланец, — сказал он, — я уверен, что там ты устроена так же, как все женщины: вот так вот, — он провел указательным пальцем вертикально в воздухе, — а не вот так вот, — он провел горизонтально.
Я опять расхохоталась. Может, это действовал коньяк. Нет, все-таки это смешно — Олег Званцев решил поделиться результатами своих вагинальных исследований. Открыл Америку через форточку...
— Сам пришел к такому выводу или кто надоумил?
— Опытным путем. В результате длительных наблюдений и размышлений, — сострил он.
— Мы так с тобой далеко зайдем, — сказала я еще с остаточным смехом.
— Далеко или глубоко? — парировал он. Я не стала развивать эту тему.
— Ты меня заинтриговал Японией. Так что же там произошло? Он вздохнул.
— Раскрою тебе один секрет. Я тысячи раз в своей жизни ездил на такси, и ни разу — ни разу! — с меня денег не взяли. Когда рассказываешь водителю, как зовут его, его жену, хозяина таксопарка, о чем он сейчас думает, он ни за что в жизни не рискнет взять с тебя плату за проезд. Побоится — лучше тебя задобрить на всякий случай, — тут он зловеще понизил голос чуть ли не до шепота, — а то еще превратишь его в суслика. Или таракана. Или вообще наколдуешь такое... что он лишится мужской силы. Последнее, кстати, таксистов больше всего пугает. Суеверие, вера в потустороннее вообще для меня экономически очень выгодная штука, грех не воспользоваться. Я довольно прилично болтаю по-английски, немецки, французски. А по-японски ни бельмеса не понимаю. Поехал сдуру в Японию на гастроли. Везет меня самураев сын по Токио, слышу прекрасно, о чем он, сволочь, думает: «Тосихито фудзиваро Кацосуки Хокусай... арригата... шма-ригата, Фудзияма и банзай», например... А что сие означает — пес его ведает. Как читать мысли на языке, которого не знаешь, елы-палы?!.
— В Японии пришлось тратиться на такси! — догадалась я. — В Стране восходящего солнца не удалось такси на шару! Какой ужас!
— Да... — еще раз вздохнул он. Япония определенно была для него страной печальной. — Марш в ванную! — И добавил, когда я уже направилась туда: — Халат там есть.
— Халат твоей жены? — невинно полюбопытствовала я.
— Ах, не будем о грустном, — ответил он. — Спинку потереть?
Прежде чем закрыть за собой дверь ванной комнаты, я показала ему язык. И он опять рассмеялся. Чудо какой серебристый смех у тебя, Олег Званцев, обаяшка ты наш, или это я уже начала пьянеть?..
Выйдя из ванной комнаты, я первым делом, как и любая женщина в обновке, направилась к трюмо. Оттянула на себе полы халата в стороны... Н-да, мадам Званцева не во все двери проходит, в некоторые только боком — в халате поместились бы еще три таких, как я. А если завязать поясок? Ага, так уже лучше.
— Жена у тебя... нехуденькая, — сказала я Званцеву, который, все так же сидя за журнальным столиком, все так же потягивал коньяк.
И тут по его глазам я поняла, что пока я купалась, он нализался. Я бросила взгляд на бутылку — она была почти пуста. Значит, хлобыстнул больше полутора стаканов...
Званцев встал, о-очень жизнерадостно говоря на ходу: «Во всех ты, душечка, нарядах хороша», подошел ко мне — почти ровно — то, что он хорошо подшофе, выдавала лишь избыточная старательность походки, осторожность в движениях — обнял меня сзади, обе наши головы виднелись в зеркале рядом, прильнувшие друг к другу в любовном единении.
— Любишь? Да? Нет? Почему? — на манер социологического опроса поинтересовалась я.
Он в который раз рассмеялся своим замечательно-мелодичным смехом и приступил к массажу моих молочных желез.
— А ты что, не будешь купаться?
— Я утром купался, — сообщив это, он решил помочь мне выбраться из халата.
— Ты что — грязнуля?!
Он хмыкнул, сказал иронично возражающе: «Ну, да!», направился к ванной, на ходу снимая рубашку, потом остановился, сделал полупируэт — носок одной ноги будто невзначай, неспешно, даже вроде лениво прячется за подколенным сгибом другой и вдруг, неожиданно распрямляясь, учиняет мгновенный, словно бросок кобры, мощный и элегантный каллиграфический росчерк пуантом в воздухе, разворачивая туловище в противоположную сторону — и оказался вновь лицом ко мне, при этом едва не упал, но все же удержался на ногах — даже в пьяном виде вестибулярный аппарат и, соответственно, координация движений у него оставались почти на высоте.
— Ты пока раздевайся и ложись в постель.
Я развязала поясок и замерла. Вьщала из своего арсенала самую смущенную из улыбок — глазки опускаются долу, очень хорошо, если удастся покраснеть.
— Ну, я еще стесняюсь тебя... пока...
Он опять хмыкнул и вдруг заговорил — быстро и сбивчиво, язык его немного заплетался:
— Влюбляешься... — он замолчал, потом начал сызнова: — Влюбляешься... и мир вокруг становится таким прекрасным, волшебным, как в сказке!.. Пока не заглянешь в ее черепушечку... Если б ты знала, сколько лгут девушки с честными лицами!.. Что ни слово, то ложь... Господи, если б ты только знала, какие подлости мысленно планируют женщины с виду такие милые и интеллигентные!.. И всё — любовь прошла, завяли помидоры. Как отрезало! Если ты ей не веришь, ни единому слову, какая может быть любовь... Любовь, как и религия, без веры не бывает. Волшебство пропало к чертовой матери, сказка закончилась, мир опять стал сереньким. Но терпимым. Встречаешь другую. Опять любовь. Мир вокруг опять расцветает! Хочется здороваться с незнакомыми людьми на улице, всех встречных расцеловать, всем делать приятное,
