— Первый месяц каждого года я сплю не со Смолкиным, а с Лениным, — говорила Ольга по ночам и выгоняла донельзя обнаглевшего Миху спать на кушетку.
С Лениным в сердце Миха прожил большую часть своей взрослой жизни — с восемнадцати до сорока шести лет. В любое время суток, в любом состоянии Миха ощущал себя самым близким Ленину человеком. И этого ощущения хватало для сохранения самых теплых чувств к товарищу. Ему было достаточно состояния «объявленной» дружбы, которое вселилось в его душу при первой встрече с этим удивительным, сильным, простым, грубым и темным человеком.
Однажды в конце января Миха получил телеграмму следующего содержания: «Срочно приезжай Лозанну Шьют дело Твой Ильич».
Ольга была категорически против.
— Он тебя погубит! — кричала она. — Он тебя подставит! Он ни перед чем не остановится! Подумай обо мне! О детях! Ты не должен никуда ехать! Он выпутается сам!
— Оленька, — пытался успокоить ее Миха. — Я ведь только туда и обратно. Он столько раз выручал меня. Не могу же я бросить его в беде!
— Кто тебя выручал? Ленин?! Рассказывай кому-нибудь другому! Он только и знал, что учил тебя всяким гадостям! Ты никуда не поедешь!..
Но Миха был непреклонен. На следующий день он улетел в Швейцарию.
Дело, которое «шили» Ленину, носило ярко выраженный уголовный характер, хотя сам обвиняемый считал его чистейшей воды политической провокацией. Миха нашел своего друга в центральной тюрьме Лозанны. Ему инкриминировали изнасилование (с отягчающими обстоятельствами) депутата Совета кантонов. Ленин признавал, что факт изнасилования имел место. Но утверждал, что является не злоумышленником, а жертвой.
На первом свидании он рассказал Михе, что во время одного из неофициальных приемов в редакции газеты «Вуа увриер», известная активистка швейцарской Партии труда завлекла его в кулуары и «трахнула по-собачьи». Миха не понял, что значит «по-собачьи», но по интонации догадался, что надругательство над его другом происходило с изощренным коварством и жестокостью. С отягчающими обстоятельствами, так сказать.
Дело было темное. Социалисты требовали примерного наказания преступника. Пресса намеревалась раздуть скандал. Ленин делал политические заявления. Миха рыскал по городу в поисках нужных свидетелей. Изнасилованная активистка намекала на беременность. Ленин хохотал на всю тюрьму, заявляя, что «депутатки швейцарского парламента» бесплодны. Свежий номер журнала «Плейбой» вышел с цветным коллажом на обложке: полуобнаженный Ленин в огромных семейных трусах цвета швейцарского флага. В общем, атмосфера была накалена до предела.
По требованию Ленина Миха был назначен его официальным адвокатом. Он буквально лез из кожи, пытаясь спасти друга от тюрьмы. Он нашел среди обслуживающего персонала редакции свидетеля случившегося — немого уборщика, который в пластической пантомиме изобразил Михе «сцену в кулуарах» вплоть до самых пикантных деталей. Он отыскал в своде швейцарских законов статью, запрещающую депутатам парламента уединяться с посторонними без охраны. Последний раз эта статья фигурировала в судебном процессе лет сто пятьдесят назад, но Миху это не смущало. Ему удалось сфабриковать медицинское свидетельство, в котором утверждалось, что с некоторых (и довольно давних) пор Ленин страдает неизлечимой импотенцией. Но подзащитный в самой категорической форме отказался от такого «алиби», заявив, что «лучше уж пожизненное заключение».
Несколько недель упорного труда привели Миху к абсолютному убеждению в том, что его друга оклеветали. Находясь в непосредственной близости к Ленину, облучаясь его душевной энергией, обаянием и страстью, Миха постепенно обрел такую уверенность в своих силах, что при определенном стечении обстоятельств смог бы ударить кого-нибудь по лицу. Не сильно, но смог бы.
