со мной на улицу. При свете луны я увидел, что лечу над поселком, а рядом, крепко держа меня за руку, летит моя хозяйка в развевающемся черном платье; ее седыми волосами играл ветер, а лицо напоминало застывшую маску. Мое сердце словно остановилось от страха, но я старался держаться за старуху, чтобы не свалиться с огромной высоты. Вскоре вдалеке показался полуразрушенный храм; его золоченые купола тянулись вверх, к небесам. Мы влетели внутрь. Я услышал тихое пение. Вокруг было темно, только у разрушенного алтаря горела одинокая свеча. Присмотревшись, я заметил призрачные фигуры монахинь, читающих молитвы. Сквозь их темные силуэты просвечивали старые стены. Моя спутница бросилась на пол у распятия и долго лежала, шепча молитвы, затем, словно спохватившись, она крепко сжала мою руку и взмыла в воздух. Подлетев к домику, мы с шумом ворвались внутрь, и я ощутил, как она втолкнула меня в тело, спящее на кровати.
Очнулся я от яркого луча солнца, бившего сквозь щель в заколоченном досками окне прямо мне в глаза. Я увидел, что одетый лежу на соломе в углу пустой комнаты, где пыль густой пеленой покрывает пол. Я выскочил во двор: вокруг молчаливо стоял заброшенный сад с зарослями крапивы. Покосившаяся изба сиротливо смотрела на меня заколоченными окнами. Выбравшись на улицу, я ринулся прочь от заколдованного места. Долго еще плутал я среди дачных поселков, но так и не нашел домик Джи. Ругая себя за отсутствие алертности, я кое-как добрался до электрички и поехал в Москву.
Только проехав три остановки, я вдруг вспомнил, что забыл в странной избушке свою добычу: самогон и баранью ногу. Совсем обескураженный, я приехал в Москву и, сойдя с электрички, быстро добрался до метро “Авиамоторная” и бросился к квартире Феи.
На долгие звонки дверь открыла соседка; увидев меня, она изменилась в лице. Ее глаза засверкали ненавистью, и она злобно прошипела:
– Твои покровители надолго уехали.
Она резко хлопнула дверью, давая понять, чтобы я немедленно убирался.
“Как жаль, что рядом с Феей проживает такая темная душа”, – сожалел я. Не имея никаких шансов найти Джи, я отправился на Киевский вокзал и купил билет на скорый поезд “Молдова”. Моя душа была полна отчаяния: я опять упустил свой шанс.
По дороге в Кишинев у меня было достаточно времени, чтобы окончательно привести мысли в порядок. Я открыл свои записи и стал читать то, что удалось записать со слов Джи.
“Посвятительные работы на Земле считаются каторжными работами в нашей Вселенной. Люди, достигшие внутренней свободы, берутся за это добровольно, не жалея своей крови, жертвуя великолепными условиями бытия в высших Космосах. Они нисходят в мир, чтобы своей кровью полить Землю, удержать ее от падения в адские глубины.
Наш Космос основан на законах Гермеса Трисмегиста; эволюционное строительство Космоса было осуществлено им в течение тысячелетий. Он является Посвятителем нашего Кольца. Ведя борьбу с космической инволюцией, хаосом, мировой анархией и силами сознательного зла, Г.Т. указал путь раскрытия высшего творческого потенциала человека”.
В этот момент навязчивый сосед по купе достал бутылку водки и, толкая меня локтем, сказал:
– Да брось ты свои каракули, давай лучше выпьем и поговорим о жизни.
Я посмотрел в его глаза и понял, что он не тот человек, с которым можно выпивать, ибо он никогда не пойдет по Пути Просветления.
– Видали мы таких гордых, – прохрипел он, наткнувшись на мой холодный взгляд.
Я отвернулся и молча продолжал чтение.
“Основной задачей Гермеса Трисмегиста было показать то, что человек может дойти до Бога, опираясь только на свои силы. Но для этого надо родиться Героем. Импульс Гермеса – это импульс, идущий снизу. Герметический ток основан на строгой дисциплине, на жертве, на вечном подвиге, на постоянном сверхусилии. Только люди, происходящие из расы Героев, способны на рост из самих себя. Но ты не являешься Героем.
Импульс Христа – это помощь, идущая с небес; Сам Господь через Иисуса Христа протягивает помощь свыше, и тебе необходимо обратиться к Нему, если ты хочешь достичь неба”.
От этих слов передо мной раскинулась панорама необъятного звездного Космоса, и я ощутил дыхание потусторонних миров.
Глава 5. Московский алхимический лабиринт
Когда поезд наконец прибыл на кишиневский вокзал, я выскочил из вагона и упругой походкой направился к привокзальной площади. На меня нахлынула суета южного города: пыльные улицы, мужчины и женщины, несущие сумки с овощами, – им не было дела до стремления в высшие миры, – и мне сразу захотелось вернуться обратно, в Москву, к Джи, хоть я и не удержал свой шанс. Подойдя к остановке троллейбуса, я вдруг услышал голос Гурия:
– Я думал, ты в Москве. Как ты оказался здесь? – Гурий, в джинсовой куртке и с дорогим кожаным портфелем в руке, недоуменно смотрел на меня.
Я досадливо махнул рукой, скользнув угрюмым взглядом по его удивленному лицу; чувство отчуждения захватило меня, и никого не хотелось видеть.
– Как ты провел время в обществе Джи? – заинтересованно спросил он.
Я упорно молчал, и по моему неприветливому лицу он понял, что мне не до него.
– Позвони мне, когда сможешь, – попросил он и вскочил в подошедший троллейбус.
Месяца через два Гурий получил письмо, в котором Джи приглашал его познакомиться с алхимическим лабиринтом Москвы. Радости Гурия не было предела. Он заглянул ко мне ненадолго, с огромным рюкзаком за плечами, и в этот же день вылетел в Москву. Я тоже хотел поехать с ним, но не мог: дела держали меня в Кишиневе.
Дни пролетали однообразно и скучно; иногда мне удавалось уловить сон, где я встречал Джи, и это было единственной радостью. Прошла осень, началась зима. Никто из моих знакомых не хотел и слышать о Пути; я был одинок в своем устремлении.
Однажды вечером, когда я перечитывал самиздатовский том Кастанеды, раздался настойчивый стук в дверь. Я открыл – и увидел веселое лицо Гурия. Он важно стоял на пороге, в истертых джинсах, со своим нелепым круглым рюкзаком за спиной.
– Наконец-то ты вернулся! – обрадовался я.
Гурий протиснулся в дверь, цепляя рюкзаком за косяк, и протянул мне задубевшую ладонь. Я довольно холодно пожал его руку, чтобы сбить московскую спесь, а затем пригласил за стол, приготовив кофе с коньяком. Гурий пренебрежительно огляделся и заметил:
– Да, у тебя не так интересно, как в Москве, – ты здесь, в провинции, уже, видать, отстал от духа времени.
Мне был неприятен его высокомерный тон: он пытался показать, что его шансы намного выросли.
– Я приехал прямо к тебе, даже домой не зашел, – произнес он, отхлебывая кофе. – Но ты не думай лишнего о себе, это я поступаю так по просьбе Джи.
Колкие замечания так и вертелись у меня на языке, но я, помня о самонаблюдении, сдержался: очень хотелось узнать все до мелочей. “Его опыт может пригодиться мне на Пути к Просветлению”, – подумал я и, преодолев себя, налил ему сто граммов коньяку в граненый стакан.
