встречаться с замечательными людьми – его сущность, именуемая Бедной Золушкой, получает доступ к внутреннему кислороду и его душа может расцвести. Иначе она умирает, и человек превращается в живого мертвеца: он становится холодным и инфернальным.
Глаза Джи излучали небесный огонь, и пространство стало вдруг свежим и легким, словно после разряда молнии.
– Когда влияния неба проникают в душу человека, – продолжал он, – его сущность просыпается от сна всемирного гипноза, и, вспоминая себя, человек проявляет интерес к духовному. И такие люди на определенном этапе становятся беспомощными. И вот тут миллион икринок природа бросает в жизнь, а выживает одна. Начинающему ученику надо реально понять тщету жизненных ценностей. Сущность человека считается проснувшейся, если в нем реально умерли мирские интересы. Такой человек может встретить Школу на своем пути. Но, поскольку шансы приходят в невзрачном виде, он может пропустить их. Школа берет людей с сущностью, которая хоть на миг проснулась от гипнотического сна, и намагничивает ее ветром реальной свободы.
– Я не собираюсь упускать свой шанс, – улыбнулась принцесса. В этот миг я тоже ощутил необыкновенную легкость и понял, что внутренние разбойники на время сложили оружие.
Настал последний день нашего пребывания в Пскове. Джи с Белоснежкой отправились в город, а я пошел в белый храм отмаливать грехи, надеясь избавиться от кипящей лавы, которая разрывала душу.
В переулке, возле обветшалой церкви, меня вдруг подозвал старик с сизым картофельным носом. Он что-то прятал под полой рваной телогрейки.
– Сынок, выручи, а? Купи икону. Всего за пять рублей отдам.
Он бережно развернул белый платок, и на меня укоризненно взглянул лик Спасителя. Я порылся в карманах, нашел три измятых рубля и немного мелочи.
– Вот – все что есть.
– Да и на том спасибо, – прошамкал старик и скрылся за углом.
Образ, без оклада, немного потемневший от времени, видимо, был написан талантливым иконописцем. Казалось, от него излучалось невидимое сияние. Глубокие глаза Христа озарили мою душу тихим светом.
Выйдя за церковную ограду, я вдруг заметил Джи: он бросал крошки хлеба голодной синице.
– Я хочу провести последние в этом городе часы в обществе нашей принцессы, – предложил Джи, как будто не удивляясь встрече со мной.
– Вряд ли успеем, – возразил я. – Через четыре часа наш поезд отправляется в Петербург, а нам еще надо загрузить в багажный вагон шестнадцать ящиков с аппаратурой.
– Ты всегда боишься рисковать. Везде соломку стараешься подстелить. Такие расчетливые спутники вряд ли выживут на Корабле Аргонавтов.
“Если бы не моя расчетливость, меня бы давно смыло с Палубы”, – подумал я.
– Если возьмешь на себя ответственность, мы не опоздаем, – произнес Джи.
Мы молча подошли к дому, где жила наша Белоснежка. У меня возникло нелепое подозрение, что Джи может навсегда остаться в этом городе. На длинный звонок дверь открыла принцесса с заплаканными глазами.
– Что с тобой, дорогая моя? – спросил растроганный Джи.
– Я уже не смогу жить так, как раньше. Я вдруг поняла, что до сих пор моя душа спала, а теперь открылась таинственному ветру, и, если вы уедете, она погибнет. Что мне делать без каравана Принцессы Брамбиллы? – грустно произнесла она.
Я вышел на кухню и налил себе остывшего кофе; мне и самому не хотелось уезжать.
“О чем они сейчас говорят?” – думал я. Я помнил, что в минуты расставания время невероятно уплотняется и становится возможным передать неуловимый импульс Луча.
Мои размышления прервал голос из радиоприемника: “Московское время двадцать ноль-ноль”.
Осторожно постучав в дверь соседней комнаты, я напомнил:
– Наш поезд отходит через два часа, а мы еще не упаковали вещи в гостинице.