Как бы то ни было, благодаря пламенной речи Михи Смолкина на закрытом заседании суда, целому комплексу неопровержимых улик, подозрениям на сексуальную патологию в поведении пострадавшей, пластической пантомиме немого уборщика и ряду других темных обстоятельств, обвинения с Ленина были сняты. Ходили слухи, что пострадавшую подкупили. По телевидению передали, что Ленин обещал жениться на несчастной женщине в случае, если она откажется от иска. Но благодаря активности вышедшего на свободу Ленина, слухи быстро заглохли и скандала не получилось.
Ленин и Смолкин покинули Швейцарию. После двухмесячной отсидки вокруг Ленина все кипело. Он выдумывал авантюру за авантюрой и вовлекал ополоумевшего Миху в круговорот своей броуновской деятельности. Сорокапятилетний юрист Миха Смолкин впервые в жизни пожимал руку президенту Франции, играл в рулетку в Монте-Карло и посещал публичные дома Гамбурга и Антверпена.
Эту неразлучную пару видели то на трибунах стадиона Уэмбли, то на приеме у князя Гримальди. Ленин занял в бундестаге денег и купил плацкартные билеты в Москву. Оттуда они подались в Казань, затем перевалили Уральский хребет, маршем прошли через омски, томски и иркутски, из Находки перепрыгнули в Японию, где Ленин, кстати сказать, напился сакэ и приставал к Михе с неприличными предложениями, проехали всю Америку с запада на восток, пересекли Атлантику, протиснулись между Геркулесовыми столбами, покуражились в Касабланке, приняли участие в методическом семинаре в Триполи и, в конце концов, оказались на острове Кипр, откуда Миха отбыл восвояси, а Ленин — восвояси.
Домой Миха вернулся человеком дела. Вместо мягкого, сердечного, деликатного, капризного, рассеянного и нелепого мужичонки к Ольге в дом ворвался грубоватый, простоватый, прямолинейный и целеустремленный мужик. Он всегда знал, что ему нужно и не терпел никаких возражений.
Засыпая в слезах после безуспешной борьбы с похотливым мужем, Ольга с ужасом думала о том, что Миха провел с Лениным шестьдесят вечеров кряду и что теперь он никогда не излечится от тлетворного влияния диктатора.
Но вышло все наоборот. Сквозь коросту грубоватой мужественности, обставшую михин характер вопреки всяким представлениям о гармонии, временами стала пробиваться какая-то удивительная нежность, мягкая, целенаправленная, мужская. В секунды этих михиных просветлений Ольга чувствовала, как на смену гневу и ужасу приходит озадаченность. Однажды она поймала себя на том, что твердит в уме одну и ту же совершенно глупую фразу: «Я женщина! Я женщина! Я женщина!»
Поведение Михи стало беспокойнее, но в то же время ровнее. Он перестал мучиться проблемой выбора между жареной картошечкой и омлетом. Его буколические сны прекратились.
Окончательный перелом произошел под новый год. Ольга пыталась уговорить Миху уехать к ее родителями. Таким образом она надеялась обезопасить себя и мужа от новой встречи с вождем.
— Не гунди! — сказал Миха. — Я давно отказал ему от дома.
Ольга была потрясена. Она готова была поверить в самое фантастическое и не очень бы удивилась, если бы ее благовоспитанный и добропорядочный муж стал гомосексуалистом, вором, политическим авантюристом или даже убийцей. Но чтобы он порвал с ленинизмом! Такого Ольга не допускала даже в самых грандиозных своих мечтах.
Впоследствии она поняла, что во время первой и последней совместной кругосветки между Лениным и Смолкиным что-то произошло. Ниточка, связующая две эти не совсем диалектические противоположности, лопнула. Ольга пыталась вытянуть из Михи подробности размолвки, но безуспешно. Муж молчал, как ископаемая рыба. Дул свой чай, поедал овсяное печенье, и стоило в разговоре упомянуть известную всему миру фамилию, тяжело замыкался в себе, думая какую-то мрачную думу.
Ленин явился весной. Он стоял на пороге в черном поношенном костюме-тройке, черной шляпе и с грудным младенцем на руках.
— Подкидыш! — мрачно кивнул он на младенца. — Зовут Иосиф.
Он передал ребенка Ольге, нагло прошел в салон и уселся в кресло.
— Где Смолкин?
— Мой муж на работе, — зло сказала Ольга.
— На яботе… — передразнил Ленин. — Когда придет?
— Сейчас позвоню — примчится.
— Звони!..
