— Что же это? — в отчаянье повторил он.
Совершив ещё несколько попыток, Вирский отнял руку и посмотрел на свою ладонь. Ничего особенного. Самая обыкновенная ладонь. Почему он не смог вытащить топор?
«Кто-то засадил его туда со всей мочи — вот и весь ответ!» — пронеслась в голове шальная мысль.
Все! Больше здесь нечего делать. Вирский отступил в темноту. Ладони вновь начали зудеть, словно их кололи тысяча иголок. Он яростно взмахнул руками и сдавил ладони вместе, пытаясь унять зуд.
Убить немца не вышло, а Вирский был так уверен, что это поможет избавиться от зуда в ладонях! Он жаждал убийства, но руки его не слушались. Как такое возможно? Сергей не один раз расстреливал в бою фигуры немцев, идущих в атаку между танками. Он нажимал на курок, и фигуры, откликаясь на это действие, падали. Так почему он не может зарубить немца? Что ему мешает?
Возможно что-то внутри него. Какой-то маленький человечек, который не хочет убийств. Странно…
— Но я должен убить фашиста, — тихо сказал он.
Если он сам не может сделать ЭТО, значит, ЭТО сделает за него кто-то другой.
Вывод был очевидным.
Вирский бросил взгляд в направлении костра, возле которого находились пленный, Калинин и политрук. И ещё от костра удалялся Смерклый. Вирский смотрел на его неуклюжую фигуру и думал, что должен заручиться поддержкой именно крестьянина. Именно Смерклому за последнее время досталось и от лейтенанта, и от Ермолаева… и от рядового Приходько.
Вирский захотел догнать Смерклого, но выйти из-за дерева прямо на свет костра было бы подозрительно. Вирский решил обойти это место. И только он сделал первый шаг, как из ствола дерева вывалился топорик, которым Вирский намеревался зарубить пленного. Он на мгновение остановился, напугавшись от неожиданности.
Дерево, из которого вывалился топор, ожило…
— Наша рота, — рассказывал Янс Штолль, — численностью около ста двадцати человек, выступила из расположения части несколько дней назад. Позавчера вечером мы вошли в маленькую деревню, под названием Потерянная. Там совершили короткий привал и двинулись дальше.
— Именно там вы получили маковую булочку? — на секунду прервав рассказ, спросил Калинин.
— Да, — кивнул немец. — Булочки раздавала одна из старых женщин в деревне, посоветовав на прощание не есть их сразу. Булочки взяли многие солдаты, многие их сразу и проглотили. Я и мой друг Карл, спрятали булочки, надеясь насладиться ими в дальнейшем.
Вечером мы покинули деревню, потому что командование торопило нас. Пройдя десяток километров, мы заночевали прямо в поле. На следующее утро мы оказались на окраине этого леса. Оберлейтенант Дитрих находился в нерешительности. Ему был выделено ограниченное время для выполнения задания, а тут оказалось, что мы находимся перед лесом, который не обозначен на карте. Дитрих приял решение войти в лес.
Многое в рассказе Штолля показалось Алексею знакомым. Оберлейтенант Дитрих, так же как и командир Красной Армии Алексей Калинин, был поставлен перед проблемой выбора — входить в необозначенный на карте лес, чтобы выполнить задание, или вернуться? Дитрих, как и Калинин, выбрал первое.
— Идти было сложно, — продолжал немец. — У нас не было лыж и приходилось протаптывать дорогу в сугробах. Холодный воздух и напряженная тишина неизвестного леса давили на солдат. Все волновались. Войдя в лес, мы успели сделать только один привал.
— Что произошло? — нетерпеливо спросил Калинин.
— Было приблизительно два часа дня. Мы двигались по этой просеке, потому что здесь самые низкие сугробы, и кроны деревьев пропускают свет, который немного освещает дорогу. Командир роты без остановок гнал нас вперед. Нам хотелось кушать, и мы с Карлом достали булочки, которые дали старушки. Я не успел даже надкусить булочку, потому что увидел возле дороги столб с указателем.
— Вы сказали — столб с указателем? — переспросил Калинин.
— Что он сказал? — спросил Зайнулов, прочитав тревогу на лице Алексея.
