— Как ты? — Спрашивать, где тот был, не стал.
«Может с Веркой что…»
— Не болеешь?
— Настроения нет.
Так и было.
Без Верки родной вокзал сразу стал скучен, пуст. Веркина мать сообщила последние новости. Они оказались неутешительными.
Вернувшись в камеру хранения, Динка все рассказала в служебке. Кто-то тут же стукнул начальнику станции. Еще кто-то, а может и сама Динка, тут же позвонил Верке домой, рассказал супругу о скандальном поведении жены.
Зареванную Верку после бессонной ночи в Барыбине на станции встречал разъяренный муж. Он не пошел на работу, ждал жену. Верка не была готова к разговору, во всем призналась.
— На вокзале она теперь не появится, — заключила мать. — Уволится. Но, кажется, и муж ее бросит. Сегодня поехал к своей матери. Что та посоветует…
Игумнов, разумеется, ничего об этом не знал.
Спросил еще:
— Насчет Николы — в курсе?
— Да. Я думаю, это кто-то из черных.
Игумнов был в этом уверен:
— Я видел Эдика с кодлой. Там был один. С металлической трубкой. Маленький, метр с кепкой.
— Он из охраны «Аленького цветочка».
— Таймасхан. Когда отправим поезд, я дам ориентировку.
Качан сам спросил:
— К Николе в больницу поехали?
— Тебя не нашли — Картузов обещал послать Карпеца.
— Да? — Качан удивился. — Я видел Карпеца у депутатской. Он там за адьютанта. С рацией. Может уже вернулся?
Игумнов по-блатному заскрипел зубами. Все шло не по-людски.
«Сейчас у нас главное — избранники! А Никола?!»
Телефоны в дежурке снова накалились от звонков. Трубка жгла ухо.
Сведения о передвижениях депутатов все, даже КГБ, предпочитали узнавать у дежурного — из первых рук…
— Алло! Игумнов там далеко?..
— Да вот только вошел! Игумнов возьми трубку…
— Слушаю!
Он только успел переговорить со справочной больницы, потом с экстренной хирургией. Никола все еще был на операционном столе.
— Ну как там, в Инспекции? — У телефона был начальник розыска с Белорусского. — Отбился от Исчуркова?
— Все нормально, — Игумнов уже успел остыть.
— Я чего звоню? Может встретимся, посидим? — Ему еще казалось, что Игумнов может остановить надвигающуюся беду. Что-то притормозить. У вас когда проводы?
— Уже идут.
— Жаль. А то хотел тебя позвать.
— Ты где?
— Паримся. Место отличное. И машина есть. Может послать за тобой?
Особенно близки они никогда не были. Еще утром он листал уголовно-розыскное дело. Оба знали, что в нем липа. Не только они. И его начальник, и Скубилин. И транспортный прокурор…
«Вот как обернулось…»
— Спасибо. В другой раз.
— Смотри. Мой шеф может отпросить тебя у Картузова.
— Хотел поговорить?
— Да. Есть нюансы…
«Белорусс» был свой брат — розыскник. С ним было хоть на задержание, хоть в парную…
Теперь все менялось.
Дело об убийстве милиционера выглядело первой ласточкой.
До многого можно было дойти, чтобы угодить начальству, чтобы генералу и транспортному прокурору, и заместителю министра было чем отчитаться перед министром, перед ЦК КПСС, перед Съездом.
— Ладно. Бывай. Может еще обойдется…
— Не думаю. Транспортного прокурора всегда вытащат. А крайнего найдут среди нашего брата. Да что я тебе говорю… Сам знаешь…
Пора было возвращаться на платформу.
— Внимание! — раздалось одновременно во всех рациях.
По вокзальному радио грянули «Прощание славянки».
С площади показался въезжающий на перрон «Икарус» с депутатами. Впереди шла патрульная машина ГАИ. Стреляя вращающимся светом над кабиной, описала полукруг.
«Бакланов прибыл…»
За первым показались и другие автобусы. Партийные избранники ехали весело. С песняками.
Цепочка милицейского охранения развернулась, пропуская «икарусы».
Блестящие, только что из мойки, автобусы выстраивались в безупречную линию, бампер к бамперу. От депутатской, от черных «чаек» с цветами и улыбками к «икарусам» потянулись провожающие.
— Делегатам исторического Двадцать седьмого… — заорали в мегафон.
— Га-га-га… — отбило от стен.
— Ура-а-а!
— Ма-лад-цы!.. Ма-лад-цы… — наддала многоголосая группа скандирования.
А в это время от выходного светофора чистенький отдраенный электровоз уже подавал к перрону фирменный состав.
Первым подрагивал на стыках вагон члена Политбюро — Первого республиканского секретаря — проверенный, простуканный, пронюханный специально тренированными собаками.
В пути следования спецвагон автоматически становился последним внешне ничем не отличающийся от других — не знающий толчков, бронированный, с салоном, спальней, автономной системой электропитания и связи.
— Внимание, внимание… — билось в милицейскмих рациях. — внимание…
Делегаты уже покидали автобусы — разгоряченные, довольные, с одинаковыми новыми кейсами-«дипломатами» — подарками участникамсъезда, со свертками из Книжной Экспедиции; с сумочками, баулами, цветами. Направлялись к составу.
Остальные вещи должны были привезти кубинцы. Они все еще не подъехали.
— Товарищи депутаты… — гремел магфон распорядителя. — Не будем спешить в вагоны…
Дальше шло ставшее уже привычным надоевшее словоблудие:
— Давайте еще раз насладимся обликом любимой столицы… Перед нашим мысленным взором снова возникает незабываемая панорама Кремля… — В конце прозвучал неназойливый совет. — Дадим возможность охране и сопровождению принять вещи, которые сейчас доставят из гостиниц и разнесут по купе…
На короткий момент волна сановных провожающих двух ведомств накрыла вместе Картузова с начальником Управления Скубилиным. Встречи и проводы делегатов были их общим ярмом. В отсутствии подчиненных они были избавлены от того, чтобы кривить душой.
— Баба с возу… — Генерал Скубилин покосился на «икарусы».
— Быстрее бы уж!