– Все, я отпускаю вашего наставника, – сказала Белоснежка. – Теперь у меня появилась надежда на иную жизнь.
Мы простились с ней и вышли из ярко освещенной теплой квартиры на темную улицу. Через двадцать минут напряженного ожидания к остановке подошел автобус, и мы, сев на мягкие сиденья, облегченно вздохнули: наконец-то можно было расслабиться и закрыть глаза.
“Почему так мало людей, способных отправиться на поиски Просветления?” – раздумывал я. Неожиданно автобус затормозил, и мои размышления прервал окрик шофера:
– Все, приехали. Выходите, автобус дальше не идет.
Я схватил чемодан и послушно вышел, Джи вслед за мной, дверь за нами закрылась, шофер нажал на газ, и автобус скрылся в темноте ночи. Джи огляделся вокруг и, не заметив ни одного огонька поблизости, строго спросил меня:
– Почему ты вышел из автобуса в столь пустынном месте?
– Потому что дурак, – ответил сконфуженно я.
Я всмотрелся в сырую темноту и понял, что города поблизости нет. Мы стояли в открытом поле, свистел пронизывающий ветер, и мало было надежды выбраться отсюда.
– Только теперь я понимаю, с каким нелепым и безответственным существом я связался, – сказал недовольно Джи. – Ведь я дал тебе задание – следить за внешней ситуацией.
– Это шофер виноват во всем, – оправдывался я.
Было темно и пустынно, а до отхода поезда оставалось сорок пять минут. Меня охватила дикая паника: ведь если мы опоздаем, то Норман выгонит нас из джаз-ансамбля. Я не думал, что будет, если музыканты приедут в Питер без аппаратуры, мне просто было очень страшно лишиться общества Джи.
– Отчего вы постоянно ищете новых людей? – поеживаясь от холода, спросил я.
– Я подбираю мистическую группу, которая в посмертных мирах продолжит Орденское строительство, – ответил он. – Людей, желающих в нее попасть, я провожу через алхимический лабиринт, разбросанный по всей стране. Проходя через него, смельчаки трансформируют свой хаос в космос, совершенствуют свои душевные качества и возжигают огонь стремления к Духу.
Для этого я организую археософские экспедиции, в которых адепты естественным путем натыкаются на труднопреодолимые препятствия. Званых много, но мало избранных. Те, кто не прошел стражей порога, сходят с дистанции, превращаясь в застывшие статуи, стоящие вдоль всего посвятительного Пути.
Вдруг из темноты вынырнул огромный самосвал. Я бросился ему наперерез. Шофер резко затормозил и, распахнув дверь кабины, закричал:
– Ты что бросаешься под колеса? Я не собираюсь из-за таких идиотов, как ты, сидеть в тюрьме.
– Мы опаздываем на поезд. Довезешь нас за бутылку водки до гостиницы “Псков”?
Шофер злобно засунул водку под сиденье и посадил нас с Джи в кабину. Взревел мощный мотор, и мы помчались по направлению к городу.
Заскочив в гостиницу, я как попало побросал вещи в свой огромный коричневый чемодан и стал с недовольством смотреть, как Джи неторопливо укладывает дорожную сумку.
– Не смотри на меня такими жуткими глазами, лучше выйди на улицу и поймай такси.
Я схватил чемодан и выбежал на тротуар, к самой бровке, пытаясь поймать такси. Медлительность Джи задела меня. Однако, как только такси остановилось, Джи первым сел на заднее сиденье. Через десять минут мы были у багажного отделения. До отхода поезда оставалось всего семь минут, а наши ящики сиротливо стояли на тележках у вагона. Я огляделся и увидел двух грузчиков, лениво попивающих пиво.
– Эй, братишки, не могли бы вы помочь загрузить эти ящики в багажный вагон?
– Нашел дураков, – ответил высокий мужик, сверкнув холодными глазами.
– Только за бутылку водки, – сказал второй, помельче ростом.
Было видно, что его красная физиономия давно не просыхала от пьянства. Я достал последнюю