— Сейчас переведу, — заверил Алексей, стараясь не упустить ни единого слова из рассказа Штолля.
— Рядом с дорогой стоял столб с указателем… Даже нет! Столб с прибитой к нему доской, на которой была какая-то надпись. Не могу сказать, что было там написано. Я не говорю по-русски и тем более не читаю на вашем языке, но многие буквы я видел на плакатах в захваченных городах. Могу только сказать, что буквы были вырезаны в теле доски, а сам столб покрывали рубленные узоры.
Калинин перевел политруку описание.
— На их пути попался столб? — удивился Зайнулов. — Когда мы осматривали местность, нам столб с табличкой не попадался.
— Быть может, мы его не заметили? Было довольно темно.
— Возможно, — задумчиво произнес Зайнулов. — Пусть продолжает рассказ.
Калинин перевел Штоллю слова политрука, и тот, кивнув, продолжил:
— Из случившихся далее событий я помню немногое. Внезапно послышался пронзительный хруст снега. Я не успел снять с плеча автомат, не успел даже повернуть голову, чтобы осмотреться. Что-то обхватило мои ноги за щиколотки и рвануло вниз так сильно, что слетела с головы каска. Я провалился в снег. Что-то сильное бросало меня из стороны в сторону, словно тряпичную куклу. Что-то острое резало мое тело, срывая одежду. Я коснулся рукой ЭТОГО. Не могу описать свои ощущения. Рука коснулась живой плоти, но плоть была такой твердой, словно камень. Ее густо покрывала жесткая щетина.
Я ничего не видел. Снег залепил глаза, набился в рот. А потом все вдруг пропало… Не помню, как я очнулся. Мне было жутко холодно, потому что я с головой находился в сугробе. Не хватало воздуха, и я начал разгребать снег. Наконец я выбрался. Вокруг возвышались стволы деревьев. Стоял непроглядный мрак. Я находился в лесу неизвестно как далеко от дороги! И я был совершенно гол.
Раны на теле кровоточили. Я останавливал кровь снегом. Было невыносимо холодно, и я попытался укрыться пышными ветвями сосны. Чуть позже я наткнулся на Карла, который тоже выжил и тоже был гол. Мы соорудили в снегу некое подобие берлоги, уложив стенки ветвями ели и сосны. Мы провели ужасную ночь, не смыкая глаз и дрожа от холода. Днем, когда слегка потеплело, нам удалось уснуть. А когда мы проснулись, то почувствовали слабый запах гари и увидели свет костров. Мы пошли на свет, но наткнулись на вашего часового… Он выстрелил… Пуля попала Карлу прямо в голову… Пленный не смог сдержаться и снова заплакал. Калинину стало неловко.
— Я понимаю, что вам трудно рассказывать об этом, — произнес Алексей, — но все-таки я хотел бы спросить. Когда вы дотронулись до неведомого существа, у вас в руках была эта булочка? Или вы подобрали её потом, в снегу?
— Не могу вспомнить, — немного придя в себя, ответил немец. — Но, по-видимому, булочка все время была со мной.
Калинин перевел политруку последнюю часть разговора, и затем добавил от себя:
— Похоже, он и его друг — единственные, кто остался жив. Нужно проверить, но, по всей видимости, у его друга, застреленного нашим часовым, тоже должна находиться булочка.
— Ничего не понимаю, — помотал головой Зайнулов, — вы о чем?
— Мак у древних славян считается защитой от нечистой силы. Рассыпанный по полу, он лишает нечистую силу движения, а брошенный в глаза — ослепляет.
— Вы о чем, товарищ лейтенант? — строго спросил Зайнулов. — Какая нечистая сила? Вы — командир Красной Армии, советский гражданин, а несете всякую ерунду о нечистой силе!
— Но вы должны признать, Рахматула Ахметович, — с живостью произнес Калинин, — что выжили только те, у кого в руках находилась булочка с маком. Скажем, Штолль дотронулся до существа той стороной булочки, где находился мак. После этого существо бросило немца в снегу, и поэтому он остался жив. Как и его друг. А вот остальные…
— Рассказ пленного не проясняет картину, а только все запутывает, слегка рассерженно сказал Зайнулов. — Надо ложиться спать. Утро вечера мудренее. Но у меня остался последний вопрос.
