— Это верно, — сказал один из товарищей Харлампа, — если они везут казну, то не могут драться.
— А мне что за дело до их денег! — кричал Харламп. — Пусть выходит на поединок, а то буду бить.
— Сегодня на поединок не выйду, но даю рыцарское слово, — сказал Володыевский, — что через три или четыре дня явлюсь куда угодно, как только кончу служебные дела. А если не хотите довольствоваться этим обещанием, то я велю стрелять в вас, как в разбойника; очевидно, я имею дело не со шляхтичем и солдатом. Выбирайте, черт вас возьми! Мне некогда стоять с вами!
Услышав это, драгуны сейчас же направили дула мушкетов на нападающих, и движение это, вместе с решительными словами Володыевского, произвело впечатление на товарищей Харлампа. которые начали его уговаривать:
— Уступи; ты сам солдат и знаешь, что значит служба, а что твое желание будет удовлетворено, это верно: посмотри, какой это смельчак, как, впрочем, все из русских отрядов. Успокойся, пока просят!
Харламп еще пометался немного, но сообразив, что он рассердит товарищей или подвергнет их неравной борьбе с драгунами, обратился к Володыевскому и сказал:
— Вы даете слово, что явитесь на поединок?
— Я тебя сам вызову за то, что ты два раза спрашиваешь об этом. Через четыре дня явлюсь сюда; сегодня среда, значит, в субботу, в два часа пополудни. Выбирайте место.
— Тут, в Бабицах, множество народа, — сказал Харламп, — Сможет случиться какое-нибудь приключение. Соберемся лучше в Линкове, там спокойнее, и мне недалеко, наша квартира в Бабицах
— А у вас будет такая же большая компания, как и сегодня? — спросил предусмотрительный Заглоба.
— Нет, — сказал Харламп, — приедем только я да Селицкие, мои родственники. Вы тоже явитесь без драгун?
— Может быть, у вас являются на поединок с войском, а у нас этого обычая нет.
— Значит, через четыре дня, в субботу, в Линкове? — повторил Харламп. — Съедемся у корчмы, а теперь с Богом!
— С Богом, — ответили Володыевский и Заглоба.
Противники мирно разъехались. Володыевский был в восторге от предстоящей забавы и обещал привезти в подарок Лонгину усы пятигорца. Он ехал в Заборово в самом лучшем расположении духа; там он застал королевича Казимира, который приехал туда на охоту. Но Володыевский торопился и только издали посмотрел на будущего короля. Через два дня он кончил свои дела, осмотрел лошадей, заплатил Тшасковскому, съездил в Варшаву и явился в Линково, даже часом раньше назначенного, с Заглобою и Кушелем, которого пригласил вторым секундантом.
Подъехав к корчме, они вошли в избу промочить горле медом и начали забавляться разговором с евреем.
— Слышь ты, пархатый, господин дома? — спросил Заглоба.
— В городе.
— А много шляхты стоит здесь у вас в Линкове?
— У нас пусто. Один только стоит у меня и все сидит в горнице, богатый, со слугами и лошадьми.
— А почему он не заехал в господский дом?
— Видно, не знаком с нашим господином. Притом двор уже целый месяц стоит запертый.
— Может, это Харламп? — спросил Заглоба.
— Нет, — сказал Володыевский.
— А мне кажется, что это он.
— Где же?
— Пойду посмотрю, кто это. Слушай, жид давно он стоит у тебя?
— Сегодня, не больше двух часов.
— А не знаешь, откуда он?
— Не знаю, должно быть, издалека; лошади были измучены, а люди говорили, что из-за Вислы.
— Чего же он остановился в Линкове?
— Кто его знает.
— Пойду посмотрю, — повторил Заглоба, — может, кто знакомый. — И, подойдя к затворенной двери горницы, он постучал в нее саблей и спросил:
— Можно войти?
— А кто там? — спросил голос из комнаты.
— Свой, — сказал Заглоба, отворяя дверь. — Извините, может, я не в пору? — прибавил он, просовывая голову в комнату. Но вдруг отскочил и хлопнул дверью, как будто увидел смерть. На его лице выразились ужас и удивление, он разинул рот и идиотическими глазами посмотрел на Володыевского и Кушеля.
— Что с вами? — спросил Володыевский.
— Там… Богун!
Оба офицера вскочили на ноги.
— Что вы, сума сошли?!
— Да, Богун, Богун!
— Не может быть!
— Так верно, как то, что я стою перед вами, клянусь Богом.
— Чего же вы так испугались? — сказал Володыевский. — Если это он, значит, Бог послал его в наши руки. Успокойтесь. Вы уверены, что это он?
— Как в том, что я говорю с вами. Я видел его, он одевается.
— А вас он видел?
— Не знаю; кажется, нет.
Глаза Володыевского разгорелись, как уголья.
— Эй, жид! — сказал он тихо, махая рукой. — Иди сюда. Есть другие двери из этой горницы?
— Нет, ход только через эту избу.
— Кушель, под окно! — шепнул Володыевский. — Ну, теперь он не уйдет от нас. — Кушель, не говоря ни слова, вышел из избы.
— Успокойтесь, — сказал Володыевский Заглобе. — Не вы, а он погиб. Что он вам может сделать? Ничего.
— Яне могу опомниться от удивления, — возразил Заглоба, а про себя прибавил: 'Правда, чего мне бояться его! Володыевский со мною; пусть Богун боится!'
— Послушайте, ведь его нельзя выпустить из рук, — сказал он, ободряясь.
— Да он ли это? Мне что-то не верится. Что ему здесь делать?
— Хмельницкий послал его шпионить, наверное. Погодите. Мы схватим его и поставим условия: или пусть отдаст княжну, или мы его отдадим в руки правительства.
— Лишь бы княжну отдал, а там черт с ним.
— Не мало ли нас? Всего трое: ты, я да Кушель. Он будет защищаться, как бешеный, а с ним ведь несколько человек.
— Харламп приедет с двумя, нас будет шестеро — довольно! Молчи!
В эту минуту отворились двери и Богун вошел.
Он, должно быть, не заметил входившего к нему в комнату Заглобу, потому что теперь, увидев его, вздрогнул, лицо его вспыхнуло, и рука машинально схватилась за рукоятку сабли — но все это продолжалось только мгновение. Лицо его приняло спокойный вид, только было бледно.
Заглоба молча смотрел на него, атаман тоже молчал; в избе воцарилась тишина: эти двое людей, судьба которых несколько раз так удивительно сплеталась, делали вид что не знают друг друга.
Молчание это показалось Володыевскому вечностью.
— Послушай, жид — сказал вдруг Богун, — далеко отсюда до Заборова?
— Недалеко, — ответил жид. — Ваша милость сейчас едете?
